Дробов, Василий Петрович

Василий Петрович Дробов
Дата рождения:	30 июля 1885(1885-07-30)
Место рождения:	Томашув-Любельский, Люблинская губерния, Царство Польское, Российская империя
Дата смерти:	27 августа 1956(1956-08-27) (71 год)
Место смерти:	Ташкент, Узбекская ССР, СССР
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	ботаника
Учёная степень:	доктор биологических наук
Награды и премии:

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Drobow». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Drobow&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=2317-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Васи́лий Петро́вич Дро́бов (1885—1956) — русский и советский ботаник, специалист по флоре Средней Азии.

Биография

Василий Петрович Дробов родился 30 июля 1885 года. Учился в Петербургском лесном институте, в 1912 году стал учёным лесоводом 1-го разряда. С 1918 года преподавал в Среднеазиатском государственном университете, в 1920 году был назначен заведующим кафедрой ботаники.

В 1930 году Дробов возглавил кафедру ботаники Ташкентского сельскохозяйственного института, где работал до своей смерти. В 1938 году защитил диссертацию на соискание степени доктора биологических наук. Издал несколько работ по флоре Средней Азии и Сибири, в 1945 году получил звание заслуженного деятеля науки Узбекской ССР.

Дробов принимал участие в написании 4-го и 5-го томов «Флоры Узбекистана».

27 августа 1956 года Василий Петрович Дробов скончался. Похоронен на Боткинском кладбище в Ташкенте.

Образцы злаков, собранные Дробовым в Средней Азии, имеются в гербариях Гарвардского университета, Ботанического сада Миссури, Эдинбургского ботанического сада.

Некоторые научные работы

• Дробов В. П. Растительные формации Мариинско-Чулымской тайги. — Петроград: Труды почвенно-ботанических экспедиций по исследованию колонизационных районов Азиатской России, 1909. — 60 с.
• Дробов В. П. Растительные формации Лено-Киренгского края Верхоленского уезда Иркутской губернии. — Петроград, 1910. — 75 с.
• Введенский А. И., Дробов В. П., Коровин Е. П., и др. Определитель растений окрестностей Ташкента / под ред. М. Г. Попова. — Ташкент: Ташкент Ботанический Институт Туркестанского ГУ, 1923. — 126 с.
• Дробов В. П. Краткий очерк растительности Ленско-Алданского плато. — Л.: Изд-во АН СССР, 1927. — 83 с.
• Дробов В. П. Леса Узбекистана. — Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1950. — 168 с.
• Дробов В. П. Растительные ресурсы гиссарского хребта. — Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1951. — 95 с.

Некоторые виды растений, названные в честь В. П. Дробова

• Agropyron drobovii Nevski, 1932 [≡ Elymus drobovii (Nevski) Tzvelev, 1972]
• Allium drobovii Vved., 1923
• Calligonum drobovii Bondarenko, 1959
• Hedysarum drobovii Korotkova, 1947
• Lagochilus drobovii Kamelin & Tzukerv., 1983
• Phlomis drobovii Popov, 1954

Литература

• Джангуразов Ф. Х., Чеврениди С. Х. Профессор Василий Петрович Дробов (К 70-летию со дня рождения) // Ботанический журнал. — 1956. — Вып. 41. — С. 597—602.

Отрывок, характеризующий Дробов, Василий Петрович

Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.