Друде, Оскар

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Георг Оскар Друде
нем. Carl Georg Oscar Drude
Дата рождения:

5 июня 1852(1852-06-05)

Место рождения:

Брауншвейг, Германия

Дата смерти:

1 февраля 1933(1933-02-01) (80 лет)

Место смерти:

Дрезден, Германия

Научная сфера:

ботаника, экология

Известен как:

обоснователь закона относительного постоянства местообитаний

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Drude».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Drude&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI

О́скар Дру́де (нем. Carl Georg Oscar Drude, 18521933) — немецкий ботаник, эколог и геоботаник.

Разделял растительность земного шара на шесть ботанико-географических зон, или областей, с климатической точки зрения, и на 14 флористических царств, по составу и происхождению растительности сгруппированные в бореальную, тропическую и южную группы.

Установил «закон относительного постоянства местообитаний»:

Многие растения, особенно вблизи границ своего ареала, путём перемены местообитания выдают причину прекращения своего распространения в определенном направлении. Так, северные растения или растения высокогорных районов ищут в теплых пограничных районах своего ареала влажную тень лесов, что указывает на то, что увеличение инсоляции и возрастающая в связи с этим транспирация препятствуют их произрастанию; с другой стороны, можно наблюдать, как, например, растения, которые в северо-западной Германии имеют северо-западную границу произрастания, стремятся в самых крайних, выдвинутых к северо-западу пограничных точках найти сухие и жаркие, открытые солнечным лучам местообитания, благодаря чему попадают в условия, близкие к привычным им условиям континентального климата. Так в каждой области в условиях локальной конфигурации местности повторяются виды климата, имеющие широкое распространение в другой области[1].




Путь в науке

С 1870 года изучал естествознание и химию в Collegium Carolinum в Брауншвейге, а с 1871 года — в Гёттингенском университете, получил там в 1874 году степень доктора.

С 1876 года состоял приват-доцентом ботаники в Гёттингенском университете. Был помощником Августа Гризебаха.

С 1879 по 1921 год — профессор ботаники Дрезденского высшего технического училища (позднее — Ботанического института Дрезденского технического университета).

Друде написал ряд статей по ботанической географии, в 1890 году обобщив свои наблюдения опытом общей географии растений в книге Handbuch der Pflanzen geographie[2].

С 1906 по 1907 год — ректор Дрезденского технического университета.

Основатель и директор Ботанического сада в Дрездене.

Оскар Друде ввёл в научный обиход шкалу обилия растений (шкала Друде или шкала Гульта-Друде), которая показывает численность и проективное покрытие особей растений по глазомерной оценке в баллах с использованием приблизительной величины проективного покрытия (в процентах): единично — до 0,16; мало — 0,80; довольно много — 4; много — 20; очень много — до 20; обильно — до 100 %[3].

Система жизненных форм растений Друде, представленная в 1913 году, была преимущественно физиономической, однако в ней подчёркивалась зависимость облика растений от климата, важность биологических признаков[4].

Друде различал следующие классы растительных формаций: леса; леса вперемешку с кустарниками (нем. Gebüsche); кустарники; формации многолетников; травянистые поля (нем. Grasfluren); степи; растительность скал; мхи; болотные формации; формации текучей воды; формации прудов и органические формации[5]. Друде насчитывал на Земле пятнадцать флористических царств (в то время как Скоу насчитывал 22 царства, а Энглер — всего четыре)[6].

Друде объединял флористические царства в несколько групп, отличающихся друг от друга важными флористическими особенностями[7]. Среди них:

Одновременно с распределением растительности на флористические царства и растительные области Друде установил шесть растительных зон, характеризуемых флористическими и климатическими признаками. Эти растительные зоны в значительной степени совпадают с тепловыми зонами по Кеппену. По Друде, начиная с севера к югу идут следующие растительные зоны[8]:

  • Северная ледовитая, или тундровая зона. Характерными вегетативными формами для этой зоны являются полукустарники и травянистые многолетники с коротким вегетационным периодом, мхи и лишайники. Друде указывает на отсутствие деревьев и настоящих кустарников, отсутствие двулетних трав и почти полное отсутствие однолетников. Пресноводная растительность почти совершенно лишена здесь цветковых растений. Суккуленты, эпифиты, паразиты и лианы точно так же не имеют в этой зоне своих представителей. Вегетационный период продолжается в этой зоне лишь 3 месяца. Горные страны северного полушария, где вегетационный период сокращён до такого же промежутка времени, обладают подобной же флорой. Такова, например, растительность Тибетского плоскогорья, поднимающегося в многих местах выше 5 000 метров.
  • Зона шишконосных и только летом зеленеющих деревьев, а также летом зеленеющих болот и лугов. Эта зона простирается от северного предела лесов до той полосы, где в лесах начинают преобладать вечнозелёные лиственные деревья и кустарники. В безлесных местностях зона доходит до выгорающих летом лугов. Перерыв вегетации в этой зоне обусловлен лишь зимними морозами и присутствием снежного покрова. Весь период вегетации продолжается от 3 до 7 месяцев, и своего высшего развития растительность достигает в июле. Из растительных форм для этой зоны наиболее характерны деревья и кустарники с опадающими на зиму листьями, а также вечнозелёные хвойные. Кроме того, полукустарники и многолетники, мхи и лишайники встречаются здесь в большем разнообразии, чем в первой зоне; появляются здесь разнообразные одно- и двулетние травы, цветковые пресноводные растения и прочее. Эта зона довольно точно совпадает с кеппеновским северным «холодным поясом» (1—4 месяца с умеренной температурой, остальные холодны) и с ближайшим более южным поясом, характеризующимся умеренным летом и холодной зимой.
  • Северная зона вечнозелёных кустарников, лиственных и хвойных деревьев вперемешку с древесными породами, теряющими на зиму листву, а также степей и пустынь, знойных в течение лета. Примыкая к предыдущей, зона эта тянется к югу до тропической зоны. Для неё характерны вечнозелёные лиственные породы деревьев и кустарников. Хвойные деревья этой зоны плохо приспособлены к перенесению морозов. Многочисленные суккуленты и безлистные растения, равно как и луковичные многолетники, весьма распространены в этой зоне.
  • Зона тропических вечнозелёных растений или же таких, листья которых опадают в сухое время. Зона эта охватывает все страны, в которых нет обусловленного холодами зимнего покоя. Вегетационный период продолжается здесь круглый год или только часть года, в зависимости от распределения в течение года осадков. Масса особых вегетационных форм. К ним относятся прежде всего крупнолистные «букетные» деревья (с пучком листьев на верхушке, такие, как пальмы, панданусы и прочее), произрастание которых возможно лишь в этом климате. Точно так же характерны для этой зоны деревья, лиственные лишь в дождливое время года, а также своеобразные травянистые многолетники вроде банана. У морских берегов разрастаются заросли мангровых деревьев; леса богаты лианами, эпифитами; древовидные паразиты и сапрофиты, а также суккулентные растения представлены здесь весьма богато. Эта зона захватывает кеппеновский тропический пояс, а из субтропических поясов те их части, в которых температура ниже 20° продолжается не долее 4 месяцев.
  • Южная зона вечнозелёных и периодически лиственных деревьев, вечнозелёных и колючих кустарников и высыхающих летом степей. Из стран, лежащих к югу от тропической зоны, к этой зоне относятся все за исключением южной оконечности Южной Америки (приблизительно от 46° южной широты) и островов (Кергелен, Малуиновы острова), лежащих южнее 48°, а также Андского плоскогорья и горных местностей Тасмании и Новой Зеландии, которые относятся к следующей зоне. Вегетационный период прерывается здесь в южной части июльскими холодами, а в северной части растительность замирает на лето во время январской жары. Этой зоне соответствует весь южный кеппеновский пояс с умеренным летом и холодной зимой, а также остаток субтропического южного пояса.
  • Антарктическая зона вечнозелёных низких кустарников и периодической травянистой растительности. К этой зоне принадлежат остатки суши Южного полушария, перечисленные при характеристике предыдущей зоны. Она совпадает с кеппеновским южным холодным поясом и не доходит до южного полярного пояса. Кроме характерной растительности, перечисленной уже в самом названии зоны, здесь надо упомянуть ещё, как и на крайнем севере, мхи и лишайники, покрывающие почву и камни.

Названы в честь Друде

Печатные труды

  • нем. Drude O. Die Biologie von Monotropa hypopitys L. und Neottia nidus avis L. Göttingen, 1873
  • нем. Drude O. Die Anwendung physiologischer Gesetze zur Erklärung der Vegetationslinien. – Göttingen: A. Breithaupt, 1876
  • нем. Drude O. Ausgewählte Beispiele der Fruchtbildung bei den Palmen. // Botanische Zeitung, 1877
  • нем. Drude O. Cyclanthaceae, Palmae in Martii Flora Brasiliensis. München, 1881–1882[9].
  • нем. Drude O. Die insektenfressenden Pflanzen, in Schenk's Handbuch der Botanik, 1881
  • нем. Drude O. Die Morphologie der Phanerogamen, in Schenk's Handbuch der Botanik, 1881
  • нем. Drude O. Die Florenreiche der Erde. Gotha, 1884
  • нем. Drude O. Die systematische und geographische Anordnung der Phanerogamen, in Schenk's Handbuch der Botanik, 1887
  • нем. Drude O. Atlas der Pflanzenverbreitung // Berghaus' Physikal. Atlas, V, Gotha, 1887[10]
  • нем. Drude O. Über die Prinzipien in der Unterscheidung von Vegetationsformationen, erläutert an der erlautern an der zentraleuropäischen Flora // Botanische Jahrbuch. 1890. Bd 11. S. 21–51
  • нем. Drude O. Handbuch der Pflanzengeographie. Stuttgart: J. Engelhorn, 1890
  • нем. Drude O. Deutschlands Pflanzengeographie, 1896
  • нем. Drude O. Der Hercynische Florenbezirk. In: Engler und Drude. Die Vegetation der Erde, VI. Leipzig, 1904
  • нем. Drude O. Die Ökologie der Pflanzen, 1913

В крупном ботаническом сочинении Энглера и Прантля Die natürlichen Pflanzenfamilien Друде обработал два таких крупных семейства растений, как Пальмовые и Зонтичные.

Напишите отзыв о статье "Друде, Оскар"

Литература

  • нем. Festschrift zum 80. Geburtstag von Oscar Drude. Heinrich, Dresden 1932

Примечания

  1. Цит. по: Йозеф Шмитхюзен. Общая география растительности. — М.: Прогресс, 1966, С. 74.
  2. Ботаническая география // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/ecolog/1122 Экологический словарь — Шкала обилия растений] (Проверено 28 апреля 2009)
  4. Жизненная форма растений — статья из Большой советской энциклопедии.
  5. Растительные формации // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  6. Флористические царства // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  7. География растений // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  8. Растительные зоны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  9. C 86 таблицами.
  10. 8 карт.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Друде, Оскар

Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.