Дудин, Самуил Мартынович
Дудин Самуил Мартынович | ||
Место рождения: | ||
---|---|---|
Место смерти: | ||
Награды и премии: |
|
Самуи́л Марты́нович Ду́дин-Марцинке́вич (9 августа (21 августа) 1863, Херсонская губерния — 8 июля 1929, Саблино) — русский этнограф, художник, фотограф и путешественник, стоявший у истоков Этнографического музея в Санкт-Петербурге. Его картины имеются в Академии художеств, а также в музеях России и Украины.
Содержание
Биография
Родился 9 августа (21 августа по новому стилю) 1863 года в местечке Ровное Херсонской губернии в семье деревенского учителя (по другим данным, в крестьянской семье).
Самуил учился в Елисаветградском реальном училище, откуда был уволен в 1881 году из шестого класса за малоуспешность и плохое поведение. В конце 1870-х — начале 1880-х годов он вошёл в местный кружок самообразования; затем вошёл в народовольческий кружок. В 1884 году он был арестован и сослан в 1886 году в Селенгинск (Забайкальская область) на три года. В ссылке собирал геологические коллекции, делал этнографические зарисовки, вёл метеонаблюдения.
С марта 1889 года Дудину было разрешено жить в Троицкосавске, где он познакомился с известным исследователем Средней Азии Г. Н. Потаниным и при его содействии поступил в фотостудию Н. А. Чарушина. По окончании срока гласного надзора распоряжением департамента полиции от 2 января 1890 года был подчинен надзору негласному. В 1891 году в качестве рисовальщика ездил с экспедицией академика В. В. Радлова в Монголию. По ходатайству того же Радлова Дудину было разрешено жить в Петербурге с целью поступления в Академию художеств (в 1891 году). По распоряжению департамента полиции от 25 октября 1895 года негласный надзор над ним был прекращён.
В 1897 году Дудин окончил Императорскую академию художеств. Учился в Высшем художественном училище живописи, скульптуры и архитектуры при ИАХ сперва в качестве вольнослушателя, затем постоянного ученика в мастерской И. Е. Репина[1]. В 1897 году за картину «В храме Таниты» получил звание художника. В 1898 — пенсионер ИАХ во Франции; побывал в Берлине, Дрездене, Мюнхене, Вене, Амстердаме.
В дальнейшем кроме занятия живописью принимал участие во многих экспедициях по изучению памятников Туркестана и Средней Азии, в частности, в обеих экспедициях академика С. Ф. Ольденбурга в Китайский Туркестан в 1909—1910 и в 1914—1915 годах. Самуил Мартынович работал по изучению художественных памятников этих мест, состоял учёным хранителем и секретарём музея антропологии и этнографии Академии наук.
В последние годы жизни считался крупным специалистом по вопросам научной фотографии и выдающимся знатоком в области восточного искусства, в частности, в области ковров Средней Азии. Написал ряд работ по этим вопросам. В 1902 году по его инициативе при Русском музее был организован этнографический отдел, позднее выделенный в первый в России Этнографический музей.
Умер от паралича сердца 8 июля 1929 года в Саблино, под Ленинградом, на университетской станции, где руководил летними практическими работами студентов.
Его друзья и коллеги — художники и этнографы — высоко оценили вклад Самуила Мартыновича в развитие отечественной науки и культуры, устроив в 1930 году в стенах Общества им. А. И. Куинджи посмертную выставку его работ.
Труды
Автор ряда книг и статей по вопросам буддийского и исламского искусства Средней и Центральной Азии. Из работ С. М. Дудина, как наиболее значимые, считаются:
- «Фотография в научных поездках» («Краеведение», 1923, № 1 и 2);
- «Ковровые изделия в Средней Азии» («Сборник музея антропологии и этнографии Академии Наук»).
- Dudin "Vulytsya".jpg
- Dudin Outerwear from Kherson region.jpg
- Dudin Ukrainians from Poltava region.jpg
- Dudin Girls from Poltava region 2.jpg
Напишите отзыв о статье "Дудин, Самуил Мартынович"
Примечания
- ↑ [sovcom.ru/index.php?category=painters&painterstype=painter&painter=3505 Дудин Самуил Мартынович (1863—1929)]
Ссылки
- Дудин Самуил Мартынович // Деятели революционного движения в России : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев, 1927—1934.</span>
- [www.intelros.ru/pdf/Antropo_Forum_online/2011_15/prischepova2.pdf К 150-летию со дня рождения С. М. Дудина — художника, этнографа (по материалам МАЭ РАН)]
- [artinvestment.ru/auctions/108190/biography.html ДУДИН (Дудин-Марцинкевич) Самуил Мартынович]
- [idp.bl.uk/archives/news14/idpnews_14.a4d#4 Samuil Martynovich Dudin (1863—1929)]
Отрывок, характеризующий Дудин, Самуил Мартынович
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.