Дукс (должность)

Дукс (лат. dux; мн. duces) — в Римской республике, Римской империи и Византии звание военного вождя. Впоследствии слово перешло в другие европейские языки: англ. duke со значением герцог, итал. doge дож и итал. duce дуче. Также так назывались военные вожди лангобардов.

В республиканский и имперский период

В республиканский период термин «дукс» мог относиться к любому военачальнику, включая варваров, не являясь при этом формальным воинским званием. В своих «Записках о Записки о Галльской войне» Гай Юлий Цезарь применяет его только к кельтам, за единственным исключением, когда упоминал римлянина без официального статуса. В Римской империи дукс не входил в систему формальных званий до III века. В его подчинении находилось два или более легионов. Хотя дуксом могли быть консулы и императоры, обычно ими были губернаторы. В качестве губернатора дукс был высшим гражданским и военным чиновником в своей провинции. С середины III века термин приобрёл более определённое значение, применяясь к командиром подразделений, выделенных из нескольких других воинских единиц (вексилий). Это происходило в особых ситуациях, когда степень возникшей угрозы превосходила возможности подразделений соответствующих территорий.

Начиная с правления императора Галлиена (253—268) обязательно принадлежали к всадническому сословию с титулом лат. vir perfectissimus, превосходя, таким образом, командиров провинциальных легионов, имевших титул лат. vir egregius. В отличие от президов, представлявших высшую гражданскую и военную власть в провинциях в период Домината, власть дуксов была чисто военной, однако она могла не ограничиваться одной провинцией. Вероятно, дуксы не подчинялись губернаторам. К концу III века дукс стал официальны военным званием, высшим среди лимитанов, то есть приграничных войск (лат.  limitis provinciae illius). После реформ Диоклетиана в конце III века, когда провинции были подразделены на диоцезы во главе с викариями, дуксы были отнесены к диоцезам. В новой иерархии дукс подчинялся военному магистру, в свою очередь подчинённого префекту претория, выше которого был только император.

В Византии

В Византии звание сохранилось под именем «дуки» (др.-греч. δούξ, мн. δούκες). В 492 году при императоре Анастасии I (491—518) дукам были переданы полевые армии комитатов. Общим принципом было отделение военной власти дук от гражданской администрации, за исключением провинций Исаврия, Мавретания и Фиваида. В Стратегиконе Маврикия (начало VII века) дука является младшим офицером, мерархом или командиром мойры, тогда как обладающим военной властью в феме чиновником был стратиг.

Со второй половины X века дуками вновь начинают называть крупных военачальников, глав дукатов. Дукаты были созданы в Антиохии после 969 года, в Халдии в 969 году, Фессалониках, Адрианополе после 971 года, Месопотамии в 876 году и Италии. Согласно некоторым историкам (Э. Гликадзи-Арвелер), дуку следует отождествить с катепаном. Дукой также называли доместика схол. Также в поздний период существовало звание великого дуки, являвшегося главнокомандующим флотом. После XII века дуки утратили свой престиж, и так называли глав даже мелких фем.

Литература

• The Oxford Dictionary of Byzantium : [англ.] : in 3 vols. / ed. by Dr. Alexander Kazhdan. — N. Y. ; Oxford : Oxford University Press, 1991. — P. 659. — ISBN 0-19-504652-8.</span>

Отрывок, характеризующий Дукс (должность)

2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.