Дугин, Алексей Семёнович

Алексей Семёнович Дугин
Дата рождения	14 сентября 1904(1904-09-14)
Место рождения	Казань
Дата смерти	12 ноября 1966(1966-11-12) (62 года)
Место смерти	Санкт-Петербург
Звание

Алексей Семёнович Дугин (14.09.1904 — 12.11.1966) — во время Великой Отечественной войны командир 1-й железнодорожной бригады, полковник. Герой Социалистического Труда (1943).

Родился в Казани в рабочей семье. Окончил четыре класса городской школы и два курса педагогического техникума. В 1923 году добровольно вступил в ряды Красной Армии и был направлен в Казанскую военно-инженерную школу, но на следующий год переведен в Петроград.

После окончания в 1927 году Ленинградской военно-инженерной школы служил в железнодорожном полку командиром взвода, а затем роты. После окончания Военно-транспортной академии имени Кагановича с 1938 года служил старшим инженером учебно-опытного железнодорожного мостового полка ( по другим данным - выпускник инженерно-командного факультета ВИА им. В.В. Куйбышева (1933-1939).

В 1939 году майор Дугин был назначен командиром 1-го отдельного железнодорожного мостового батальона, дислоцировавшегося в Белоруссии. С первых дней Великой Отечественной войны батальон майора Дугина вёл заградительные работы, эвакуировал в тыл оборудование, взрывал мосты и дороги.

Затем бригада, в которую входил батальон Дугина, получила приказ о срочной передислокации в Ленинград. Части бригады сдерживали немецко-финские войска на Карельском перешейке, обороняя железнодорожные пути на Белоостровском и Васкеловском направлениях, удерживая рубеж по берегу Финского залива.

Военный совет Ленинградского фронта поставил задачу — продлить и реконструировать Иринейскую линию к берегу Ладоги, куда выходил «Дорога жизни». Предстояло построить здесь зимой причал и железнодорожные слипы — спуски в воду ж/д путей. Эту задачу выполнила 9-я ж/д бригада, в состав которой входил и мостовой батальон майора Дугина.

В июле 1942 года подполковник Дугин был назначен командиром 1-й железнодорожной бригады. Подразделения бригады восстанавливали разрушенные пути и мосты в верховьях Волги. В марте 1943 года войсками Западного фронта была освобождена Вязьма. Туда прибыла бригада Дугина. Нужно было восстанавливать узел пяти направлений, а в первую очередь — линию к Смоленску. После восстановления станции Вязьма бригада Дугина вместе с спецподразделениями Наркомата путей сообщения, идя вслед за наступающими войсками, восстанавливала путь от Думиничей на Березовский. Первый перегон между Думиничами и Паликами с большим мостом через Жиздру удалось поднять из руин с 18 по 24 июля за шесть дней, со скоростью три километра в сутки.

Осенью 1943 года 1-ю железнодорожную бригаду срочно перебросили на восстановление узла г. Смоленск, освобожденного 25 сентября. Уже 7 октября на станции Смоленск был принят первый поезд, а через два дня на участке Дорогобуж-Смоленск было открыто постоянное движение. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1943 года «за особые заслуги в деле обеспечении перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени» полковнику Дугину Алексею Семёновичу присвоено звание Героя Социалистического Труда.

В конце 1944 года часть А. С. Дугина в составе 3-го Белорусского фронта действовала в Восточной Пруссии. Здесь при восстановлении железнодорожного пути на направлении Гумбиннен-Инстербург-Кенигсберг бойцами бригады были выполнены очень важные и сложные работы по перешивке пути на союзную колею.

Поставленная задача была успешно выполнена. На третий день после взятия Кенигсберга туда пришёл первый поезд по отечественной колее. В конце апреля все железнодорожные пути в полосе 3-го Белорусского фронта были восстановлены.

За успешные действия в операции по овладению Кенигсбергом 1-й железнодорожной бригаде было присвоено почётное наименование «Кенигсбергской». Она была награждена орденом Александра Невского.

После окончания боевых действий 1-я железнодорожная бригада была переброшена в Казахстан, на реконструкцию участка Акмолинск-Караганда. Затем её направили к Байкалу, где требовалось проложить путь выше Кругобайкальской дороги, сократить количество тоннелей и длину пути. До 1951 года полковник Дугин командовал своей бригадой, а затем служил в управлении железнодорожных войск и заместителем командира 6-го корпуса по тылу.

В 1957 году по состоянию здоровья уволен в запас. Жил в Ленинграде.

Алексей Семёнович Дугин умер 12 ноября 1966 года. Он награждён золотой медалью "Серп и молот", двумя орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского, Красной Звезды, медалями; знаком «Почетный железнодорожник».

Источники

• www.liveinternet.ru/journalshowcomments.php?jpostid=240177610&journalid=762167&go=next&categ=0
• Под общей редакцией А.Д. Цирлина. Военно-инженерная Краснознаменная академия имени В.В. Куйбышева. Краткий исторический очерк. – М.: ВИА, 1966.
• viupetra2.3dn.ru/publ/dugin_a_s/13-1-0-2238

Отрывок, характеризующий Дугин, Алексей Семёнович

Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.