Друзы

Друзы

Самоназвание	دُرُوز
Численность и ареал
Всего: около 1,5 млн Сирия Сирия: 865 000 Ливан Ливан: 280 000 Израиль Израиль: 118 000 Иордания Иордания: 20 000 За пределами Ближнего Востока: 100 000
Язык	арабский, иврит
Религия	Ислам исмаилитского толка (с некоторыми отличиями)

Дру́зы (араб. мн. ч. الدروز , ед. ч. درزي) —этноконфессиональная группа в Ливане, Сирии, Иордании и в Израиле. Существуют многочисленные группы друзов в США, Канаде, Франции, Великобритании, Западной Африке, Карибском бассейне и других странах, состоящие из потомков эмигрантов.

Краткая информация, описание

Друзы — арабы, исповедающие друзизм, религию, которая ранее являлась одним из ответвлений шиитской секты исмаилитов, однако в XI веке откололась от неё и прекратила конфессиональные контакты с исмаилитами ещё в Средние века, претерпев в последующем значительные изменения. Друзское вероучение возникло среди исмаилитов Египта и Южного Ливана в начале XI века под влиянием проповеди миссионера Мухаммеда бен Исмаила Наштакина ад-Дарази и названо по его имени. Сами друзы нередко негативно относятся к личности Дарази и слово «друзы» как самоназвание не употребляют. Они используют в отношении себя слово «мувахиддун» (или Ахль ат-таухид), которое может быть переведено как «единобожники», а может быть переведено как «объединившиеся».

Принять вероисповедание друзов невозможно, так как не существует института перехода в друзскую веру. Друзом считается тот, кто придерживается своей традиционной религии и чей отец и мать — друзы. Сами друзы, верящие в переселение душ, утверждают, что каждой душе человеческой была представлена возможность принять друзское вероисповедание в период так называемых «отворенных врат» (до XV века христианского летосчисления, по некоторым другим сведениям — до XII-XIII века х.л.). Все души, которые приняли решение о принятии друзской веры, перерождаются в друзов, остальные души отказались от перехода в друзскую веру.

Друзы принимают доктрину такия («мысленная оговорка», которая может использоваться для сокрытия подлинных взглядов), согласно которой верующий, живущий во враждебной среде, может внешне принять её условности, сохраняя в душе истинную веру. Обман и дезинформация иноверцев во благо общины не являются предосудительными.

Друзское общество представляет собой замкнутую организацию, возглавляемую уккаль (умные, знающие, множественное число от акиль), которые руководят массой верующих (джуххаль — невежественные, множественное число от джахиль). Представляется, что существует довольно сложная иерархия уккаль. Есть также высшие духовные авторитеты, которых называют «аджавид» (множественное число от джеййид) — совершенные. Уккаль можно стать только по достижении 40 лет, пройдя серию специальных многолетних курсов и программ религиозного и философского обучения. Принято считать, что, например, ни Камаль Джумблат, ни Валид Джумблат уккаль не были, да и не могли ими быть. Ряд специалистов отмечают наличие конфликтов между уккаль и светским руководством друзской общины.

Семейное право у друзов отличается от семейного права других религиозных общин. В 1948 году Ливанский парламент утвердил составленный друзскими уккаль Кодекс друзского семейного права, который в 1953 году был принят в Сирии, а в 1961 году в Израиле.

Среди западных и российских («ленинградская школа») востоковедов существовала и альтернативная типология друзов, согласно которой они не являлись самостоятельной религией, а были суфийским орденом в рамках исмаилитского направления ислама.

Язык

Ближневосточные друзы говорят на сиро-ливанском и палестинско-иорданском диалектах арабского языка. Численность друзов в настоящее время превышает три миллиона человек.

Наиболее крупная их община проживает в Сирии (район Джебель-Друз (Джебель-Альараб), административный центр — город Эс-Сувейда) — более 800 тысяч человек. Более полумиллиона друзов проживает в Ливане, главным образом в горных районах южной части страны. Около 120 тысяч друзов живёт в Израиле.

Значительное количество друзов продолжает эмигрировать в США, Канаду, Западную Европу, где существуют многочисленные друзские общины. Значительная часть друзских эмигрантов забывает родной язык и уже во втором-третьем поколении начинает говорить только на языке страны пребывания (чаще английском, французском, испанском и др.).

Происхождение

Серия статей об
Арабах
Культура
Литература Письмо Каллиграфия Музыка Кухня Имена Эстетика
Этнографические группы и исторические общности
Алжирцы Бахрейнцы Египтяне Йеменцы Израильские арабы Иорданцы Иракцы Иранские арабы Катарцы Кувейтцы Ливанцы Ливийцы Мавры Марокканцы Оманцы Палестинцы Саудовцы Среднеазиатские арабы (Таджикские арабы) Сирийцы Суданцы Тунисцы Турецкие арабы
Диаспора
Родственные народы
Арабы-шоа Друзы Евреи Копты Ланкийские мавры Мальтийцы Марониты Мориски
Арабские языки и диалекты
Классический арабский Арабский литературный Аравийский арабский Египетско-суданский арабский Иракский арабский Магрибский арабский Сиро-палестинский арабский Среднеазиатский арабский
Арабский мир
Алжир Бахрейн Джибути Египет Западная Сахара Йемен Иордания Ирак Катар Коморы Кувейт Ливан Ливия Мавритания Марокко Объединённые Арабские Эмираты Оман Палестина Саудовская Аравия Сирия Сомали Судан Тунис
Религия
Ислам (Суннизм • Шиизм) Христианство Мифология
Панарабизм • ЛАГ • Завоевания • Арабизация  • Национализм

Большинство из современных живущих друзов могут проследить своё происхождение от Вади-аль-Таймур в Южном Ливане, названного в честь арабского племени Таймур-Аллах (ранее Таймур-Аллат), которое, согласно известному арабскому историку аль-Табари, прибыло из Аравии в долину Евфрата, где было обращено в христианство ещё до их переселения в Ливан. Многие семьи друзских феодалов, чьи родословные были сохранены двумя современными сирийскими летописцами Хайдаром аль-Шихаби и аль-Шидьях, также, по-видимому, склоняются к подобному происхождению. Арабские племена пересекли Персидский залив и остановились в Ираке, однако их дальнейшая судьба привела их в Сирию.

Первая семья друзов-феодалов, которая сделала себе имя в борьбе с крестоносцами, Танух, была, по словам Хайдара аль-Шихаби, арабского племени из Месопотамии, где занимала должность правящей семьи и, по-видимому, была обращена в христианство. Семья Танух вынуждена была покинуть Аравию в начале II или III в. н. э.

Род Маан, который заменил собой правящий род Танух и произвёл величайшего в истории друза-героя, Фахр-аль-Дина, был такого же традиционного происхождения. Род Талхук и Абд аль-Малик, которые стали лидерами друзов позднее, имеют такие же родословные записи, как и Танух. Род Имад назван по имени аль-Имадийя — курдского города Амадия, к северо-востоку от Мосула в Курдистане, и, как род Джумблат, считаются курдского происхождения. Род Арсалан заявляет о своем происхождении от арабских королей Хира, но имя Арсалан («лев» по-персидски и по-турецки) предполагает персидское влияние, если не происхождение.

Наиболее общепринятой теорией считается то, что друзы являются смесью ряда корней, в которой, в основном, преобладают арабские, будучи впоследствии привитыми коренному горскому населению арамейской крови.

Тем не менее, многие ученые сформулировали свои собственные гипотезы: например, Ламартин (1835) обнаружил у современных друзов остатки самаритян; граф Карнарвон (1860), — тех из куфитов, которых Асархаддон переселил в Палестину; профессор Феликс фон Лушан (англ.) (1911), в соответствии с его выводами из антропометрических измерений, считал друзов, маронитов и алавитов Сирии, наряду с армянами, бекташами, Али-Ильясами и езидами из Малой Азии и Персии, современными представителями древних хеттов.

В XVIII веке существовало две ветви друзов, проживающих в Ливане: йеменские друзы, возглавляемые родами Хамдан и Аль-Атраш; и друзы-кайси, возглавляемые родами Джумблат и Арсалан.

Род Хамдан был изгнан из Горного Ливана после битвы Айн Дара в 1711 году. Эта была битва между двумя группировками друзов: йеменскими и кайси. После драматического поражения, йеменские друзы мигрировали в Сирию в область Джебель-друзов и её столицу, Сувейда. Тем не менее, существует мнение, что эти две фракции были политического характера, а не этнического, и обе имели как христианских, так и друзских сторонников.

История

Самая известная из шиитских сект — исмаилиты — возникла в VIII веке. Одной из её концепций, по некоторым, не вполне достоверным данным, являлось учение об «инкарнации» (хулул) — «воплощении Божества в человеке», якобы общее для крайних сект шиизма, которых обвиняли в том, что они обожествляли пророка Мухаммада, халифа Али как его преемника и последующих имамов из рода Алидов.

В 996—1021 годах в Египте правил исмаилитский фатимидский халиф Аль-Хаким, начавший крупномасштабную программу административных реформ и готовивший большую кампанию против византийцев в Сирии и Малой Азии, а также независимо от неё против Аббасидов в Месопотамии. Вместе с тем, по свидетельствам его противников, он был эксцентричным и даже психически нездоровым человеком. В целом, ряд востоковедов считает, что его правление было отмечено началом упадка халифской власти (например, эта точка зрения отражена в Большой советской энциклопедии).

Оппоненты Хакима утверждали, что он якобы объявил себя инкарнацией бога, что не подтверждается сохравнишейся перепиской Хакима. Более вероятной представляется точка зрения, что некоторые «чрезмерно преданные» придворные распространяли это утверждение против воли Аль-Хакима. Нельзя исключать, что наиболее известным пропагандистом этой точки зрения был Дарази.

Вероятно, Дарази играл важную роль в оформлении идеологии реформ Хакима и проведении этих самых реформ в период самых радикальных мер и в уничтожении оппозиции реформам, по меньшей мере, в области внешней политики, пропаганды исмаилизма за рубежом, а также управления завоеванными Фатимидами провинциями. Христиане различных конфессий и евреи представляли собой основу административного аппарата Фатимидов, которые, будучи выходцами из отсталой части Северной Африки и революционными разрушителями суннитского государственного аппарата, были вынуждены в части гражданской администрации опираться на более образованные христианские и еврейские круги, при этом поддерживая баланс сил между различными христианскими конфессиями: православными, коптами, различными видами несториан, католиками, а также национальными церквями — армянами и эфиопами. Однако ко времени воцарения Хакима, этот баланс был резко нарушен в пользу коптов и частично православных-мелькитов, занявших основные административные посты.

На первом этапе реформ Хаким поддержал Дарази, нанося удар по традиционным христианским конфессиям и поддерживая оппозиционные христианские церкви и еврейскую общину, играя на имущественных конфликтах между христианскими конфессиями.

Распространена (из исмаилитских источников) версия, что Дарази попал в опалу после того, как провозгласил (очевидно против воли самого халифа) аль-Хакима инкарнацией бога. По одной версии он бежал в Ливан, где начал проповедовать учение о божественности Хакима, по другой — был казнен.

Его учеником и, вероятно, продолжателем его дела был Хамза Ибн Али ибн Ахмад, хотя по версии, распространенной среди друзов, Хамза сильно расходился во взглядах с Дарази и фактически был его оппонентом. По заверениям некоторых источников, друзского происхождения, друзские рукописи, говорят, что Хаким пережил ту роковую ночь, когда его должны были убить по приказу сестры; но, устав от власти, он удалился в пустыню Аммона и там создал учение, которое позднее поведал его ученик Хамза. Наконец есть распространенная в кругах, близких к друзским шейхам, версия, что не Хамза был учеником Дарази, а, наоборот, Дарази был учеником Хамзы, исказившем волю и мысли своего учителя. Эта версия дает труднопредставимую картину о якобы существовавшем триумвирате единомышленников — аль-Хакима, Хамзы и Дарази, которая едва ли может быть принята в силу различия статуса этих трех деятелей и известных нам более-менее достоверных фактах.

Реформаторская деятельность аль-Хакима вызвала раскол в среде его приближенных.

Наиболее радикально настроенные исмаилиты после перехода аль-Хакима к более взвешенной политике и вероятной опале и даже казни Дарази покинули двор Хакима и укрылись в горах Ливана, где начали активную пропагандистскую деятельность. В 1021 году аль-Хаким исчез при таинственных обстоятельствах, по всей видимости был убит своими приближенными, немедленно начавшими кампанию по очернению Хакима. С учетом времени, потребного для распространения сведений о смерти халифа, а также сомнений в их достоверности, прото-друзы верили, что он не умер, а ушёл «в сокрытие» (скрывается и готовит силы для возвращения себе престола). Позднее это трансформировалось в религиозное убеждение, что Хаким появится в День Страшного суда в качестве махди. Принявшие взгляды Дарази племена и кланы и составили основу друзов. Российский востоковед XIX века Константин Базили отмечает, что вместе с ними были и «другие раскольники мухаммеданства, бежавшие из Месопотамии», которые вместе с сторонниками Дарази из Египта и Леванта и «составили в Ливане независимое племя друзов».

Крупнейшими религиозными авторитетами друзов считаются Хамза Ибн Али и Ас-Сайид Абдалла ат-Танухи.

Базили полагал, что «при самом начале политического своего существования племя это появляется разделенным на две партии — иемени и кейси… Семейства Танух, Джемаль эд-Дин, Алам эд-Дин были иемени. Эмиры Маан почитались главами противной партии кейси. Они были обрадованы прибытием новых союзников в соседний Антиливан, ибо Шихабы, по своему происхождению из Хиджаза, принадлежали к партии кейси. Мааны из своих родословных открыли старинные связи и родство своего дома с предками Шихабов в Аравии. Родственные связи возобновились между двумя семействами, подкрепили политический союз, неразрывно существовавший около шести веков, среди борьбы двух партий народных, а затем узаконили переход к Шихабам наследия Маанов по прекращении рода последних [в конце XVII в.]».

В XII и XIII вв. друзы принимали деятельное участие в борьбе с крестоносцами, а по их изгнании продолжали составлять конфедерации с другими владетельными эмирами, вести войны и распространять своё влияние на другие области Сирии, признававшей тогда над собою власть египетских султанов. При нашествия монголов под руководством Хулагу, и при нашествии Тимурленга, Шихабы, княжество которых находилось в Антиливанском хребте по соседству с Дамаском, было покорено и разорено дикими завоевателями, и они искали убежища на Ливанском хребте, в неприступном округе Шуф, где устояли эмиры Мааны.

«При завоевании Сирии турками (в 1516 г.) и по разбитии султаном Селимом халебских эмиров и войска египетского эмиры Южного Ливана и Антиливана, между коими особенно славился Фахр эд-Дин Маан, основатель величия друзов, перешли на сторону победителя, помогли ему своим оружием и были им утверждены в своих наследственных уделах». Владетели северных отрогов Ливана, эмиры Танух и Джемаль эд-Дин оставались верными египетскому правлению, а потому были вынуждены спасаться бегством от турецкого нашествия.

Таким образом, на протяжении средних веков и нового времени друзы имели свою наследственную землевладельческую аристократию, династии правящих эмиров (Мааны, сменившие их Шихабы и др.). Наибольшего подъёма власть друзских эмиров в Ливане достигла при Фахр-ад-дине (Фахраддине) II Маане (правил в 1590—1633 годах) и Башире II Шихабе (правил в 1788 или 1789—1840 годах). Основным занятием населения было земледелие; ремеслом и торговлей друзы до начала XX века почти не занимались.

Турецкое правительство систематически разжигало конфликты между алавитами и друзами для противостояния феодальной вольнице, последовательно поддерживая то одну, то другую стороны, хотя алавитские шейхи Хамади и эмиры Харфуш из округов Джубейль и Баальбек по собственному движению признавали над собой власть Фахраддина и домогались его покровительства. (Племена алавитов также занимали окрестности Сайды и городок Сур), а также алавиты и друзы многократно объединялись в борьбе с турками и египтянами.

В начале XVIII века в результате войны между кланами Джумблатов и Арсланов, с одной стороны, и аль-Атрашей, которые являются потомками Фахраддина Маана, и Хамданов, с другой, часть друзов (проигравшие аль-Атраши и Хамданы) переселилась в Хауран (современная Сирия), район, получивший название Джебель-Друз (горы друзов).

В XVIII веке алавитские феодалы и племена в Леванте стали более сильными, чем друзы. В этот период друзы часто поддерживали алавитов, несмотря на происки турецких специальных служб, пытавшихся развязать конфликты между друзами, алавитами и исмаилитами, последние же, выступив против алавитов, были практически полностью вытеснены со своих территорий в Леванте. (Алавитский шейх Насиф Нассар помимо прочего выступил союзником российского Средиземноморского флота в во время русско-турецкой войны 1768—1774 гг., когда Екатерина II направила русскую эскадру под командованием А. Г. Орлова из Балтийского в Средиземное море для операций против турецкого флота и для поддержки антитурецкого движения греков и славян. После поражения турецкого флота в битве при Чесме 26 июня 1770 г. русская эскадра осуществляла полный контроль над восточной частью Средиземного моря. Основная база русского флота находилась на о-ве Паросе в порту Ауза, откуда русские суда блокировали средиземноморские владения Турции и уничтожали остатки турецкого флота). Во время Египетского похода Бонапарта алавиты поддержали французскую армию при осаде Акко. После капитуляции французского экспедиционного корпуса шейхи алавитов стали жертвой мстительности турецких пашей, мамелюков и местных феодалов. Они пытались обратиться за спасением к своим историческим врагам друзам, но те отказали в помощи, главным образом, в силу неопределенности своего собственного статуса и историческими связами с Британией. Тем не менее, друзские шейхи смогли заметно снизить масштабы расправы, которая не приняла формы геноцида, но ограничилась ликвидацией большой части феодальной верхушки и резкого сокращения территорий под контролем алавитских шейхов.

В 40—60-х годах XIX века в Ливане происходили вооружённые столкновения между различными общинами, особую ожесточенность принял затяжной конфликт между друзами и христианами-маронитами (наиболее вспышки боевых действий в 1841, 1845, 1860 годах). На самом деле религиозный антагонизм играл меньшую роль, чем проблемы эксплуатации крестьян и проблемы оттоманского административного деления в Леванте. Как правило, культовые сооружения сторонами не уничтожались, а покушения на христианских клириков и аджавидов рассматривались обеими сторонами как крайне предосудительные вещи. Решающую роль сыграл тот факт, что конфликт разжигался интригами соперничавших в Сирии и Ливане европейских держав, причем Британия поддерживала друзов, Франция — маронитов, а Россия — православных.

Попытки властей Османской империи во 2-й половине 19—20 вв. положить конец друзским «вольностям» (отсутствие воинской повинности, право ношения оружия, неограниченная власть друзской знати над остальными друзами) вызывали частые антитурецкие выступления (1869, 1888, 1894—1897, 1904, 1910 и др.).

После первой мировой войны по соглашению Сайкс-Пико друзские территории в Ливане и Сирии вошли в состав французского мандата (1920—43), однако британские внешнеполитические и секретные ведомства продолжали интенсивные контакты с левантийскими друзами. Джебель-Друз был центром общесирийского национального восстания в 1925—27 годах. В 1921—1936 годах автономное друзское государство существовало в рамках французского мандата.

В годы Второй мировой войны после кровопролитного освобождения Леванта войсками Сражающейся Франции (ранее Свободная Франция) и Великобритании в 1941 году от вишистских войск генерала Денца, британцы попытались сформировать друзские кавалерийские эскадроны под своим руководством и заняли французское представительство в Сувейде. Это привело к острому конфликту режима Де Голля и Правительства Черчилля. По словам Де Голля это был «самый острый конфликт» между Британией и его режимом. Кроме того, британцы монополизировали торговлю Леванта и получили право на строительство железной дороги без согласования с Де Голлем.

При формировании первых суверенных, но подмандатных Правительств Ливана друзы получали в них один-два министерских поста. В настоящее время друзам обычно предоставляется три министерских поста, причем всегда им отдается пост Министра по делам перемещенных лиц.

Религия друзов

Учение о переселении душ (танасух)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Друзы принимают учение о переселении душ. По мнению друзов, существует ограниченное количество душ, которые переходят из одного тела в другое в момент смерти. Для души определены понятия, близкие к понятию кармы, сама душа при этом, возникнув от искры вечной воли, бессмертна. Все деяния души в течение всех её перевоплощений будут учтены на Страшном Суде.

Учение о переселении душ служило важным фактором в морально-психологической подготовке знаменитой друзской кавалерии (британские вооруженные силы настаивали на формировании друзских эскадронов для своей армии даже во время Второй мировой войны). Так как душа возрождается в новом теле, то смерть не является пугающей для друзских бойцов, которые шли в атаку со знаменитым возгласом «Во чреве матери» (я вновь появлюсь), наводившим ужас на противников, от крестоносцев до маронитских феодалов.

Под вопросом остаётся наличие души у женщины. Ряд источников утверждает, что согласно друзским верованиям у женщин бессмертной души нет, однако более достоверные источники сообщают, что друзы полагают, что душа по своей сути беспола, а следовательно, может возрождаться как в мужском, так и в женском теле. Это нашло отражение в ливанской школе психоанализа.

Доктрина Танасух находит своё отражение в друзской литературе и фольклоре, где как литературный прием часто используются воспоминания о предыдущих жизнях лирического героя. Очень часто описывается лирический герой, проживающий множество жизней.

Религия друзов и ислам

Вопрос о том, является ли религия друзов самостоятельной или частью ислама, остаётся дискуссионным. Помимо прочего он несет и политическое значение, так как в ряде стран (например, Сирии и Ливане) некоторые высшие должностные посты могут занимать по учредительным или конституциональным актам только мусульмане или христиане. В связи с этим важной является классификация религии друзов.

С формальной точки зрения мусульманином является тот, кто в присутствии двух свидетелей произнесет символ веры (шахаду), состоящий из двух положений: о том, (1) что нет Бога, кроме Аллаха и (2) что Мухаммед является пророком Бога. По исламскому законодательству это необходимо и достаточно для признания человека мусульманином. Друзская религиозная практика признает оба положения. Однако ряд мусульманских юристов (наиболее известный — Ибн Таймийя) издавал фетвы о том, что друзы не могут являться субъектами правоотношений с мусульманами по законам, регулирующим отношения между мусульманами. Положение усугубляется практикой такия, которая позволяет друзам, например, произносить шахаду, делая в уме мысленную оговорку, которая с их точки зрения, лишает клятву сакрального смысла. Отмечалось, что в Сирии друзы в разговорах с иноверцами предпочитают называть себя мусульманами, а в Израиле — самостоятельной религией.

Для друзов обязательна моногамия, молитва может быть заменена медитацией и не является обязательной, пост заменён периодами молчания и воспринимается как воздержание от открытия истины непосвящённым, закят (милостыня в пользу бедных) не регламентирован и воспринимается как взаимопомощь. Друзы отмечают только два праздника: общемусульманский праздник жертвоприношения и общешиитский траурный день Ашура.

Западный взгляд на религию друзов

Сведения, которыми располагает западное востоковедение о религии друзов, не всегда являются достоверными. Положение усугубляется применением принципа такия, позволяющего друзам публично отрекаться от своей религии, храня ей верность в душе, а также тем фактом, что среди друзов-уккаль практически не было вероотступников, раскрывающих секреты своей религии. Разглашение же секретов уккаль карается смертной казнью.

Предположительно, религию друзов систематизировал как самостоятельную парадигму Хамза Ибн Али — современник Ад-Дарази (по друзским легендам — оппонент Дарази; по сведениям противников друзов, единомышленник и ученик Дарази). Крупнейшим идеологом друзской религии был ас-Сайид Абдалла ат-Танухи (умер в 1480).

Друзская религия совмещает принцип единобожия с признанием последнего божественного воплощения в фатимидском халифе аль-Хакимe.

Для религиозной доктрины друзов, по всей видимости, характерна концепция неограниченной свободы воли, отказ от детерминизма и признания самостоятельного существования атрибутов Бога, характерного для доминирующих направлений в исламе.

Религиозные собрания проходят в домах для собраний (хальва) (у современных друзов эти здания по форме напоминают маленькие стадиончики) по четвергам после захода солнца. Некоторые обряды культовой практики друзов, вероятно, уккаль проводят в малодоступных местах, в строгой тайне.

Основным достоинством для человека считается истина. Друзы предположительно верят, что Бог раскрывает себя в последовательных инкарнациях. Первым его проявлением был Универсальный Разум, который воплотился в Хамзе Ибн Али. Почитая Ветхий Завет, Новый Завет, а также Коран, друзы читают собственные священные книги в домах для собраний (хальва). В европейском востоковедении считается, что основной культовой книгой друзов является «Расаиль аль Хукма» (Письма о знании), копия которой находится в завернутом состоянии в местах паломничества друзов, однако прикасаться к ней имеют право только друзы, прошедшие специальную подготовку. Вместе с тем, друзы в беседах с иноверцами часто подчеркивают, что единственной священной книгой в их доме является Коран, давая понять, что друзские тексты, не являясь сакральными, представляют собой лишь ученые комментарии на святые тексты. Есть основания полагать, что востоковедам не удастся решить проблему сравнительной значимости религиозных текстов друзов.

Для друзской религиозной практики характерно наличие большого количества мест для паломничества, которые посещают (обычно семьями) друзы из разных стран. Такие места часто служат местом знакомств друзской молодежи, где заключается большое число браков друзов с разным гражданством.

Ряд европейских оккультистов (например, Блаватская) считают религию друзов (а заодно и алавитов) видоизмененным наследником «платонических», «гностических», эзотерических древних культов. Однако серьёзные востоковеды к таким положениям относятся со скепсисом и редко даже принимают вопрос к рассмотрению.

Друзы в рамках материалистического понимания истории

Ряд марксистских историков, а позднее и последователей исторического структурализма, а также последователей Вебера проводили аналогию между крайними (хулат) фракциями шиизма (друзами, алавитами) и протестантскими реформаторами в Германии (Лютер), Швейцарии (Кальвин) или Англии (пуританизм и англиканство). При этом предполагалось, что взгляды друзов должны были сыграть аналогичную роль, как и «протестантская этика» в Западной Европе в институциональном оформлении перехода от феодальных к капиталистическим отношениям. К сожалению, революция друзов проиграла (как и реформация, например, в Испании), погибнув в результате внешних факторов — крестовых походов и разорительного монгольского завоевания.

Религиозные символы друзов

Друзы избегают иконографии, однако в своей религии используют пять цветов, являющихся их главными религиозными символами. Каждый из таких цветов имеет силу, которая называется хаад, что буквально переводится как предел или граница, отделяющая людей от животных. Каждый хаад раскрашен в определённый цвет:

• Зелёный олицетворяет понятие ʻAql «Вселенский разум»,
• Красный олицетворяет Nafs «Вселенская душа»,
• Жёлтый — Kalima «Слово»,
• Голубой — Sabiq «Вероятности и возможности»
• Белый олицетворяет Tali «Будущее».

Культура

Национальная кухня

Мате — один из самых потребляемых друзами напитков. Он был завезён в регион их проживания иммигрантами из Аргентины в 19 веке и очень полюбился местному друзскому населению из-за своего вкуса и тонизирующих свойств.

Друзы Сирии

Основная часть друзов Сирии проживает на территории региона Джебель-Друз, где в на момент 1998 года около 90 % населения, являлись этническими друзами. Другие общины сирийских друзов проживают в горах Харим, пригородном районе Дамаска Джерамана, а также на южных склонах горы Хермон.

После Первой мировой войны, Франция получила мандат на бывшую османскую Сирию где проводила политику создания небольших моноэтнических независимых государств, данная политика коснулась друзов, алавитов, а также других народностей Сирии.

После Второй мировой войны контроль над территорией проживания друзов получила Великобритания, которая так же делала упор на нацменьшинства Сирии и Израиля.

Новейшая история Сирии после получения независимости показывает, что друзская община, неразвитая в экономическом отношении, подвергающаяся целенаправленному влиянию британской политики (в отличие от остальной, франкофильской Сирии) стала препятствием для социально-экономического преобразования страны. Некоторые исследователи говорят даже о «гражданской войне» между друзскими феодалами и центральным правительством Сирии после получения независимости. В целом, друзы рассматривались как «неблагонадежные элементы». Бывший президент Сирии (правил в 1949—1954 годах) Адиб Шишакли был убит в 1964 году в эмиграции в Бразилии друзом, мстившим за разрушения Джебель-Друз.

Только после прихода к власти партии Баас и особенно алавитского главы государства Хафеза аль Асада положение начало меняться. Лидер друзского движения легендарный патриот Султан Паша аль-Атраш даже получил высшую государственную награду Сирии из рук Президента Хафеза аль Асада.

Друзы получили больше равноправия, однако до сих пор Джебель-Друз остаётся преимущественно аграрным регионом с относительно малоразвитой промышленностью. Среди мусульманского и христианского населения Сирии бытуют антидрузские предрассудки (так, например, многие мусульмане утверждают, что друзы мусульманами не являются, хотя такое утверждение прямо запрещено мусульманским правом). Правительство Сирии часто оказывается не в состоянии разрешить земельные споры между друзскими общинами и окрестными, преимущественно, бедуинскими племенами, что приводит к межобщинным столкновениям, которые Правительство Сирии иногда бывает вынуждено регулировать вводом войск на спорные территории.

Историческое вино, упомянутое ещё в Ветхом завете (Песнь песней) и во всей мировой литературе вплоть до полковника Лоуренса, изготавливаемое в Сувейде, в настоящее время производится, главным образом, друзами (за исключением кагора, которое, естественно, лучше получается у христиан).

Известные представители друзской общины Сирии

• Фахраддин II Маан правил в 1590—1633. Крупный друзский феодал. Создал фактически автономное друзское государство. В Пальмире находится хорошо сохранившийся замок Фахраддина, который служит местом религиозного паломничества друзов со всего мира. Портреты Фахраддина являются одним из символов друзов, например, они часто встречаются на транспортных средствах там, где у христиан находится иконка, а у мусульман цитата из Корана.
• Султан Паша аль Атраш (1891—1982) — легендарный вождь друзов Сирии. Прямой потомок Фахраддина II Маана. Верховный главнокомандующий сирийскими войсками во время восстания 1925—1927 годов. После поражения восстания скрывался в Иордании, откуда вернулся после заключения франко-сирийского соглашения 1937 года. После получения страной независимости активно выступал против государственного переворота, произведенного Адибом Шишакли, который для подавления друзских выступлений направил в Джебель-Друз войска, поддержанные бомбардировочной авиацией. Повторно был вынужден бежать в Иорданию. После свержения Шишакли Султан Паша сыграл решающую роль в принятии решения об объединении Сирии и Египта в Объединенную Арабскую Республику (1958 г.) и был категорическим противником разрыва союза в 1961 году. Монументы Султану паше установлены во многих городах Сирии. В 1970 году «за заслуги перед родиной» Президент Сирии Хафез аль Асад наградил Султана пашу высшей государственной наградой. Известен своим патриотизмом, секуляризмом и личным мужеством. Ему принадлежат знаменитые слова во время объединения сирийских революционеров из разных подмандатных территорий (собственно Сирии, алавитского и друзского государств) в 1925 году «Религия — это для Бога, а нация — она для всех».
• Асмахан настоящее имя — Амаль (Эмили) аль-Атраш (1918—1944) — известная сирийская певица и киноактриса, много работавшая в Египте. В Сувейде находится её дом-музей. Сестра Фарида аль Атраша.
• Фарид аль-Атраш (1915—1974) — один из крупнейших арабских композиторов ХХ века (большей частью в сфере популярной кино-музыки). Кроме того, известный актёр, поэт и музыкант (особенно — как исполнитель музыки на уде). Работал, главным образом, в Египте. Брат Асмахан.
• Друзы считают библейского персонажа Авеля — сына Адама, убитого своим братом Каином, — одним из друзов, чья душа часто перерождается в друзских лидеров. В этой связи гробница Авеля, расположенная недалеко от Дамаска, является важным культовым местом для друзов со всего мира. Хотя в настоящее время гробница находится в режимной зоне ПВО Сирии, сирийское руководство разрешает друзам из разных стран посещать её для проведения культовых мероприятий.

Друзы Израиля

Друзское население Израиля включено в активную общественную жизнь страны. В числе депутатов кнессета есть представители общины, друзы служат в Армии обороны Израиля (АОИ) на общих основаниях, несмотря на то, что, как и арабы, друзы могли быть освобождены от службы в армии (друзские старейшины в своё время добровольно приняли воинскую обязанность для своих общин). В отличие от еврейского населения Израиля, на службу в АОИ из друзской общины призываются только юноши. Подавляющее большинство из них проходит службу в боевых частях (мотопехота, различные части специального назначения, в 299-м батальоне (Херев), подразделения следопытов). Друзы участвовали во всех войнах Израиля, наряду с еврейским населением.

Ранее районы проживания друзов были только аграрными, промышленное производство в них не развивалось. В 1970-е годы в районе друзских поселений был создан промышленный парк Тефен, который интегрировал многих представителей друзской общины в передовые отрасли промышленности. Кроме того, друзы работают на многих предприятиях таких городов как Маалот-Таршиха, Кармиэль и Нагария.

Известные представители друзской общины Израиля

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• Маджали Вахаби (Majali Wahabi или Whbee) — член израильского парламента от партии «Кадима»
• Аюб Кара был депутатом кнессета в 1999—2006 гг. и с 2009 года от партии «Ликуд», сейчас он занимает должность заместителя министра развития Негева и Галилеи.
• Муафак Тариф — духовный лидер друзской общины Израиля.
• Салах Тариф был депутатом кнессета от партии «Авода» с 1992 года. Он занимал должность вице-спикера и заместителем министра внутренних дел. В правительстве Ариэля Шарона в 2001 году занимал должность министра без портфеля.
• Юсеф Мишлеб — первый представитель друзской общины Израиля, дослуживший до звания генерал-майор (алуф) в Армии обороны Израиля (АОИ). Командующий Командованием тыла Израиля с 2001 по 2003 год, Координатор действий правительства на территориях в АОИ с 2003 по 2008 год. После выхода в запас — заведующий Хайфским округом Министерства внутренних дел Израиля.
• Полковник Имад Фарес был командующим бригадой Гивати в АОИ в 2001—2003 гг.
• Генерал-майор Хуссейн Фарес является командующим пограничной полицией (МАГАВ — ивр. ‏מג"ב‏‎).
• Бригадный генерал Хасон Хасон — Военный секретарь Президента Израиля (с 2008 года).
• Азам Азам — рабочий текстильного предприятия, обвинённый в Египте в шпионаже в пользу Израиля. Провёл в заключении 8 лет, освобождён в 2004 году.
• Анджелина Фарес — первая друзская модель.

Основные друзские населённые пункты

• Деревни Дальят-аль-Кармель и Исфия — расположенные вблизи Хайфы
• Ярка — расположена примерно в 10 км от Акко и 18 км от Кармиэля
• Пкиин — расположен в 8 км от Кармиэля
• Бейт-Джан — расположен к северо-востоку от Кармиэля
• Хурфейш — расположен невдалеке от Маалот-Таршихи
• Кисра-Смеа — расположена вблизи промышленной зоны Тефен

Друзы Голанских высот

В результате Шестидневной войны (июнь 1967 г.) и Войны Судного дня (октябрь 1973 г.) Израилем были заняты, а впоследствии аннексированы, Голанские высоты. Согласно Резолюции Совета Безопасности ООН 497 эта территория считается частью сирийских оккупированных территорий, ранее принадлежавших Сирии и заселённых преимущественно друзами (сёла Мадждаль-Шамс, Масаада, Буката и Айн-Кания). В 1981 году, после аннексии Голанских высот, друзскому населению этого региона было предложено израильское гражданство, но оно в большинстве своём сохранило и сирийское. Согласно Договору об учёбе друзов, заключённом между Израилем, Сирией и ООН в 1989 году, друзы Голанских высот имеют право на бесплатное обучение в сирийских вузах. В друзских поселениях на Голанских высотах основная часть населения занята в сельском хозяйстве и туристическом бизнесе. Друзы Голанских высот, являющиеся гражданами Израиля, служат в израильской армии, пользуются всеми правами и свободами граждан Израиля.

Друзы Ливана

Принято считать, что политические взгляды определенной части друзской общины Ливана выражает Прогрессивно-социалистическая партия Ливана (входит в Социнтерн), хотя в ПСП состоят представители разных общин Ливана, а сама партия выступает как подчеркнуто антиконфессиональная. Вместе с тем, представители друзской общины состоят в ливанских политических партиях (но не движениях) и выступают против кандидатов от ПСП на выборах на участках, зарезервированных для друзов.

Известные представители друзской общины Ливана

• Камаль Джумблат — (1917—1977), один из наиболее авторитетных светских лидеров друзской общины Ливана, основатель Прогрессивно-социалистической партии (1949). Лауреат Ленинской премии за укрепление дружбы между народами. Возглавлял Национально-патриотические силы Ливана — союз ряда Ливанских партий и движений (Ливанская коммунистическая партия (ЛКП), Движение арабских националистов (ДАН) и др.), преимущественно мусульманского и левацкого толка, которые в союзе с палестинскими организациями пытались свергнуть легитимную власть в Ливане и ограничить права христианской общины страны. Возглавляемые Джумблатом силы потерпели сокрушительное поражение от сирийских войск и христианской милиции осенью 1976 года, а сам он был убит 16 марта 1977 г. В убийстве лидера друзской общины подозревались христианские экстремисты, израильские спецслужбы, сирийские спецслужбы, и члены Сирийской Социал-Национальной партии (несмотря на название ССНП действует исключительно на территории Ливана). После убийства Джумблата его единоверцы устроили резню мирных христиан в окрестностях места убийства.

• Валид Джумблат (родился в 1949 г.), сын Камаля Джумблата, один из светских лидеров друзской общины. Ливанские друзские общины, поддерживающие семью Джумблатов концентрируются в области Шуф к юго-востоку от Бейрута.

Внешнеполитический вектор Джумблата построен на принципе защиты интересов Ливана. Для того чтобы защитить свой народ от внешних и внутренних врагов, он в своё время сблизился с маронитами, утверждая, что все конфликты остались в прошлом и не повторятся в будущем никогда. Он считает своим долгом поддерживать палестинское сопротивление и всеми силами противостоять Израилю.

В. Джумблат говорит, что у друзов, независимо от страны проживания, должно быть общеарабское сознание, которое необходимо выражать в объединении с палестинцами против израильской политики. Он неоднократно призывал друзов, проживающих в Израиле, к консолидации с палестинцами, с которыми их связывают общие этнические корни. В. Джумблат предлагал представителям общины перейти к решительным действиям против израильских властей, указывая на то, что они могут рассчитывать на помощь и поддержку друзов проживающих в Ливане.

Призывы к консолидации израильских друзов и палестинцев, под лозунгом общности этноса, не мешают В. Джумблату говорить о своих курдских корнях. На антисирийских митингах он может заявить, что президент САР не решил собственную (курдскую) проблему в стране, и поэтому не имеет права вмешиваться в проблемы Ливана. Однако он тут же называет себя ливанцем, для которого нет принципиальной разницы, к какой этноконфессиональной общности он принадлежит.

Примечательно что, будучи главой одного из наиболее влиятельных друзских родов, он считает, что религиозная принадлежность совершенно не важна для человека посвящающего свою жизнь стабильности и процветанию Ливана. Позиции лидера ПСП подвергаются резкой критике в среде израильских друзов. Они считают, что его бескомпромиссность в вопросах мирного урегулирования арабо-израильского конфликта, косвенно приводит к негативным последствиям для всех членов общины без исключения. Заявления, в которых Джумблат говорит о том, что он против заключения сепаратного мира между Ливаном и Израилем, даже в том случае, если Сирии вернут Голанские высоты, а палестинцы получат независимое государство, по мнению израильских друзов негативно окрашивают всю общину. В настоящее время является противником сирийского влияния в Ливане.

Взаимоотношения В.Джумблата с Вашингтоном уже давно можно назвать натянутыми. Джумблат открыто называет США своими врагами и делает в адрес их руководства всевозможные негативные заявления. Так в ноябре 2003 г., после покушения на П.Вольфовица, Джумблат открыто высказал свои сожаления по поводу того, что террористам не удалось осуществить задуманное, назвав при этом заместителя министра обороны США «вирусом, который необходимо уничтожить»

В. Джумблат входил в состав правительства «национального единства» возглавляемого О. Караме. В мае 1992 г., он вошёл в правительство Р. Сольха, а после него в кабинет Р. Харири. В состав правительства Омара Караме В. Джумблат не вошёл, поскольку принял демонстративное решение, категорически отказываться от работы любого кабинета при президенте Э. Лахуде. Занимая пост министра по делам перемещенных лиц, Джумблат присвоил себе деньги из государственного фонда, основанного для финансирования возвращения христиан в район Шуф, откуда они были изгнаны милицией Джумблата в 1983 году.

• Таймур Джумблат — сын Валида Джумблата, внук Камаля Джумблата. Политический деятель ПСП Ливана. После убийства Рафика аль-Харири, отец настоял на переезде сына на учёбу во Францию в целях безопасности.
• Т. Арслан — Министр по делам перемещенных лиц Ливана, представитель влиятельного друзского рода Арсланов — традиционного соперника Джумблатов.
• М. Хамаде — Министр сельского хозяйства Ливана — близкий и влиятельный сотрудник В. Джумблата.
• Г. Ариди — Министр информации Ливана
• Н. Тааме — Министр по делам перемещенных лиц Ливана.
• Самир Кунтар (родился в 1962 г.), ливанский боевик, принимавший участие в палестинской борьбе, проникший в 1979 г. из Ливана на территорию Израиля и убивший на пляже в городе Нагария троих израильтян, включая 4-летнюю девочку. С 1979 года находился в заключении. В 2008 году, вместе с ещё 4 ливанцами, отбывающими различные наказания в Израиле, а также телами 450 бойцов Хезболла был обменян Израилем на тела двух погибших и захваченных «Хезболлой» израильских солдат.

Литература

• Bennett A. Reincarnation, Sect Unity, and Identity among the Druze // Ethnology. — Vol. 45, No. 2. — University of Pittsburgh- Of the Commonwealth System of Higher Education, (Spring, 2006). — С. 87-104.
• Brenton Betts R., Havemann A. Exploring Druze Tradition // Journal of Palestine Studies. — Vol. 19, No. 4. — University of California Press on behalf of the Institute for Palestine Studies, (Summer, 1990). — С. 128—130.
• Shakeeb S. The British-Druze Connection and the Druze Rising of 1896 in the Hawran // Middle Eastern Studies. — Vol. 13, No. 2. — Taylor & Francis, Ltd., (May, 1977). — С. 251—257.

Ссылки

• Базили К. М.[www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Turk/XIX/Bazili/frametext1.htm СИРИЯ И ПАЛЕСТИНА ПОД ТУРЕЦКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ В ИСТОРИЧЕСКОМ И ПОЛИТИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ. Сирия под турецким правительством в историческом и политическом отношении. М. Изд-во восточной литературы. 1962]
• Статья о В. Джубмлате: www.iimes.ru/rus/stat/2005/19-08-05.htm
• Интервью В.Джумблата: www.vremya.ru/2006/170/5/161278.html
• [www.israel-tour.ru/putev/druz.html Статья «Друзские деревни»]
• [referatu.ru/1/25/190.htm Статья «Друзы» в БСЭ]
• [faculty-staff.ou.edu/L/Joshua.M.Landis-1/Joshua_Landis_Druze_and_Shishakli.htm Статья на англ. языке о сепаратистской борьбе друзов Сирии]
• [www.druzestudies.org/druzes.html Статья на англ. языке Центра друзских исследований (США) об истории взаимоотношений Хакима, Дарази и Хамзы]
• [www.beth.ru/nerval/hakim.htm Жерар де Нерваль (эзотерический беллетрист) ИСТОРИЯ ХАЛИФА ХАКИМА. (Беллетрическое изложение истории Хакима и друзов с точки зрения эзотериков).]

[magazines.russ.ru/druzhba/2005/11/vi10.html Поэтическая статья об израильских друзах]

• [www.michaeltotten.com/archives/2009/09/ The Warlord in His Castle.]
• [geopolitica.ru/Articles/809/ Али Мухиэддин Статья От имамата аль-Хакима до светского национализма Камаля Джумблата]
• [www.antiochgate.com/about_druze.htm On the Druze]

Отрывок, характеризующий Друзы

– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.