Дрост, Виллем
Виллем Дрост | |
нидерл. Willem Drost | |
Автопортрет (1652-1654) | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: |
25 февраля 1659 (25 лет) |
Место смерти: | |
Страна: | |
Жанр: | |
Стиль: |
барокко |
Влияние: |
Виллем Дрост (нидерл. Willem Drost, крещён 19 апреля 1633, Амстердам — похоронен 15 февраля 1659, Венеция) — голландский живописец и график эпохи барокко, ученик Рембрандта. Его творчество оставило заметный след в художественном наследии двух крупных европейских центров — Амстердама и Венеции[1]. О его жизни известно немного.
Он жил и работал в эпоху расцвета голландской живописи, когда голландские художники оказали наибольшее влияние на развитие европейского искусства.
Приблизительно в 1650-м году он становится учеником Рембранта, в конечном счете развивая близкие рабочие отношения, крася сцены истории, библейские составы, символические исследования уединенного числа, так же как портреты. На создание полотна «Вирсавия», написанного в 1654 вдохновила картина своего учителя, сделанная в том же самом году, на ту же тему и с тем же названием (что было вполне обычным в то время).
Где-то в середине 1650-х молодого художника направляют в Рим. Через несколько лет Дрост переехал в Венецию, где жил Иоганн Карл Лот.
Проблемы атрибуции
Количество известных нам картин, написаны Дростом невелико, в то время как Рембранту приписывают больше двух тысяч картин и гравюр, большинство из которых не подписаны. В последние годы подлинность некоторых картин, приписываемых Рембранту, была под вопросом. Важность этих работ Рембранта такова, что в Амстердаме был создан Научно-исследовательский фонд Рембрандта чтобы рассмотреть все его работы на предмет того, были ли они созданы самим Рембрандтом или одним из его выдающихся учеников. Работы именно учеников Рембрандта из-за своей почти копийной схожести с работами и манерой учителя особенно сложно атрибутировать. Ныне учёные повторно приписали некоторые картины этим ученикам[2].
Дрост был признан одним из самых талантливых учеников Рембранта. Так его картина 1654 года, названная «Портрет молодой женщины с руками, сложенными на книге», считалась творением Рембранта более 300 лет. Также как и портрет молодого человека верхом на лошади, названный «Польским всадником» и найденный в 1897, считался принадлежащим кисти Рембрандта. Однако, несколько лет назад, подлинность полотна была подвергнута сомнению несколькими учёными, во главе с известным экспертом Юлиусом Хэлдом. Многие другие, включая доктора Джошуа Брайна из Фонда Ребрандта, ныне полагают, что это полотно может принадлежать Дросту, как и несколько других.
Некоторые работы
- 1651: Руфь и Ноеминь по дороге в Вифлеем — Музей Эшмола, Оксфорд
- 1652: Автопортрет
- 1653: Портрет мужчины — (Метрополитен, Нью-Йорк);
- 1653: Портрет женщины — Museum Bredius, Гаага;
- 1653: Философ — Национальная галерея искусства, Вашингтон;
- 1654: Портрет молодой женщины — Собрание Уоллеса, Лондон;
- 1654: Портрет молодой женщины с руками, сложенными на книге — Национальная галерея, Лондон;
- 1654: Портрет офицера в красном берете — Галерея Дэвида Файнлэя, Нью-Йорк
- 1654: Вирсавия — Лувр, Париж;
- 1655: Мужчина, листающий книгу, Лувр, Париж;
- 1655: Жестокий слуга — Собрание Уоллеса, Лондон;
- 1655: «Играющий на флейте» — из частной коллекции (Германия)
- ок.1655: Bust of man wearing a large-brimmed hat — Национальная галерея Ирландии, Дублин;
- ок. 1656 Юноша с флейтой — из частной коллекции (Скандинавия)
- ок.1657: Тимофей и Лоида — Эрмитаж, Санкт-Петербург
- ок.1658: Boy with a Recorder — Galleria Palatina, Флоренция;
- ок.1659 L'écaillère — Лувр, Париж
- ок.1659: Меркурий и Аргус: Staatliche Kunstsammlungen — Галерея старых мастеров, Дрезден, Германия;
- 1659: Святой Матвей и Ангел — Музей искусств Северной Саролины, Роли (Северная Каролина)
- ок.1659: Авраам высылает Агарь и Измаила — Коллекция Колледжа Гилфорд, Гринсборо
- ок.1650: Автопортрет в образе Иоанна Богослова, Bader Collection, Милуоки;
Напишите отзыв о статье "Дрост, Виллем"
Примечания
- ↑ [www.nispb.ru/research/salon6.html Голландский Институт в Санкт-Петербурге: Научные и культурные программы | 3-й сезон Нидерландских гостиных]
- ↑ Дарья Котельникова. [www.ng.ru/culture/2002-02-26/8_pencil.html Танцующий карандаш]. Независимая газета (26 февраля 2002). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/66Qls5hom Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Дрост, Виллем
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.