Дубянский, Фёдор Яковлевич
| Фёдор Яковлевич Дубянский | |
 | |
| портрет работы Алексея Антропова, 1761 год | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Супруга: |
Марья Константиновна Шарогородская |
| Дети: |
см. ниже |
Фёдор Яковлевич Дубянский (1691-1772[1]) — протоиерей Русской церкви, духовник императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, который имел значительный вес при дворе и в Святейшем Синоде. Владелец Керстовской вотчины и Богословской мызы, родоначальник Дубянских.
Содержание
Биография
Происходил с волынских земель Речи Посполитой. Обеспечил себе карьеру браком на дочери Константина Феодоровича Шаргородского, бывшего духовником цесаревны Елизаветы Петровны. После его смерти, по общепринятому среди белого духовенства обычаю, занял место своего тестя, став духовником цесаревны, а затем и императрицы. С 1749 года был протопресвитером Благовещенского собора Московского Кремля.[2]
Елизавета Петровна, отличавшаяся набожностью, очень благоволила к Фёдору Дубянскому и он пользовался большим влиянием при дворе. Императрица щедро награждала своего духовника. К концу своей жизни он владел 8000 крестьян, а указом 10 августа 1761 года был возведён в потомственное дворянство (род дворян Дубянских пресёкся в 1822 году). По образцу церкви в его керстовском имении в Санкт-Петербурге был построен первоначальный (не сохранившийся) Троице-Измайловский собор.[3]
Елизавета часто давала распоряжения Святейшему Синоду через своего духовника и он стал одним из церковных временщиков.[4] О сильном влиянии Фёдора Дубянского на членов Синода писал в своих «Записках» и его обер-прокурор князь Я. Шаховский.[5] Дубянский вмешивался в политику, покровительствовал запорожским казакам за частые присылки ему солёной рыбы.[6]
При Екатерине II Фёдор Дубянский вначале сохранил своё влияние так как императрица была ему многим обязана — будучи ещё великой княгиней она обращалась к нему за помощью, когда ей угрожала высылка за границу.[7] Не имея возможности переговорить с Елизаветой, она ночью призвала к себе Фёдора Дубянского с просьбой исповедать её. Екатерина сказала что плоха здоровьем и попросила о. Фёдора сообщить об этом императрице. Елизавета по просьбе духовника дала Екатерине аудиенцию, восстановившую её положение при дворе. Михаил, сын Фёдора Дубянского, участвовал в перевороте 1762 года, который возвёл на престол Екатерину. Позднее Екатерина потеряла к нему симпатии, а за ней и члены Синода, платя этим за прежнее его временщичество при Елизавете Петровне.[4] 
Скончался Фёдор Дубянский в начале 1770 года. К концу жизни его материальное состояние заметно ухудшилось и его сыновья, не успев ещё принять наследство, просили через Сенат о вызове всех кредиторов своего отца.
Семья
Супруга: Марья Константиновна Шарогородская (1714-69). В браке родились четыре сына, возведённые в потомственное дворянское достоинство по именному указу императрицы Елизаветы от 10 апреля 1761:
- Михаил (1733—1776) — унтер-шталмейстер и егермейстер, секунд-майор гвардии конного полка, участник переворота 1762 года;
- Фёдор Михайлович, бригадир, музыкант-любитель, утонул при переправе через Неву холостым; Державин откликнулся на его гибель одой «Потопление».
- Варвара Михайловна (1763-1803), первая жена Василия Николаевича Зиновьева, тайного советника; владения Зиновьевых унаследовал их сын Николай.
- Яков (1745—1807) — офицер, деятель масонства.
- Пётр Яковлевич (1774-1822), последний из Дубянских, холост.
- Надежда Яковлевна, жена Александра Яковлевича Голохвастова, тайного советника.
- Фёдор — вахмистр лейб-гвардии Конного полка (1761[8]), поручик лейб-гвардии Конного полка (1762), секунд-ротмистр лейб-гвардии Конного полка (1765), ротмистр лейб-гвардии Конного полка (1769)
- Захар — камер-паж (1761[8])
- Елизавета, замужем за князем Яковом Петровичем Долгоруким, камергером.
Напишите отзыв о статье "Дубянский, Фёдор Яковлевич"
Примечания
- ↑ Три века Санкт-Петербурга: Осьмнадцатое столетие. Кн. 1. СПбГУ, 2003. С. 323.
- ↑ [moskow.zachalo.ru/viewpage.php?page_id=121 Московский Благовещенский собор в Кремле. Духовенство]
- ↑ [encspb.ru/object/2804677915 Собор Пресвятой Троицы лейб-гвардии Измайловского полка]
- ↑ 1 2 Карташёв А. В. [www.golubinski.ru/ecclesia/kartashev/ocherk2.htm Очерки по истории Русской Церкви]
- ↑ Знаменский П. В. [lib.eparhia-saratov.ru/books/08z/znamenskii/history4/232.html Св. Синод при императрице Елизавете]
- ↑ Валишевский К. Ф. Дочь Петра Великого. — М., 1993. — С. 79. — ISBN 5-8498-0045-1.
- ↑ Валишевский К. Ф. Роман императрицы. Екатерина II. — М., 1994. — С. 89. — ISBN 5-8498-0048-8.
- ↑ 1 2 «Санкт-Петербургские Ведомости», 27 апреля 1761, страница: 2
Ссылки
- Дубянский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Дубянский, Феодор Яковлевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Дубянский, Фёдор Яковлевич
– Что? – сказал командир.В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
