Дровник, Владимир Михайлович

Владимир Михайлович Дровник
Дата рождения	19 марта 1924(1924-03-19)
Место рождения	деревня Красная Рыбница, Свердловский район, Орловская область
Дата смерти	14 апреля 1945(1945-04-14) (21 год)
Место смерти	Восточная Пруссия ныне Калининградская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1943—1945
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Владимир Михайлович Дровник (1924-1945) — младший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944).

Биография

Владимир Дровник родился 19 апреля 1924 года в деревне Красная Рыбница (ныне — Свердловский район Орловской области) в крестьянской семье. Жил в селе Новогригоровка Генического района Херсонской области Украинской ССР, где окончил неполную среднюю школу и работал в колхозе. В начале войны попал в оккупацию. После освобождения от оккупации в октябре 1943 года Дровник был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию и направлен на фронт Великой Отечественной войны. Участвовал в битве за Днепр, боях в Крыму, освобождении Севастополя, Прибалтики. В боях два раза был ранен. К апрелю 1945 года гвардии младший сержант Владимир Дровник был пулемётчиком 262-го гвардейского стрелкового полка 87-й гвардейской стрелковой дивизии 43-й армии 3-го Белорусского фронта. Отличился во время боёв в Восточной Пруссии.

Во время одной из атак на позиции противника, когда рота залегла под пулемётным огнём, Дровник, добровольно вызвавшись, пробрался во фланг противника и атаковал его, уничтожил 15 немецких солдат и офицеров, а также пулемётную точку. 8 апреля 1945 года во время боёв на улицах Кёнигсберга Дровник установил свой пулемёт на чердаке дома и, подпустив противника на достаточно близкое расстояние, открыл по нему огонь, уничтожил 47 вражеских солдат и офицеров. После обнаружения своей позиции противником Дровник перебрался на новую и продолжил вести огонь. Когда его пулемёт вышел из строя, он продолжал сражаться, ведя огонь из автомата. В критический момент боя он поднял своих товарищей в атаку. В бою он также уничтожил 5 немецких огневых точек. 14 апреля 1945 года во время боя у посёлка Гросхайдекруг (ныне — Взморье Светловского городского округа Калининградской области) Дровник во время отражения немецкой контратаки подбил гранатами вражеский танк, а затем поднял своих товарищей в атаку, отбросив противника. В том бою Дровник погиб. Похоронен в братской могиле в посёлке Взморье.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года за «мужество, отвагу и героизм, проявленные в борьбе с немецкими захватчиками» гвардии младший сержант Владимир Дровник посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также был награждён орденом Ленина и двумя медалями «За отвагу».

Бюст Дровника установлен в Геническе, в его честь названы улицы в Светлом, Геническе и Херсоне.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Герои твои, Херсонщина. Симферополь, 1980.
• Выстояли и победили! Орловская область в годы Великой Отечественной войны. 1941—1945 гг. Сборник документов и материалов". Орёл, 2005.

Отрывок, характеризующий Дровник, Владимир Михайлович

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.