Дуб изменчивый
| Дуб изменчивый | |||||||||||||||||||||
| Научная классификация | |||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
промежуточные ранги
| |||||||||||||||||||||
| Международное научное название | |||||||||||||||||||||
|
Quercus variabilis Blume | |||||||||||||||||||||
| Синонимы | |||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||
Дуб изме́нчивый (лат. Quércus variábilis) — дерево; вид рода Дуб семейства Буковые (Fagaceae). В естественных условиях произрастает на большой территории в Китае, Корее и Японии. Этот вид входит в секцию Quercus.
Ботаническое описание
Дуб изменчивый — это листопадное средней величины дерево со сквозистой кроной, достигающее высоты 25—30 метров.
Кора толстая пробковая с длинными и извилистыми продольными бороздами.
Листья заострённые или ланцетные, различные по длине (от 8 до 20 см) и ширине (от 2 до 9 см) и зубчатые по краям (каждая жилка заканчивается характерным острым зубчиком). Жилкование перистое. Лист тёмно-зелёный сверху и сизоватый снизу из-за покрывающего его пушка.
Цветки, собранные в серёжки, появляются в середине весны, опыляются ветром.
Шаровидные жёлуди диаметром 1,5—2 см созревают через 18 месяцев после опыления. Жёлуди сидят на две трети в плюске, густо покрытой мягким пушком болотного цвета длиной 4-8 мм.
Значение и применение
Дуб изменчивый выращивается в Китае[2] в небольших масштабах для производства пробки, хотя урожай и меньше, чем у пробкового дуба.
Декоративное дерево.
Напишите отзыв о статье "Дуб изменчивый"
Примечания
- ↑ Об условности указания класса двудольных в качестве вышестоящего таксона для описываемой в данной статье группы растений см. раздел «Системы APG» статьи «Двудольные».
- ↑ Английское название дуба изменчивого — китайский пробковый дуб (англ. Chinese cork oak)
Ссылки
- [www.efloras.org/florataxon.aspx?flora_id=2&taxon_id=200006306 Flora of China: Quercus variabilis] (англ.)
- [plants.usda.gov/java/profile?symbol=QUVA3 Дуб изменчивый на сайте USDA NRCS] (англ.) Проверено 12 ноября 2008 г.
|
Это заготовка статьи по ботанике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Дуб изменчивый
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
