Дударик

Львовская государственная академическая мужская хоровая капелла «Дударик»
Основная информация
Жанр	фольклор, классический
Годы	1971 — наст. время
Страны	СССР, Украина
Город	Львов
Другое название	«Дударик»
Руководитель	Николай Лукич Кацал
[dudaryk.ua/ua/dudaryk_press_release]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Львовская государственная академическая мужская хоровая капелла «Дударик» (укр. Львівська державна академічна чоловіча хорова капела «Дударик») — украинский музыкальный коллектив, основанный в 1971 году народным артистом Украины Николаем Кацалом при содействии Украинского Музыкального Общества в г. Львове. Лауреат Национальной премии им. Т. Шевченко (1989).

История

Началом творческого пути капеллы, считается день первой репетиции, которая состоялась 17 октября 1971 года во Львовской областной филармонии. В ноябре 1971 состоялось первое выступление коллектива. «Дударик» принял участие совместно с Львовский симфоническим оркестром в исполнении балетной сюиты А. П. Петрова «Сотворение мира».

В 1977 «Дударик» стал финалистом всесоюзных фестивалей и конкурсов. В 1983 капелла была награждена дипломом Президиума Верховного Совета Украинской ССР.

В 1989 стараниями Николая Кацал и его сотрудников — Любови Кацал и Леси Чайковской была создана первая хоровая школа на Украине, ставшая основой для развития коллектива. Специально для неё власти Львова передали помещение памятника архитектуры — бывшего городского госпиталя Св. Лазаря.

Репертуар

В репертуаре капеллы — концерты Д. Бортнянского, А. Веделя, М. Березовского, коляды и щедровки в обработке украинских композиторов — Н. Лысенко, Н. Леонтовича, К. Стеценко, А. Кошица и др.

Хор «Дударик» также выполнял кантату Stabat Mater — Д. Перголези, Carmina Burana — К. Орфа, Requiem — Моцарта, симфонию № 9 — Бетховена, Симфонию № 3 «Каддиш» — Л. Бернстайна, «Credo» К. Пендерецкого и множество ораториальных произведений.

Хор мальчиков и мужчин из Львова, впоследствии народная хоровая капелла «Дударик», позже Государственная хоровая капелла, в настоящее время государственная академическая мужская хоровая капелла имеет длительную историю международных концертных турне.

Во время своих ежегодных поездок выступала в Литве, Латвии, Белоруссии, России, Грузии, Молдове, Эстонии, Венгрии, Польши, Словакии, США и Канаде, Швейцарии, Австрии, Франции, Бельгии и Голландии. Капеллой записан ряд компакт-дисков, компакт-кассет и пластинок, а также десятки концертных программ на радио и телевидении.

• 1978,1981,1987,1991 — участник международных хоровых фестивалей в Эстонии и Латвии
• 1987, 1989 — участник международных хоровых фестивалей в Венгрии
• 1990 — 57 концертов в США и Канаде
• 1991—2003 — участник ежегодных международных фестивалей в Польше, Швейцарии, Франции и Бельгии

За 40 лет концертной деятельности капелла дала более 2500 концертов в самых престижных концертных залах Украины и мира, среди которых Карнеги-холл, Собор Парижской Богоматери, Ванкувер Эйр Плейс, Варшавская филармония, Национальный дворец искусств «Украина», национальная опера Украины, Национальная филармония Украины.

Ссылки

• [dudaryk.ua/ua/dudaryk_press_release Официальный сайт «Дударика»]

Отрывок, характеризующий Дударик

– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.