Дротик

Дро́тик — метательное оружие, представляющее собой копьё, несколько уменьшенное и облегчённое по сравнению с копьями для конного или рукопашного боя (как правило, имеет общую длину порядка 1,2—1,5 м) и соответствующим образом уравновешенное для удобства метания. В качестве боевого и охотничьего оружия дротики применялись войсками многих народов и стран мира, начиная с древнейших времен. Эпизодическое применение дротиков как оружия зафиксировано даже в XX веке. На Руси дротики назывались сулицами.

Также дротиками называют короткие метательные стрелы для игры в дартс, тяжёлые стрелы, выпускаемые из баллист и др.

История

Дротики появились в начале мезолита, когда люди научились крепить к простейшим копьям-острогам наконечники из кости и камня. Листовидный кремнёвый наконечник от дротика — один из самых массовых видов археологических находок первобытного мира.

Вскоре была придумана и копьеметалка (атлатль) — устройство, увеличивающее размах руки при метании, имевшее вид дощечки с упором для торца древка либо ременной петли. Дротик, брошенный от руки, летел до 20 собственных длин, а использование копьеметалки позволяло метать дротики в два раза дальше, хотя и существенно менее точно. По этой причине копьеметалка употреблялась жителями степей, для которых дальность броска была наиболее актуальна.

Лук повсеместно конкурировал с дротиками, но нигде не вытеснял их полностью. Преимущество дротика заключалось прежде всего в том, что он занимал только одну руку, — в другой мог быть, например, щит. Тяжёлые дротики, в отличие от стрел, сохраняли убойную силу на всём протяжении полёта, а на небольших расстояниях превосходили стрелы и по точности. Если на точность пущенной стрелы влияли некоторые факторы, от стрелка не зависевшие, то дротик, в принципе, можно было метнуть как угодно точно.

Одним из главных отличий дротиков от рукопашных копий (кроме иного распределения массы по длине) была форма наконечника. Если рукопашное оружие обычно делалось так, чтобы его наконечник нигде не застревал и ни за что не цеплялся, в то время как щиты, напротив, были ориентированы на зажатие вражеского оружия, то для дротиков способность застревать в щитах была положительным качеством: дротик достаточно тяжёл, и пользоваться щитом с застрявшим в нём дротиком становилось трудно. Застревание дротика в ране было желательно и на охоте, так что острия дротиков часто специально изготовлялись с зазубринами.

С другой стороны, метание дротика требовало определённого пространства для размаха, и дротиков с собой нельзя было иметь столько, сколько стрел. Поэтому в конечном счёте лук был всё же предпочтительнее, оттеснив метательные копья на задний план.

Среди варваров дротиками вооружались лишь народы, не умевшие делать мощные луки, но позже, с распространением защитного снаряжения, интерес к дротикам снова возрос благодаря их лучшей пробивной силе и точности.

Так, например, лёгкая пехота древних Греции, Македонии и Рима редко пользовалась иным метательным оружием, кроме дротиков: нападая на гоплитов, дротиками с большей вероятностью можно было поразить их в незащищённые части тела. Дротиком проще было пробить и не слишком прочные доспехи, холщовые, кожаные или кольчужные. Римляне даже использовали копьеметалки.

Короткие дротики часто использовались и кавалерией — это позволяло конному бойцу использовать одну руку для управления лошадью, и, что важно, в бою дротик выхватить из обоймы («джида») можно было быстрее, чем лук и стрелу из колчана.

Наконец, в Европе дротики снова начали активно использоваться с конца XIII века, когда штукофены позволили в некоторой степени снять дефицит железа, которого для производства дротиков требовалось несравненно больше, чем для производства стрел.

Разновидности дротиков

Дротики можно поделить на несколько типов. К первому, самому древнему, близкому по характеристикам к охотничьим образцам каменного века, относятся наиболее лёгкие (0,2—0,3 кг) и длинные (до 210 см) метательные копья. Такие дротики обеспечивали максимальные дальность и точность броска и нередко использовались с копьеметалкой. Однако по своей массе они приближались к тяжёлым стрелам, а более низкая начальная скорость обуславливала даже худшую, в сравнение со стрелами, пробивную способность.

Характерным примером дротика лёгкого типа может считаться римская gasta velitaris (дротик велитов).

Более тяжёлые метательные копья, предназначенные для пробивания доспехов, по своим характеристикам приближались к универсальным образцам копий, но в отличие от них могли иметь бронебойные наконечники и утяжелители из свинцовых колец. При умеренной (150—180 см) длине вес «средних» дротиков колебался в пределах 0,7—1,7 кг. Дальность броска составляла в среднем 25 метров.

К этому типу относится большинство римских пилумов.

Наконец, некоторые виды дротиков специально разрабатывались для выведения из строя щитов тяжёлого типа. Таковым был римский «тяжелый пилум», масса которого составляла 2—3 кг, а иногда и более. Метались такие копья, естественно, только на несколько метров. Но при попадании даже в самый прочный щит пилум либо проламывал его, либо застревал в нём своим иззубренным наконечником, вынуждая опустить, — в любом случае щит терял свою функциональность, что по тем временам означало и уничтожение гоплита как боевой единицы.

Также к тяжелым дротикам относится солиферрум — метательное копье иберийского происхождения, которое обычно изготовлялось целиком из железа и по тактике применения было схоже с римскими пилумами.

Дротики, использовавшиеся кавалерией (в частности, русской), были существенно короче — 70—120 см длины. Но вес их при этом превышал 0,5 кг, что позволяло пробивать лёгкое защитное снаряжение. Метались короткие дротики на небольшие расстояния — около 10—15 метров.

Отдельно стоит упомянуть позднеримские «свинчатки» — дротики «плюмбаты», носившиеся по нескольку штук в легионерском щите. Дротики этого типа отличались не только свинцовым утяжелителем, как это можно понять по их названию, но и очень малой длиной древка — около 45 сантиметров. Такое устройство упрощало ношение, но вместе со свинцовым грузом сильно смещало центр тяжести к острию, что делало необходимым применение для стабилизации оперения. Существовали как лёгкие (0,2 кг), так и бронебойные (более 0,7 кг) образцы этого оружия. Метались «свинчатки» на дистанцию до 60 м.

См. также

• Дартс (популярная британская игра)
• Копьеметалка
• Ассегай
• Плюмбата
• Гоплиты
• Пельтасты
• Велиты
• Легионеры
• Фиреофоры

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Дротик

– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!