Дрессировка животных

Дрессиро́вка живо́тных (от франц. dresser — выправлять, обучать), — комплекс обучающих действий над животными, предпринимаемых для выработки и закрепления различных условных рефлексов и навыков. Дрессировка может производиться с целью развития дружеских отношений, формирования адекватного поведения животного для нахождения его в человеческом обществе, поиска объектов какого-либо типа, защиты в определённых обстоятельствах или развлечения. Дрессировка является необходимостью для комфортного взаимного сосуществования человека с определёнными видами животных.

Дрессировка — один из древнейших методов управления животными и людьми. Многие люди используют дрессировку и подвергаются дрессировке, даже не подозревая об этом. Дрессировка — это научно обоснованное, целенаправленное, методическое и систематическое воздействие на животное, с целью выработки у него конкретных, необходимых навыков и умений для использования какой-либо службе, народно-хозяйственной деятельности или управления поведением в повседневной жизни.

Два главных понятия дрессировки — это управляющие сигналы и подкрепление: положительное или отрицательное. Дрессировку следует отличать от стимулирования, или системы наград и наказаний. Награды и наказания приходят обычно после того, как действие совершено, часто спустя длительное время, как, например, в уголовном суде. Подкреплением же называется то, что происходит во время поведения, что сопровождает, как бы «комментирует» поведение и направляет его в ту или иную сторону.

Позитивное подкрепление, например улыбка, ласка, доброе слово, в целом эффективнее, чем негативное, и достаточно широко используется как в отношении животных, так и между людьми. Негативное подкрепление (нахмуренные брови, недовольная интонация и пр.) не эффективно в отношении свободных существ, которые могут просто уплыть, уйти или убежать из-под негативного воздействия.

Считается, что для выработки устойчивого целевого поведения у животного требуется от 20 до 200 подкреплений, у человека — от 2 до 20.

Основа дрессировки

Основой дрессировки животных является образование условных рефлексов, согласно учению И. П. Павлова о высшей нервной деятельности. Используя самые различные раздражители, например, такие как звуковые, пищевые и сигналы жестом, являющиеся условными, и механические действия, считающиеся безусловными рефлексами. Именно такое воздействие вызывает у животных необходимую реакцию, которую пытается закрепить дрессировщик.

Способы и методы дрессировки

Человек, занимающийся дрессировкой должен уметь чувствовать зависимость типа высшей нервной деятельности обучаемого животного от его особенностей и только после определения этой зависимости можно выбрать необходимый для данного животного метод дрессировки.

Контрастные методы

В случае выполнения необходимых команд животное поощряют, в случае неподчинения — наказывают. Для того, чтобы выработанные навыки закрепились, животное необходимо периодически тренировать. В этом случае дрессированное животное будет идеально выполнять все действия, которые требует от него человек.

Механический метод

Болевой метод, который вынуждает животное выполнять необходимые дрессировщику действия, основан на ощущениях боли, которое заставляет дрессируемый объект делать то, чего от него добивается человек. Этот негуманный метод применяется некоторыми специалистами при дрессировке хищников в цирке и крупных животных. Также он получил распространение в сельской местности, в обращении со скотом. Вырабатывая навыки, человек добивается от животного выполнения заданных действий.

Жестокие и болевые методы дрессировки много лет подвергаются критике различных обществ защиты животных.

Поощрительный метод

Поощрительный метод дрессировки используется в обучении охотничьих и пастушьих собак, а также цирковых животных. Собака, как существо с достаточно развитой высшей нервной деятельностью, хорошо воспринимает такой метод обучения. При поощрительном методе обучения натуральные рефлексы закрепляют дачей корма, или лаской. Например, многие животные готовы выполнить необходимое задание за то, что хозяин их просто погладит, или даст кусочек лакомства. Чем выше развит в интеллектуальном уровне объект дрессировки, тем быстрее он воспринимает и выполняет задания, тем быстрее происходит закрепление необходимого рефлекса.

Подражательный метод

Подражательный метод дрессировки основывается на повторении молодым животным действий другого, более старшего и уже обученного. Этот метод широко применяется для обучения пастушьих собак, охраняющих отару овец и помогающих чабану собирать животных в отару. Щенки, видя как их родители выполняют необходимые команды, получают похвалу человека, очень быстро повторяют действия старших особей и дрессируются в процессе работы.

Подражательный метод применяется также при дрессировке дельфинов.

Виды и разнообразие дрессируемых животных

Дрессировке подлежат различные виды как диких, так и домашних животных. Диких животных предварительно приручают, а потом дрессируют. Чем моложе животное, тем легче оно дрессируется и привыкает к человеку. Элементами дрессировки могут быть простейшие действия с сельскохозяйственными животными, например, доярка доит корову, но если животное предварительно не подвергалось определённой дрессировке, то дойка будет проблематичной и корова просто не отдаст доярке молоко. Именно поэтому животное предварительно приучают к месту, помещению, к виду и запаху человека. Это простейшая дрессировка, но даже такое приучение и приручение считается тренингом.

Лошадь дрессируют, приучая к хождению в поводе, чистке, закрепленному у неё на спине седлу, а тренинг лошадей для выездки или для высшей школы верховой езды является достаточно сложной дрессировкой, требующей определённых знаний и умений человека.

Особенности дрессировки птиц и насекомых

Дрессировке поддаются птицы и насекомые. Например, приручение голубей к перелетам на дальние расстояния. Именно благодаря работе человека с этими птицами, и выработалась способность почтовых голубей находить дорогу к дому.

Пчеловоды, которые хотят получить мёд с определённого вида растений, заранее работают над созданием у пчёл условных рефлексов на запах необходимых цветов. Этот метод был впервые предложен советским учёным А. Ф. Губиным в 1933 году. Достигаются необходимые действия методом подкармливания насекомых сахарным сиропом с добавлением аромата определённого медоноса. Привыкнув к определённому виду, вкусу и запаху, пчёлы в дальнейшем будут искать именно это растение.

Сравнительная эффективность дрессировки

Как способ обучения, использующий в первую очередь бессознательные механизмы, дрессировка эффективна в отношении детей и взрослых, не склонных обдумывать свои действия. В частности, Б. Ф. Скиннер показал высокую эффективность дрессировки перед другими методами воспитывающего влияния на заключённых и больных в психиатрических лечебницах («По ту сторону свободы и достоинства»). Как правило, результатом дрессировки является поведение, доведённое до автоматизма, поэтому её часто используют в профессиях и видах деятельности, где необходимо преодолевать страх, например в армии. Близким по форме к дрессировке является метод оперантного обусловливания и программированного обучения.

Во влиянии на взрослых, имеющих адекватные ценности и активно использующих возможности сознания, вместо дрессировки используют договорённости.

Цирковая дрессировка

Дрессировка животных для цирковых выступлений известна достаточно давно. Ещё в Древнем Египте и в Древнем Риме использовались животные для этих зрелищных мероприятий. Сейчас в цирке можно увидеть самых различных дрессированных животных, начиная от слонов, заканчивая мышами. Если основная часть дрессировщиков использовала болевые методы в работе с цирковыми «артистами», то В. Л. Дуров впервые применил безболевой поощрительный метод, основанный на учении И. П. Павлова об условных рефлексах. Именно этот метод позволил Дурову подчинять и работать с животными, дрессировка которых ранее была невозможна. Этот метод получил достаточно широкое признание и используется многими дрессировщиками, например, знаменитый мастер цирка Ю. Д. Куклачёв использует в работе с кошками именно такой, поощрительный и безболевой метод дрессуры.

Хотя ранее (например, повесть "Майкл, брат Джери" Джека Лондона ) в цирковой дрессировке животные повсеместно принуждались к выполнению трюков через угрозу боли, в настоящее время общество негативно относится к таким методам. Дрессировщики, их использующие, формируют негативное мнение о работе цирков. Многие цирковые учреждения, в частности Национальный цирк Украины, выступают с резким осуждением насильственных методов дрессировки. По словам Людмилы Алексеевны Шевченко, генерального директора-художественного руководителя киевского цирка, дрессировщик, который издевается над животным – не подходит цирку в принципе.

Несмотря на установленные со времен Дурова стандарты добропорядочного отношения к животным, некоторые дрессировщики не следуют профессиональной этике. Отсутствие механизмов пресечения жестокости по отношению к животным в ряде стран мира привело к запрету на законодательном уровне использования животных в цирках.

См. также

• Дрессировка в кинологии
• Высшая школа верховой езды
• Виды дрессировки собак
• Кевин Ричардсон (зоолог)

Ссылки

• [poisk-druga.ru/dressirovka/ Всё о дрессировке собак в домашних условиях]
• [dressirovka-sobak.com/ukhod-i-vospitanie-shchenka/kak-dressirovat-schenka-obuchenie-i-dressirovka-schenkov.html Как научить щенка командам]
• Б. Ф. Скиннер, «По ту сторону свободы и достоинства»

Литература

• Карен Прайор, «О дрессировке животных и людей»
• В. Л. Дуров «Дрессировка животных»

Отрывок, характеризующий Дрессировка животных

– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.