Дронапарва

Статья по тематике Индуизм
История · Пантеон
Направления Вайшнавизм  · Шиваизм  · Шактизм  · Смартизм
Верования и практики Дхарма · Артха · Кама Мокша · Карма · Сансара Йога · Бхакти · Майя Пуджа · Мандир · Киртан
Священные писания Веды · Упанишады Рамаяна · Махабхарата Бхагавадгита · Пураны другие
Родственные темы Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша
Портал «Индуизм»

Дронапарва (санскр. द्रोणपर्व, «Книга о Дроне») — седьмая книга «Махабхараты», состоит из 8,2 тыс. двустиший (173 главы по критическому изданию в Пуне). В «Дронапарве» рассказывается о баталиях и поединках в течение пяти (с одиннадцатого по пятнадцатый) дней восемнадцатидневной битвы на Курукшетре между войсками Пандавов и Кауравов, завершившихся убиением главнокомандующего Кауравов — Дроны.

Сюжет

Сказание о посвящении Дроны

Вайшампаяна рассказывает Джанамеджае о продолжении битвы на Курукшетре. Дхритараштра не находит себе покоя, узнав об убийстве Бхишмы Шикхандином. К нему в Хастинапур ночью приходит Санджая и рассказывает о дальнейших событиях на Курукшетре.

Кауравы, теснимые противниками, решают обратиться за помощью к Карне, который ранее поклялся не вступать в битву, пока жив Бхишма. Карна восходит на колесницу и устремляется к полю брани. Увидев покоящегося на ложе из стрел Бхишму, Карна сходит с колесницы в глубокой печали и приветствует его. Бхишма благословляет Карну на битву, и тот спешно следует дальше. Встретившись с Дурьодханой, Карна советует ему назначить верховным военачальником Дрону. Владыка Кауравов исполняет этот совет. Под предводительством Дроны вдохновлённое присутствием Карны войско Кауравов выступает на битву в боевом строю под названием «шаката» (тележка). Пандавы выстраивают свои силы в боевом строю под названием «краунча» (журавль). В начавшейся битве Дрона истребляет два акшаухини вражеских воинов и затем погибает.

Дхритараштра просит Санджаю приостановить беседу и теряет сознание. После того, как слуги приводят царя в сознание, он объясняет успех Пандавов тем, что на их стороне Кришна, и перечислив давние подвиги Кришны, выражает опасение, что столь могущественный противник перейдёт от моральной поддержки Пандавов к вооружённым действиям. Затем Санджая по велению Дхритараштры даёт подробное изложение событий, предшествовавших убиению Дроны.

После назначения предводителем войска Дрона предлагает Дурьодхане выбрать дар, и тот, посовещавшись с приближёнными, просит схватить и доставить живым Юдхиштхиру. Глава Кауравов объясняет своё желание тем, что в случае смерти Юдхиштхиры остальные Пандавы продолжат сражение, а в случае пленения их царя можно будет ещё раз обыграть его в кости и отправить соперников в лесное изгнание. Дрона соглашается предоставить такой дар с ограничением: Юдхиштхира может быть пленён только если его не будет защищать ученик Дроны Арджуна.

Юдхиштхира, проведав о намерении Дурьодханы, просит у Арджуны защиты в битве. В ходе начавшейся битвы Дрона, истребив множество вражеских воинов, пробирается со своим отрядом к Юдхиштхире. Узнав об этом, Арджуна быстро мчится на помощь своему старшему брату, и войско Кауравов под его натиском отступает в свой лагерь.

Сказание об убиении саншаптаков

После отступления Дрона в дурном расположении духа советует Дурьодхане отвлечь Арджуну в бою и отвести его подальше от Юдхиштхиры. Услышав слова Дроны, царь тригартов Сушарман вызывается на сражение с Арджуной и вместе со своими пятью братьями и войском принимает обет саншаптаков («поклявшихся»), означающий намерение победить или умереть. Вернувшись по прошествии ночи на поле брани, саншаптаки вызывают Арджуну на битву. Тот принимает вызов, предоставив защиту Юдхиштхиры Сатьяджиту, царевичу Панчалы.

Выстроившись на ровном месте в боевой строй, называемый полумесяцем, тригарты вступают в сражение с Арджуной. Вскоре они под натиском стрел противника обращаются в бегство, которое Сушарману с трудом удаётся остановить. Дрона в это время, выстроив войско в виде Гаруды, нападает на Юдхиштхиру, который в ответ располагает своё войско в форме полукруга. Защищать владыку Пандавов в течение дня обязуется Дхриштадьюмна. В ходе ожесточённой битвы Дрона отсекает голову Сатьяджиту, и Юдхиштхира пускается в бегство на быстрых конях. Карна и Дурьодхана с братьями направляются к находящемуся в гуще сраженя Дроне, которого атакует войско Пандавов во главе с Бхимасеной. Арджуна некоторое время колеблется перед выбором между помощью Юдхиштхире либо истреблением саншаптаков, а затем находит выход в уничтожении большей части саншаптаков и возвращением к брату. На закате солнца оба измотанных войска отходят каждое в свой лагерь.

Сказание об убиении Абхиманью

На рассвете следующего дня Дурьодхана мягкосердечно укоряет Дрону из-за невыполненного дара. Тот вновь говорит о необходимости отвлечь Арджуну. Толпы саншаптаков второй раз вызывают Арджуну на битву, и пока он истребляет их, в бою погибает его юный сын Абхиманью. Дхритараштра просит Санджаю подробнее рассказать об этом, что тот и делает.

Дрона перед сражением образует круглый боевой строй и в начавшейся битве теснит войско Пандавов. Пока Арджуна сражается с саншаптаками, Юдхиштхира с Бхимасеной уговаривают Абхиманью прорвать круглый боевой строй первым и обещают вслед за ним разорвать строй в нескольких местах. Абхиманью соглашается и, несмотря на совет своего возницы не делать этого, проникает на колеснице в середину вражеского стана, где учиняет грандиозное побоище. Дрона отказывается сражаться с сыном своего ученика, и Абхиманью побеждает многих царей Кауравов.

Четверо Пандавов во главе с Юдхиштхирой пытаются прорваться к нему, но их войско останавливает Джаядратха благодаря дару, ранее полученному от Шивы за аскетические подвиги. Карна по совету Дроны рассекает своими стрелами лук Абхиманью, и тот продолжает сражение со многими противниками при помощи палицы, но в конце концов погибает от удара, нанесённого ему палицей по голове сыном Духшасаны. Вскоре заходит солнце, и битва завершается. Вернувшись в лагерь вместе с Кришной после уничтожения саншаптаков, Арджуна узнаёт о гибели своего сына и даёт торжественную клятву, что если не убьёт на следующий день до заката солнца Джаядратху, то сам примет смерть на костре.

Сказание о клятвенном обещании

Шпионы Дурьодханы доносят о клятве Арджуны, и опечаленный Джаядратха на собрании царей говорит, что от немедленного возвращения домой его может удержать только защита лучших воинов Кауравов. Дурьодхана даёт обещание оберегать Джаядратху, а затем вместе с ним отправляется к Дроне. Дрона сообщает, что мера обучения воинскому искусству у Арджуны и Джаядратхи одинакова, но Арджуна имеет преимущество вследствие постоянных упражнений в йоге. Дрона выражает готовность оберегать Джаядратху в бою и напоминает о недолговечности жизни всех людей вне зависимости от исхода предстоящего сражения. Джаядратха успокаивается и устремляет свои помыслы к битве.

Кришна укоряет Арджуну за опрометчивую клятву, с которой тот возложил на себя чрезмерно тяжкое бремя. Он сообщает, что узнал от шпионов, посланных в лагерь Дурьодханы, о намерении Кауравов всеми силами оберегать Джаядратху. Арджуна проявляет полную уверенность в своей способности выполнить клятву. По просьбе Арджуны Кришна приходит к Субхадре и утешает её, а также Драупади и Уттару в связи со смертью Абхиманью. Вернувшись, он вместе с Арджуной совершает обычное ночное жертвоприношение Шиве, а затем отправляется в собственный шатёр. Проснувшись среди ночи, Кришна поручает своему вознице по имени Дарука снарядить до восхода солнца колесницу с оружием и быть готовым подъехать на ней по звуку Панчаджаньи — раковины Кришны.

Арджуна раздумывает над тем, как ему выполнить своё клятвенное обещание, и впадает в забытьё. Во сне ему является Кришна и советует воспользоваться в предстоящем бою оружием Пашупата, дарованным Шивой. Арджуна сосредоточивается на Шиве и вскоре видит себя парящим в небе вместе с Кришной. Двигаясь со скоростью ветра, он наблюдает множество чудесных явлений и зрелищ и вскоре прилетает на гору, где обитает Шива. Поклонившись тому высочайшему богу, Арджуна и Кришна прибегают к его покровительству, а затем приносят хранящиеся в небесном озере лук и стрелу. Шива выпускает стрелу в озеро и бросает туда же и лук. Он дарует Арджуне оружие Пашупата и исполнение клятвенного обещания. В тот же миг исполненные восторга Арджуна и Кришна возвращаются в свой лагерь.

Наутро к Юдхиштхире прибывает Кришна и в присутствии царей обещает победу Арджуны в грядущей битве и убиение Джаядратхи. Вскоре к ним является Арджуна и рассказывает о своём благоприятном сне. По приказанию Юдхиштхиры войско Пандавов выступает на битву, сопутствуемое благоприятными знамениями.

Сказание об убиении Джаядратхи

Дрона выстраивает войско Кауравов частью в виде круга, частью в виде тележки, в тыловой части строя располагает запасной отряд в виде лотоса, а внутри лотосообразного строя образует скрытый строй, называемый иглой. Царь Джаядратха занимает своё место у ушка иглообразного строя. Впереди войска выступает боевой отряд, возглавляемый братом Дурьодханы Дурмаршаной.

В начале битвы Арджуна просит Кришну направить их колесницу к Дурмаршане и, поразив стрелами множество слонов, коней и воинов, наголову разбивает передовой отряд Кауравов. Другой брат Дурьодханы Духшасана пытается остановить Арджуну, но под натиском противника отступает. Достигнув Дроны, Арджуна просит у него разрешения убить Джаядратху. Тот отвечает, что решение зависит от исхода поединка между ними. Арджуна принимает вызов, но вскоре по настоянию Кришны уклоняется от столкновения с Дроной и проникает в гущу вражеского войска, чтобы найти Джаядратху.

Дурьодхана, видя поражение своего войска, срочно прибывает к Дроне за поддержкой. Тот, однако, отказывается преследовать Арджуну под предлогом необходимости пленить Юдхиштхиру и при помощи мантр завязывает на Дурьодхане особым образом панцирь, делая его неуязвимым для стрел любого врага. Затем Дрона отражает нападение войска Пандавов.

Сражение длится целый день, и, когда солнце начинает клониться к закату, Арджуна поручает Кришне распрячь утомлённых коней и извлечь из них стрелы. Пронзив землю оружием, он образует озеро, чтобы кони могли напиться. Затем Арджуна сооружает чертог из стрел и продолжает пешим сдерживать вражеское войско. Удалив усталость и слабость коней и залечив их раны, Кришна запрягает их в колесницу и приближается вместе с Арджуной к Джаядратхе. Дурьодхана обгоняет их и, повернув, под защитой чудесного панциря бросает вызов на битву.

Арджуна обнаруживает, что его стрелы не могут нанести вреда телу Дурьодханы, прикрытому непроницаемым панцирем. Тогда он иссекает стрелами коней и возниц противника, затем его колесницу и лук, а напоследок — обе ладони. Войско Кауравов спешит на помощь своему владыке и вступает в бой с Арджуной. Кришна трубит в раковину Панчаджанью. Услышав её рёв, Юдхиштхира посылает Сатьяки на помощь Арджуне. Тот, предоставив защиту владыки Пандавов Бхимасене, выполняет это поручение. Вслед за ним движется всё войско Пандавов. Сатьяки, прорвавшись сквозь строй противника, вступает в поединок с Дурьодханой и обращает его в бегство. Затем он побеждает Дрону и заставляет его отступить.

Юдхиштхира вновь слышит рёв Панчаджаньи. Опасаясь за жизнь Арджуны, он посылает ему на подмогу Бхимасену. Защиту Юдхиштхиры при этом берёт на себя Дхриштадьюмна. Вступив в бой с Дроной, Бхимасена палицей сокрушает его колесницу, а затем убивает многих братьев Дурьодханы. В пылу сражения он встречает Сатьяки, после чего пробирается к Арджуне и Кришне. Одолев напавшего на него Карну, Бхимасена вместе с Сатьяки, Арджуной и Кришной приближается к Джаядратхе. Дурьодхана спешно следует к Дроне, но тот советует владыке Кауравов продолжать защиту Джаядратхи, а сам остается на месте, чтобы сдерживать войско Пандавов.

В разыгравшемся вокруг Джаядратхи сражении Карна побеждает Бхимасену, однако сохраняет ему жизнь, помня просьбу Кунти. Он лишь потешается над повергнутым противником, но вскоре обращается в бегство из-за града стрел, пущенных Арджуной. Усталый Сатьяки терпит поражение в поединке с Бхуришравасом. Когда Бхуришравас заносит меч над головой побеждённым, Арджуна стрелой отсекает ему правую руку. Тот гневно порицает Арджуну за вероломный поступок, а затем в ожидании смерти предаётся йоге. Воины осуждают Арджуну, а тот в качестве оправдания указывает защиту безоружного Сатьяки и напоминает о злодейском убийстве Абхиманью. Бхуришравас бросает Арджуне левой рукой свою отрубленную правую руку и пребывает в молчании. Отпущенный Сатьяки, несмотря на протесты Пандавов и Кауравов, отсекает голову Бхуришравасу, вызывая этим всеобщее неодобрение.

Солнце быстро клонится к закату, когда Арджуна наконец настигает Джаядратху. Кришна призывает соратника скорее отсечь голову недругу, сопровождая свой призыв рассказом о том, почему нельзя допустить непосредственного падения головы Джаядратхи на землю. При рождении Джаядратхи голос невидимого существа сказал его отцу Вриддхакшатре, что этот сын будет выдающимся кшатрием, но потеряет голову в битве с врагами. Огорчённый Вриддхакшатра силой подвижничества наложил проклятие на того, кто заставит упасть на землю голову Джаядратхи. Согласно проклятию, голова убийцы должна лопнуть на сто частей. По совету Кришны Арджуна сначала отсекает Джаядратхе стрелой голову, а затем при помощи своих стрел отсылает её на колени сидящего за вечерней молитвой Вриддхакшатры. Окончив молитву, отец Джаядратхи встаёт, после чего голова его сына скатывается на землю, и голова самого Вриддхакшатры лопается на сто частей. Выполнив клятвенное обещание, Арджуна продолжает крушить врагов.

Сказание об убиении Гхатоткачи

Крипа и Ашваттхаман, увидев, как пал Джаядратха, набрасываются на Арджуну. Тот, однако, сражается с ним вполсилы, не желая причинять вреда своему наставнику Крипе и сыну своего наставника Дроны Ашваттхаману. Тем не менее, они отступают под натиском его стрел.

Сатьяки после поражения в бою с Бхуришравасом и последовавшего вероломного убийства победителя остаётся без колесницы. Кришна подаёт особый сигнал при помощи своей раковины Панчаджаньи, услышав который, Дарука прибывает на колеснице. Взойдя на эту колесницу, Сатьяки выступает против Карны и после изматывающей битвы лишает его возницы, коней и колесницы, а также одолевает многих сыновей Дхритараштры. Он сохраняет жизнь всем побеждённым, чтобы их мог убить Бхимасена в соответствии с данным обетом. Арджуна, приблизившись к Карне, обещает убить его сына Вришасену в отместку за насмешки Карны над Бхимасеной и за убийство Абхиманью. Силы Пандавов, проникшие в тыл противника, воссоединяются с Юдхиштхирой и радуются победе.

Солнце заходит, но сражение продолжается и ночью. Когда в бой вступает сын Бхимасены Гхатоткача во главе акшаухини ракшасов, войско Кауравов обращается в бегство. Лишь Ашваттхаман непоколебимо противостоит Гхатоткаче и вскоре убивает его сына по имени Анджанапарван. Дурьодхана обращается к Карне с призывом спасать войско Кауравов. Тот, похваляясь, обещает скорую победу над Пандавами при помощи дротика Шакры. Крипа высмеивает бахвальство Карны и подвергает сомнению возможность победы над Пандавами. Карна в пренебрежительном тоне настаивает на своём мнении, и Ашваттхаман порывается его убить за оскорбление Крипы. Дурьодхана с Крипой удерживают Ашваттхамана. После того, как он успокаивается, Карна начинает битву с Пандавами. Хотя поначалу Карне удаётся рассеять вражеское войско, в поединке с Арджуной он терпит поражение, в результате которого воины Кауравов отступают. На смену Карне выдвигается Ашваттхаман, но Пандавы успешно препятствуют его действиям и вновь заставляют Кауравов отступить. Сплотив все оставшиеся после сражения отряды войска Кауравов, Дрона становится впереди них. Пехотинцы противоборствующих сторон берут в руки горящие факелы, и ночной бой продолжается. После продолжительного побоища Карна начинает теснить Пандавов, и Арджуна просит Кришну направить к нему их колесницу. Кришна, однако, удерживает соратника из опасения перед дротиком Шакры и вместо него посылает сразиться с Карной Гхатоткачу. Сначала Гхатоткача убивает вставшего у него на пути владыку ракшасов Аламбалу, а затем долгое время ведёт на равных битву с Карной. На помощь Карне вызывается владыка ракшасов Алаюдха, но Гхатоткача убивает и его. Карна оказывается вынужден использовать против него дротик Шакры. В итоге Гхатоткача погибает, но Карна остаётся без чудесного оружия, предназначавшегося для убиения Арджуны.

Сказание об убиении Дроны

Пандавы горюют из-за смерти Гхатоткачи, а Кришна, напротив, проявляет признаки бурной радости. На недоуменный вопрос Арджуны по поводу неуместного веселья он отвечает, что радуется из-за потери Карной дротика Шакры. Затем Кришна успокаивает удручённого Юдхиштхиру, и тот спешно выступает против Карны. Увидев это, Вьяса приближается к Юдхиштхире и удерживает его от проявления гнева и печали. Он обещает владыке Пандавов возвращение царства на пятый день со времени их беседы и исчезает.

По повелению Юдхиштхиры Дхриштадьюмна ведёт войско в бой, но сонные воины обеих сторон оказываются не в состоянии сражаться. Тогда Арджуна призывает их заснуть на короткое время, а затем продолжить битву при свете месяца. Воины погружаются в сон. Вскоре месяц ярко освещает мир, и битва разыгрывается вновь.

Дурьодхана, примчавшись к Дроне, попрекает его за попустительство Пандавам. Тот даёт гневную отповедь и прославляет бойцовские качества Арджуны. Рассерженный царь Кауравов объявляет о своём решении убить Арджуну при помощи ближайших сподвижников и разделяет войско на две части. Пандавы также разделяют своё войско на две части. В продолжающемся сражении Дрона убивает стрелами Вирату и Друпаду. Дхриштадьюмна и Бхимасена обрушиваются на Дрону. Вскоре восходит солнце. В ожесточённой битве начинается поединок Дроны и Арджуны, в котором ни один из них не получает преимущества. Через некоторое время Арджуна по призыву братьев отвлекается, чтобы оттеснить войско Кауравов от Дроны, а тот, пользуясь предоставленной возможностью, учиняет побоище среди панчалов. Увидев это, Кришна советует подорвать боевой дух Дроны ложным сообщением о гибели его сына Ашваттхамана.

Арджуна отвергает замысел Кришны, Юдхиштхира с большим трудом принимает, а остальные одобряют. Бхимасена убивает палицей в своём войске слона по кличке Ашваттхаман и громко восклицает об убийстве Ашваттхамана. Дрона, услышав эти слова, просит их подтверждения у Юдхиштхиры, поскольку полагается на его честность. Владыка Пандавов говорит, что убит слон Ашваттхаман, но при этом произносит слово «слон» невнятно. Дрона испытывает отчаяние, но продолжает истреблять вражеских воинов. Тогда к нему приближается Бхимасена и напоминает о принадлежности Дроны к варне брахманов и о мнимой смерти Ашваттхамана. Дрона бросает оружие, даёт обет ахимсы и предаётся йоге на площадке колесницы. Арджуна и другие цари кричат Дхриштадьюмне, чтобы он привёл Дрону живым, но тот не слушает их и отсекает Дроне мечом голову. При виде этого зрелища воины Кауравов разбегаются во все стороны, а Пандавы радуются победе.

Сказание о применении оружия Нараяна

Узнав об убиении своего отца обманным путём, Ашваттхаман объявляет о намерении применить против врагов оружие под названием Нараяна, полученное Дроной от Нараяны. Войско Кауравов при этих словах сплачивается и наступает.

Вызвав оружие нараяна, Ашваттхаман уничтожает множество врагов. Бхимасена пытается остановить Ашваттхамана, но лишь усиливает силу действия оружия Нараяна. Арджуна с Кришной приходят на помощь Бхимасене и с помощью оружия под названием варуна прекращают действие оружия Нараяна. Ашваттхаман применяет оружие под названием агнея, но Арджуна нейтрализует его оружием Брахмы. При виде невредимых Арджуны и Кришны Ашваттхаман соскакивает с колесницы и убегает из сражения.

На своём пути он встречает Вьясу и спрашивает у него, почему не смог уничтожить при помощи небесного оружия Арджуну и Кришну. Вьяса рассказывает предание о древнем мудреце Нараяне, который умилостивил Шиву мощью своего аскетического подвига, за это получив в дар непобедимость. Нараяна вызвал к существованию равного себе во всём отшельника по имени Нара. Кришна и Арджуна — это воплощения неодолимых Нараяны и Нары. Ашваттхаман поклоняется Вьясе и, направившись к войску Кауравов, заставляет его отойти для ночного отдыха. Войско Пандавов также возвращается в свой лагерь.

Ссылки

• [www.sacred-texts.com/hin/mbs/mbs07001.htm Полный текст Дронапарвы]  (санскрит)
• [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o312 Махабхарата. Книга седьмая. Дронапарва или Книга о Дроне/ Перевод с санскрита и комментарии В. И. Кальянова] / Ответственный редактор академик М. Н. Боголюбов. — Санкт-Петербург: «Наука», 1993. — 656 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-02-027329-5.

Отрывок, характеризующий Дронапарва

«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.