Дудов, Златан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Златан Дудов
Slatan Dudow
Род деятельности:

кинорежиссёр

Дата рождения:

30 января 1903(1903-01-30)

Место рождения:

Цариброд, Болгария

Дата смерти:

12 июля 1963(1963-07-12) (60 лет)

Место смерти:

Фюрстенвальде (Шпре)

Награды и премии:

Златан Теодор Дудов (нем. Slatan Theodor Dudow; 30 января 1903, Цариброд, Болгария (ныне город принадлежит Сербии) — 12 июля 1963, Фюрстенвальде (Шпре)[1]) — немецкий кинорежиссёр, коммунист.





Биография

Златан Дудов родился в Цариброде 30 января 1903 года в семье железнодорожника Тодора Дудова. В 1918 году вместе с отцом участвовал в забастовке рабочих железных дорог. После смерти отца переезжает в Берлин, чтобы выучиться на архитектора.

Однако вскоре Дудов перестаёт появляться на занятиях: он начинает посещать театральные студии и школы, но средств на обучение у него нет. Чтобы скопить денег и прокормиться, Дудов нанимается портовым грузчиком. Осенью 1923 года, располагая необходимой суммой, он поступает в драматическую школу Эммануила Райхера. По окончании учёбы Дудов снова в поиске работы. Под видом корреспондента болгарской газеты попадает на съёмки «Метрополиса» Фрица Ланга. После встречи с режиссёром он становится его помощником.

В 19251929 Златан Дудов слушает курс по истории театра в Берлинском Университете. Благодаря поддержке профессора Макса Германа Дудов присоединяется к работе одного из агитпропколлективов, где делает свои первые постановки. Именно Макс Герман помогает своему студенту получить командировку в Москву. Там Златан Дудов знакомится с Сергеем Третьяковым, Владимиром Маяковским, Осипом Бриком, Сергеем Эйзенштейном. Именно эта поездка становится причиной знакомства Дудова с Бертольтом Брехтом. Дудов так вспоминает об этом:

«…Уже через несколько минут завязался интересный и необыкновенно продуктивный профессиональный разговор. Я изложил ему свои взгляды и был очень удивлён, когда к концу разговора понял, что являюсь горячим приверженцем его дела. Он интересовался мной и моей работой, а когда через четыре часа я покидал его квартиру, он предложил мне работать вместе. У меня было радостное ощущение, что наша совместная работа началась ещё во время разговора»[2].

В начале тридцатых годов Дудов снимает документальный фильм «В каких условиях живёт берлинский рабочий?». Вскоре после этого Дудов начинает работать над сценарием, в центре которого — газетная заметка о самоубийстве молодого безработного. Деталь: юноша выбросился из окна четвёртого этажа, оставив на подоконнике свои часы. Этот gestus, факт, отсылающий к социальному статусу и экономическому положению берлинского рабочего тридцатых годов, стал одним из ключевых эпизодов будущего фильма. Сценарий заинтересовал Брехта, который пригласил присоединиться к работе над ним писателя Эрнста Отвальта. Втроём им удалось быстро подготовить основу, а уже в августе 1931 года Дудов снял первые пробы. В работе над фильмом также принял участие композитор Ганс Эйслер[3]. Несмотря на серьёзные финансовые проблемы, «Куле Вампе, или Кому принадлежит мир?» был завершён уже к концу года, а в начале 1932-го его уже смотрела цензурная комиссия. После продолжительных баталий[4] фильм вышел на экраны. Совместная киноработа Дудова, Брехта, Отвальта, Ханнса Эйслера и Эрнста Буша пользовалась огромной популярностью.

Приход к власти в Германии нацистов вынуждает авторов покинуть страну на продолжительное время. Дудов некоторое время продолжает работать над новым проектом, но тот факт, что сценарий не был согласован с немецкой цензурой, становится поводом для интереса со стороны особых служб.

Дудову удаётся передать отснятый материал через знакомого пилота-бельгийца. Сам он некоторое время продолжает жить в Берлине, в квартире Гейнца Людеке, сотрудника газеты «Die Rote Fahne». Достав необходимые документы, Дудов эмигрирует в Париж, где живёт и работает до переезда в Швейцарию. Во Франции он сотрудничает с поэтом и сценаристом Жаком Превером, режиссёром Рене Клером и композитором Арманом Бернаром. Итог — фильм «Мыльные пузыри».

Златан Дудов вернулся в Берлин (ГДР) сразу после падения нацистского режима и окончания войны. Там он занял пост одного из руководителей киностудии DEFA, фактически — стал формировать новый облик немецкого кино, нового зрителя.

Златан Дудов погиб в автомобильной катастрофе 12 июля 1963 года во время съёмок фильма «Кристина». Похоронен на Доротеенштадтском кладбище в Берлине.

Фильмография

  • 1930 — «В каких условиях живёт берлинский рабочий» / Zeitprobleme: Wie der Berliner Arbeiter wohnt
  • 1932 — «Куле Вампе, или Кому принадлежит мир?» / Kuhle Wampe oder Wem gehört die Welt?
  • 1934 — «Мыльные пузыри» / Seifenblasen
  • 1949 — «Хлеб наш насущный» / Unser täglich Brot
  • 1950 — «Семья Бентин» / Familie Benthin
  • 1952 — «Женские судьбы» / Frauenschicksale
  • 1954 — «Сильнее ночи» / Stärker als die Nacht
  • 1956 — «Капитан из Кёльна» / Der Hauptmann von Köln
  • 1959 — «Заблуждения любви» / Verwirrung der Liebe
  • 1963 — «Кристина» / Christine. Незавершённый; реконструирован в 1974 году

Напишите отзыв о статье "Дудов, Златан"

Литература

Примечания

  1. [bundesstiftung-aufarbeitung.de/-1424.html?ID=642 Bundesstiftung zur Aufarbeitung der SED-Diktatur | Recherche | Biographische Datenbanken]
  2. «Златан Дудов». — М.: «Искусство», серия «Мастера зарубежного киноискусства», 1975
  3. [fmbooks.wordpress.com/2011/01/28/dudov/ Златан Дудов. О действенности аргумента]  (Проверено 29 марта 2011)
  4. [www.may-congress.ru/material17.html Б. Брехт. Нечто к вопросу о реализме]  (Проверено 29 марта 2011)
  5. [fmbooks.wordpress.com/2011/01/28/kulevampeanon/ «Куле Вампе, или Кому принадлежит мир? Брехт, Эйслер, Дудов»]  (Проверено 27 февраля 2011)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дудов, Златан

Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]