Дружеское учёное общество

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Дружеское учёное общество — благотворительно-просветительное общество в Москве, созданное масонами И. Г. Шварцем и Н. И. Новиковым.





Дружеское общество

Дружеское учёное общество возникло по мысли и инициативе профессоров Московского университета И. Г. Шварца и Н. И. Новикова. Образовалось оно, без внешней организации, ещё в 1779 году, когда Н. И. Новиков приехал в Москву, получив контракт «на содержание университетской типографии». Целью общества было заявлено распространение в России истинного просвещения следующими путями:

  1. делать общеизвестными правила хорошего воспитания,
  2. издавать полезные книги?
  3. выписывать из-за границы способных учителей или воспитывать русских преподавателей.

Сообразно с этим при университете в 1779 году была основана «Учительская или Педагогическая семинария». Университет предоставил ей проценты с капитала Демидова для образования 6 учителей; Шварц пожертвовал 5000 руб., также явились жертвователями Новиков, Херасков, Трубецкой, Черкасский[1] и др. Инспектором семинарии стал Шварц. Первым в 1779 году стал обучаться на средства Общества Максим Невзоров.

В 1781 году по инициативе И. Г. Шварца, после возвращения его из-за границы, было открыто «Собрание университетских питомцев» для разработки вопросов морали и литературы. В начале того же года общество приобрело большую прочность благодаря пожертвованию П. А. Татищева. Наряду с последним в основании общества участвовали князья Юрий и Николай Трубецкие, кн. А. А. Черкасский, М. М. Херасков, В. В. Чулков, И. П. Тургенев, А. М. Кутузов. В лучшую пору число членов было свыше 50. Почти все члены Дружеского общества были масоны; многие члены его служили при московском главнокомандующем, графе З. Г. Чернышёве.

Дружеское учёное общество было торжественно открыто 6 ноября 1782 года в присутствии графа Чернышёва. На открытие его были приглашены все знаменитости Москвы. В печатных приглашениях указывалось, что цель этого общества — печатание учебных книг, что уже роздано таких книг по семинариям на 3000 рублей и что тридцать молодых людей будут содержаться на его счёт в «Педагогической семинарии»:

1) Один из семи греческих мудрецов на предложенный ему вопрос: что всего труднее? справедливо ответил: то, чтобы уметь расположить праздное время. И вот сие самое побудило нас, учинив выбор друзей, знаменитых своими дарованиями и добродетелями, составить общество; и сим способом подкрепить себя взаимною помощью, дабы тем удобнее труд и упражнение свободного нашего времени обратить в пользу и к сведению многих.

2) Дружеское общество, составленное из разных мужей и юношей, имеет целью сих различествующих друг от друга летами, образом жизни, разностью упражнений и дарами счастья соединить между собою. Взаимный между ними союз, взаимная благосклонность и взаимные добрые качества производят им взаимную пользу, взаимный услуги и взаимные совершенствования.

3) Особливо же внимание дружеского ученого общества обращено будет к тому, чтобы те части учености, в которых, сравнивая их с прочими не столько упражняются — как например греческий и латинский языки, знание древностей, знание качеств и свойств вещей в природе, употребление химии и другие познания, процвели, и могли приносить свои плоды.

4) Печатать своим иждивением различного рода книги, особливо же учебные, и доставлять их в училища.

5) Учреждение Филологической семинарии. Сии семинаристы три года наставляемы будут в предписанных им науках со всяким рачением, дабы по прошествии того времени, возвратясь к своим местам, могли они сами вступить в учительское звание

— [maxbooks.ru/bakhtiarov/obshestvo.htm Дружеское учёное общество //Бахтиаров А. А. История книги на Руси]

В этом же, 1782 году, Дружеское общество основало «Переводческую или Филологическую семинарию», в которую стараниями М. И. Антоновского были выписаны из Киевской духовной академии Михаил Андреевич Петровский, Иван Фёдорович Софонович и Павел Иванович Скальский, Михаил Антонович[2] и Антон Антонович Прокоповичи, Павел Афанасьевич Сохацкий и Яков Андреевич Рубан[3]. Они вскоре были переведены в университет на казенное содержание. В числе студентов «Педагогической семинарии» были, между прочим, Матвей Десницкий и Стефан Глаголевский — впоследствии митрополиты Михаил и Серафим.

На открытии Дружеского учёного общества митрополит московский Платон публично объявил о взятии его под своё высокое покровительство. Общее число членов общества составляло около 50 человек: И. Г. Шварц, Н. И. Новиков, И. В. Лопухин, князья Ю. Н. и Н. Н. Трубецкие, братья Е. П. и П. П. Тургеневы, В. В. Чулков, В. И. Баженов, А. Н. Новиков, М. М. Херасков, князь А. А. Черкасский, А. Ф., П. Ф. и Н. Ф. Ладыженские, Ф. Г. Баузе, Я. Шнейдер, Ф. П. Ключарёв, И. П. Страхов, князь К. М. Енгалычев, Г. М. Походяшин[4], Р. А. Кошелев, Ф. И. Глебов, князь А. И. Вяземский[5], А. М. Кутузов, князья И. С. и Г. П. Гагарины, Г. Шредер, князь А. Н. Долгоруков[6], О. А. Поздеев, С. И. Плещеев, князь М. П. Репнин и другие[7].

Деятельность И. Г. Шварца выражалась главным образом в чтении лекций философско-морального характера. В программу общества входило денежное вспомоществование бедным, где основная роль принадлежала И. В. Лопухину.

Лопухин так определял цель Дружеского ученого общества:
…цель сего общества была: издавать книги духовные и наставляющие в нравственности и истине евангельской, переводя глубочайших о сем писателей на иностранных языках, и содействовать хорошему воспитанно, помогая особливо готовившимся на проповедь Слова Божия… Для него и воспитывались у нас более 50 семинаристов, которые были отданы от самих епархиальных архиереев с великою признательности

В тесной связи с деятельностью Дружеского общества находилась типография Н. И. Новикова. Особенное оживление наступило с обнародованием Указа Екатерины II от 15 января 1783 года о вольных типографиях. Кроме арендуемой Новиковым университетской типографии, Дружеское общество открыло ещё две, на имя Новикова и Лопухина, и книги стали выходить сотнями; была и тайная типография, служившая для масонских целей.

Типографическая компания

В начале 1784 года умер Шварц, и это сильно повлияло на общество, которое подвергалось нападкам как имеющее связь с мистиками и масонами. Для большей прочности своей деятельности 15 членов общества образовали в 1784 году «Типографическую компанию», во главе которой встали Н. И. Новиков, С. И. Гамалея, И. В. Лопухин, А. М. Кутузов, Шредер и Трубецкие. Типографическая компания открыла новую типографию. С этих пор стало невозможно отделить Дружеское общество и Типографическую компанию — они как бы слились, хотя учреждения первого ещё продолжали существовать и место Шварца, опекавшего студентов, занял кн. Енгалычев.

Ещё прежде деятельность Дружеского общества не давала покоя И. И. Мелиссино, учредившему в 1771 году, мало деятельное и окончательно пришедшее с открытием Дружеского Общества в упадок, «Вольное Русское Собрание»; дополнительно на Типографическую компанию восстала комиссия народных училищ за перепечатку изданий последней; результатом была конфискация этих книг и взыскание убытков.

В 1785 году в Дружеское общество вступил членом Н. М. Карамзин, и был отправлен за границу на счёт общества П. И. Страхов. В это же время компания купила большой дом графа Гендрикова на Садовой[8], где и были сосредоточены как типография, так и все учреждения общества, в том числе аптека, из которой бедным лекарства выдавались бесплатно. Компания посылала своих питомцев за границу (Багрянского, Колокольникова, Невзорова и др.).

В 1785 году масоны были заподозрены в сектантстве, и митрополиту Платону было поручено рассмотреть изданные ими книги. В отзыве об этих книгах Платон написал, что одни из них обыкновенные литературные, другие — мистические, которых он не понимает, третьи — сочинения энциклопедистов, самые зловредные для веры. После этого года о Дружеском обществе уже совсем не упоминалось.

Французская революция усугубила гонения на компанию, отразившиеся главным образом на Новикове: преследовались преимущественно книги, в которых усматривали «колобродство, нелепые умствования и раскол», и в ноябре 1791 года члены Типографической компании составили акт об её ликвидации, по которому все дела компании перешли к Новикову, который принял её имущество и долг до 300000 руб.

Напишите отзыв о статье "Дружеское учёное общество"

Примечания

  1. Алексей Александрович Черкасский был сыном смоленского губернатора Александра Андреевича Черкасского. В «Записках Михаила Ивановича Антоновского» он, по-видимому ошибочно, назван Александром Александровичем.
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/104139/Прокопович М. А. Прокопович-Антонский]
  3. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/107965/Рубан Рубан в энциклопедии Половцова]
  4. Сын М. М. Походяшина
  5. Отец поэта П. А. Вяземского
  6. Алексей Николаевич Долгоруков (26.07.1750 — 28.10.1816).
  7. Сушков Н. В. Московский университетский благородный пансион. М., 1858. С.21.
  8. [www.kuluar.ru/Moscow/MosAr/MosAr18.htm Старая Москва]

Литература

Отрывок, характеризующий Дружеское учёное общество


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?