Дулёвский фарфоровый завод

Дулёвский фарфоровый завод
Дулевская фарфоровая фабрика «Товарищества М.С.Кузнецова», 1889 г.
Год основания	1832
Основатели	Терентий Яковлевич Кузнецов
Расположение	г. Ликино-Дулёво Орехово-Зуевского р-на Московской обл.
Ключевые фигуры	династия Кузнецовых (до 1917 года): Терентий Яковлевич, Сидор Терентьевич, Матвей Сидорович
Отрасль	фарфоро-фаянсовая промышленность
Продукция	посуда из фаянса и фарфора
Число работников	около 700
Награды
Сайт	[www.dulevo.ru/ evo.ru]

К:Предприятия, основанные в 1832 году

Дулёвский фарфоровый завод, производственный кооператив «Дулёвский фарфор» — крупнейшее российское предприятие по производству посуды, скульптурных и сувенирно-подарочных изделий из фаянса и фарфора. Расположено в городе Ликино-Дулёво Орехово-Зуевского района Московской области.

История

Основано в 1832 году купцом Терентием Яковлевичем Кузнецовым (сыном Якова Кузнецова) в пустоши Дулёво (с 1937 г. город Ликино-Дулёво Московской области). За первые 20 лет работы предприятие стало одним из ведущих производителей фарфоровых изделий в России. В 1864 году, наследником завода становится Матвей Сидорович Кузнецов (сын Сидора Терентьевича и внук Терентия Яковлевича), во времена управления которого предприятие достигает наибольшего своего развития. С 1887 года дулёвский завод входит в основанное Матвеем Кузнецовым Товарищество производства фарфоровых и фаянсовых изделий. Изделия завода в этот период отличаются технически безупречным исполнением.

В 1918 г. завод был национализирован и переименован в Дулёвский фарфоровый завод имени газеты «Правда».

В советский период (1918—1991 гг.), на заводе работали более 6500 человек. В это время завод был реконструирован, при нём образованы красочный завод, художественная лаборатория (1932 г.); цехи механизированы. Выпуск изделий по сравнению с 1913 г. возрос в 3 раза и составил около 75 млн фарфоровых и фаянсовых изделий в год.

С начала 1930-х гг. повысился художественный уровень изделий: сервизы с росписью П. В. Леонова, новые формы сосудов О. М. Мухигули, А. В. Строчилина, а также декоративные скульптурные композиции и фигурки А. Г. Сотникова, П. М. Кожина, О. М. Богдановой. В это время с заводом сотрудничали известные художники: Аникин С. Г., Коньков И. Г., Леонов П. В., Маслов Ф. Ф., Медведев С. Е., Мухигули О. М., Прохоров А. И., Строчилин А. В., Яснецов В. К.; и скульпторы: Богданова О. М., Бржезицкая А. Д., Гатилова Е. И., Кожин П. М., Малышева Н. А., Сотников А. Г., Чечулина Г. Д.

Изделия завода отмечены Большими золотыми медалями на Всемирных выставках в Париже (1937) и Брюсселе (1958).

К концу 1950-х годов дулевцы постепенно переходят к наметившейся ещё в предвоенные годы манере росписи своих изделий, в которой отчетливо нарастает декоративно-эмоциональный момент. Нельзя не принять во внимание влияние творчества П.Леонова, и в частности его знаменитого чайного сервиза «Золотой олень» (1958). Так наметилось новое направление развития Дулевского завода — путь широкого использования в росписи мотивов русского фольклора и народного орнамента, яркой контрастной палитры, с преобладанием столь характерных для дулевского фарфора оранжево-красного (селенового), зелёного и синего цвета. В это время на Дулевском фарфоровом заводе работали талантливые живописцы и скульпторы П.Кожин, В.Колосов, В.Яснецов, А.Сотников, Т.Воскресенская, работы которых успешно экспонировались на международных выставках.

В 60-е годы в дулевском фарфоре появляется и совершенно иная манера декорирования. В таких чайных сервизах, как «Нежный» (роспись Кукушкина, 1964), «Клетчатый» (роспись С. Аникина, 1966), «Золотая птица» и «Виноград» (роспись В. Колосова, 1967) чувствуется стремление оттенить белизну фарфора мягкими пастельными тонами росписи, золотой обводкой, простым геометрическим рисунком. Это был своеобразный художественный противовес той чрезмерной «записанности» дулевского фарфора, которая наблюдалась в предшествующие годы. На Дулевском заводе, несмотря на преобладание идей минимализма, приоритетной оставалась русская национальная стилистика: яркая, сочная живопись, широкий мазок, крупные формы, берущие начало в XIX веке.

В 70-е годы особо выделяется творчество Владимира Яснецова — художника большого живописного дарования лирического склада. Он украшает сервизы этюдами русской природы, покрывает блюда полевыми цветами.

В 1991 г. завод был приватизирован, его собственниками являлся трудовой коллектив предприятия.

В 2012 г. завод был на грани остановки, огромная налоговая задолженность, низкая зарплата, старое энергозатратное оборудование, потеря конкурентоспособности, катастрофическое уменьшение клиентской базы, и как следствие тяжёлое финансовое положение, всё это привело к решению о продаже завода российским предпринимателям. В настоящее время, на предприятии работают более 700 человек. Сегодня «Дулёвский фарфор» благодаря усилиям председателя кооператива Ионова А.Ф. получил новое развитие, были введены в эксплуатацию новые немецкие туннельные печи, французские инженеры компании «Серинов» установлены шесть печей периодического действия, появилось много литьевого оборудования ведущих немецких и французских фирм.

В конце ноября 2014 года, после реконструкции, при заводе открылся музей дулёвского фарфора, где представлены уникальные работы Михаила Врубеля, Бориса Кустодиева, Веры Мухиной, Бржезицкой А. Д., Гатиловой Е. И., Богдановой О. М., Яснецова В. К., Сотникова А. Г., Кожина П. М., Чечулиной Г. Д., Малышевой Н.А и многих других .

С 2015 года завод ежемесячно увеличивает объём выпускаемой продукции, кроме традиционного фарфора начался выпуск линейки HoReCa длОя торговых сетей.

О предприятии

Характерным элементом росписи на посуде дулёвского завода является так называемая «агашка» — цветок, напоминающий розу. Это название произошло от имени автора — художницы завода Агафьи Степановны Кустарёвой, в работах которой агашки встречались наиболее часто и выглядели особенно выразительными и интересными.

Дулёвские фарфористы

Богданова Ольга Михайловна

Скульптор Богданова Ольга Михайловна работала на заводе с 1951 г. по 1982 г.

Она искусно создавала модели жанровых скульптур на тему счастливого детства, современной жизни, по мотивам русских сказок и уральских сказок П. П. Бажова. Наиболее удачными своими работами считала «Маленькую хозяйку», «У моря», скульптурный кувшин «Кот».

Ольгу Михайловну интересовала область декоративной скульптуры малых форм. Её творчеству свойственна большая поэтичность, душевность и благородство. Выразительность образов достигалась скульптором очень сдержанными средствами. Большую роль в этом играло тонкое понимание декоративных свойств материала.

Некоторые работы скульптора выставлены в коллекциях ВМДПНИ (г. Москва), ГМК «Кусково» (г. Москва), Музее Дулёвского фарфорового завода, Тверской областной картинной галерее.

Яснецов Владимир Климентьевич

Яснецов Владимир Климентьевич начал работу на заводе в 1950 году, не зная в свои двадцать пять лет иной школы, кроме жизненной, и помощи учителя, который поставил бы его глаз и руку. Он из числа тех художников, начало жизненного пути которых было предопределено войной. Отсутствие у него профессионального образования — одно из её следствий. Но несмотря на это Владимиру удалось стать выдающимся художником. Уже свои первые работы 1951—1952 годов Владимир подписывал своим полным именем. Это говорит о достоинстве личности, уже с первых шагов в искусстве осознавшей свои возможности и дар. У Владимира был беглый, твердый красивый почерк. Им он полно аннотировал свои работы, отдавая себе отчет и в их значении, и в собственной ответственности за них.

Квалификацию художника Владимир получил в художественной лаборатории завода, где учился у П. В. Леонова. У Владимира уже в первых работах ощутима драматическая контрастность цвета. В яснецовской палитре обязательны контрасты. Кажется, что они в его мироощущении. Глубина темного кобальта и красные ягоды сразу устанавливает напряжение, возникающее между изображением и фоном. Среди первых работ едва ли не самая совершенная роспись 50-х годов — «Кизил». А в 60-х годах Владимиром были придуманы и сделаны рисунки, которые до сих пор на заводе среди самых массовых — «Ивушка», «Розовая сирень», «Осенняя ветка». Быстрота и несложность исполнения делала их чрезвычайно популярными в живописных цехах. Изюминка этих рисунков в том, что у них очень простая техника росписи.

В течение почти двух десятилетий Яснецов сохранял за собой место самого способного художника, а фарфоровые роза-агашка и виноград у Владимира были более артистичны, чем у других художников завода.

С конца 1960-х годов в фарфоре Яснецова утверждается новый масштаб живописно-изобразительных единиц — мазка и цветка, и нарастает мятежность кисти. Все более экспрессивными делаются отношения между изображением и фоном.

Произведения художника находятся в Государственном музее керамики и «Усадьбе Кусково XVIII в.» (г. Москва), Загорском историко-художественном музее-заповеднике (г. Сергиев Посад), Музее Дулёвского фарфорового завода (г. Ликино-Дулёво).

Леонов Петр Васильевич

Петр Леонов — ведущий художник завода с 1931 года. Это стало началом открытий Леонова в фарфоре и нового стиля росписи Дулёвского завода. Это стиль свободной кистевой живописи, контрастных декоративных сочетаний в цвете, где роспись обычно доминирует над формой, поддерживая с ней стилистическую связь. Такой характер фарфора созвучен и московским традициям, и народным росписям, и темпераменту самого Петра Леонова. Он — художник, развивающий народные традиции. Путешествуя по России, он вбирал в себя все истинно русское и народное.

Петр Васильевич открытый и откровенный человек. Он — весь на виду: может накричать, быть несдержанным, потребуется — заставит художников завода перевернуть все вверх дном. А если увидит, человек опустил руки — ободрит, зажжет. Такие люди обычно ничего в себе не таят. Одно скрыто в Леонове от многих. Мало кто видел художника в моменты создания его произведений. Одним творческим натурам чтобы создать шедевр нужны покой, время, неторопливые пробы, повторы, правки деталей. Но это не про Леонова. Ему нужно состояние особого напряжения. Когда оно достигает предела, наступает момент откровения, обостряется художественное чутье и глаз. В эти моменты и совершается чудо рождения нового произведения, на фарфор выплескивается то, что таилось, ожидая своего часа, в душе художника. Пишет он в эти часы смело, размашисто, без колебаний, густо замешивая краску. Теперь понятно, почему его работам свойственно ошеломляющее эмоциональное воздействие.

В 1937 году художник создал знаменитый сервиз «Красавица», приглушенные тона которого, скромный убор как нельзя лучше отражали характер русской женщины тех времен. Сервиз получил высшую награду Всемирной выставки в Париже и выпускается Дулёвским фарфоровом заводом до сих пор.

После Великой отечественной войны экспрессия цвета увеличивается. Леонов полностью окрашивает фарфор глубоким темным кобальтом и желто-алым селеном, литаврами врывается золото. Знаменитые работы этого времени: сервиз «Сказка» (1951 год) просто сказочно сверкает гранями гравировки и сервиз «Золотой олень» (1957 год) притягивает пламенеющим золотом, растекающимся по сферам чайников и чашек. Работа «Золотой олень» стала символом художественного направления завода,— песня радости, счастья, торжества. Манера росписи — свободная, раскованная, краски звонкие.

Его искусство принадлежит народу, потому что оно воспроизводится в сотнях и тысячах экземпляров на самом большом в России и в Европе Дулёвском фарфоровом заводе. Он несет радость в наши дома, украшает наш быт, отдает нам частичку своего неуемного темперамента, своего большого сердца художника.

Есть у Петра Васильевича кредо мастера фарфоровой живописи и главного художника, определяющего художественную линию завода, которое он сформулировал как: «Конструктивная ясность и логичность форм, эмоциональная напряженность пластического языка и яркая декоративная живопись — наши основные принципы и традиции. Свободные от подражательства, мы стремимся найти современные образы, приемлемые для организации быта современного и осмысленного». Как видно по его работам на Дулёвском фарфоровом заводе этому кредо он верен всю свою большую и яркую творческую жизнь.

Сотников Алексей Георгиевич

Алексей Георгиевич Сотников — известный советский скульптор-анималист, Заслуженный художник РСФСР, один из наиболее значительных художников-керамистов ХХ века, ученик В. Е. Татлина.

Монограммы

Ниже представлены монограммы и знаки художников завода.

• Монограммы художников Дулёвского фарфорового завода А-К.jpg
• Монограммы художников Дулёвского фарфорового завода К-Р.jpg
• Монограммы художников Дулёвского фарфорового завода Ф-Я.jpg
• Монограммы художников Дулёвского фарфорового завода С-Я.jpg

Клейма

Самое ранее из известных является вдавленное в фарфор или фаянс клеймо «ЗК».

• Клеймо Дулёвского фарфорового завода 1830-40 гг.jpg

Клейма периода управления заводом Сидора Терентьевича Кузнецова были кобальтовые.

• Клеймо СТК Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg
• Клеймо ФСТК Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg
• Клеймо СК Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg
• Клеймо ЗСК Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg
• Клеймо ЗСТК Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg

  Клеймо встречалось золотого цвета

• Клеймо СТК со звездой Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg
• Клеймо СТК со скипетром Дулёвского фарфорового завода 1810-1860.jpg

Его сын Матвей Сидорович Кузнецов в период своей деятельности по управлению заводом в 1864—1889 гг. ставил на продукцию надглазурные марки голубого цвета.

• Клеймо МСК с орлом Дулёвского фарфорового завода 1864-1889.jpg
• Клеймо МСК со звездой Дулёвского фарфорового завода 1864-1889.jpg
• Клеймо КФМ с орлом Дулёвского фарфорового завода 1864-1889.jpg
• Клеймо МСК с короной Дулёвского фарфорового завода 1864-1889.jpg
• Клеймо МСК с подковой Дулёвского фарфорового завода 1864-1889.jpg

  Клеймо встречалось золотого цвета

• Клеймо МСК c арабской надписью Дулёвского фарфорового завода 1864-1889.jpg

  Арабская надпись характерна для восточного товара

Ниже представлена марка завода в период Товарищества производства фарфоровых и фаянсовых изделий М. С. Кузнецовых (1889—1918 гг.)

• Клеймо МСКТ Дулёвского фарфорового завода 1889-1918.jpg

  Арабская надпись характерна для восточного товара

Современным логотипом, а также клеймом (маркой) завода с 1962 года, является графическое изображение птицы сокол, которое стало использоваться после того, как на всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году, работа «Сокол» скульптура дулёвского завода, мастера Алексея Сотникова, получила золотую медаль и «Гран-при». Изображение сокола на изделиях располагалось как справа налево, так и слева направо.

С 1952 до 1961 года клеймо выглядело в виде больших букв «ДЗ», под которыми располагалась надпись «ДУЛЕВО».

Награды и достижения

• 1937 г. — Большая золотая медаль на Всемирной выставке в Париже за рисунок «Красавица», выполненный заслуженным художником РСФСР Леоновым Петром Васильевичем.
• 1958 г. — Большая золотая медаль на Всемирной выставке в Брюсселе за скульптуры «Сокол» и «Курица», созданные скульптором Сотниковым Алексеем Георгиевичем и за рисунок «Золотой олень», выполненный заслуженным художником РСФСР Леоновым Петром Васильевичем.
• 1976 г. — Орден Ленина — «за выдающиеся достижения в развитии фарфоровой отрасли».

Музей

Новый современный музей Дулевского фарфорового завода открылся после реконструкции 26 ноября 2014 года. В торжественном открытии музея приняли участие глава Орехово-Зуевского района Б. В. Егоров, министр культуры Московской области О. А. Рожнов, депутат Московской областной Думы, директор ООО «Дулевский фарфор» Э. Н. Живцов, и другие приглашенные гости. Они не только ознакомились с экспозицией музея, но и посетили производство, где сейчас применяются самые современные технологии — импортные печи и прочее оборудование. Новый музей — уникальный в своем роде во восточном Подмосковье. Ведь по дулевскому фарфору можно изучать всю историю России. На чашках, блюдцах и тарелках запечатлены взгляды, люди, исторические события, происходившие на протяжении почти двух столетий. Музей расположился на 5-м этаже административного здания завода и занимает весь этаж. Территория музея составляет более 1 200 кв.м.

В музее представлена богатейшая коллекция фарфоровых изделий, произведенных на заводе, начиная от мастеров кузнецовской эпохи и заканчивая работами современных живописцев. Здесь находятся авторские работы художников П. В. Леонова, И. Г. Конькова, В. Ф. Колосова, А. И. Прохорова, Ф. Ф. Маслова, В. К. Яснецова, С. Г. Аникина, С. Е. Медведева, скульпторов А. Г. Сотникова, П. М. Кожина, А. Д. Бржезицкой, О. М. Богдановой, Н. А. Малышевой, Г. Д. Чечулиной, Е. И. Гатиловой и многих других мастеров, чьи работы также украшают экспозиции известных музеев, частных коллекций в нашей стране и за рубежом. Вся коллекция музея собрана благодаря бережности заводчан.

Музей состоит из трёх больших залов. В историческом зале находятся документы и экспонаты, подробно рассказывающие об истории завода. Авторский зал, посвящён художникам и скульпторам, которые работали на заводе в разные годы, а также тем, кто работает в настоящее время. Здесь представлена обширная экспозиция изделий, сделанных в различных стилях и художественных направлениях. Каждая витрина в этом большом зале рассказывает о творчестве художника или скульптора. Вот, например, к блюду «Садко» приложил свою талантливую руку сам Михаил Врубель. Здесь также представлены скульптуры Ольги Богдановой и Павла Кожина, Нины Малышевой и Алексея Сотникова. Есть и иные статуэтки не больше спичечного коробка. И напольные — более полуметра высотой. Работа Веры Мухиной «Партизанка» посвящена подвигу Зои Космодемьянской. Вера Мухина приехала в Дулево холодной зимой 1942 года и от железнодорожной станции шла пешком с тяжелым пластилиновым макетом в руках. А рядом расположено блюдо с картой Сталинградской битвы, чашки с портретами маршалов Жукова и Рокоссовского. Сказочный зал завершает экспозицию музея. Он наполнен статуэтками принцесс и жар-птиц, диковинных животных из русских сказок. Самый старый экспонат, представленный в музее, датирован второй половиной девятнадцатого века.

В музее проводятся интересные экскурсии, в ходе которых посетители могут не только посмотреть на музейные экспонаты, но и ознакомиться с производством и узнать, как изготавливается фарфор в производственном цехе. Новый музей теперь доступен для широких слоев населения.

См. также

• Товарищество производства фарфоровых и фаянсовых изделий М. С. Кузнецова
• Дворец культуры Дулёвского фарфорового завода

Литература

• [ilschool-guslicy.ru/vipusk-6/ 175-летие дулевского фарфора] // Гуслицы — Радуница : Историко-краеведческий альманах. — 2008. — № 6/9.
• Арбат, Ю. А. Фарфоровых дел мастера. — М.: Издательство ВЦСПС Профиздат, 1955. — 174 с.
• Сказ о дулёвском фарфоре / А.Спицына. — М. : Московский рабочий, 1975. — 360 с.
• Галкина, Е., Мусина, Р. Кузнецовы. Династия и семейное дело. — М., 2005. ISBN 5-9900537-1-1

Ссылки

• [www.dulevo.ru/ Официальный сайт Дулёвского фарфорового завода]
• Дулёвский фарфоровый завод // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [posudainfo.ru/rus/archive/6572/6583.html Статья «Дулевский фарфор. На пути к обновлению» в журнале Посуда]
• [www.dulevo.ru/museum/ Официальный сайт Музея Дулёвского фарфорового завода]
• [autotravel.ru/otklik.php/4137 Отзывы о Музее Дулёвского фарфорового завода на сайте «По России на авто»]
• [www.antik-invest.ru/blog/?page_id=3386 Редкие марки и знаки Дулёвского завода]

Видео

• [www.otr-online.ru/programmi/dom-dlya-farforovoi-31077.html Дом для фарфоровой птицы. Город Дулёво]. Провинциальные музеи России. «Общественное телевидение России» (11 ноября 2014). Проверено 9 февраля 2015.
• [www.5-tv.ru/video/505149/ Дулёвский фарфор]. А-ля рюс. «Пятый канал» (14 июня 2010). Проверено 9 февраля 2015.
• [www.youtube.com/watch?v=_TK55HYPiu0 Открытие Музея дулёвского фарфора]. «Телеканал АИСТ» (26 ноября 2014). Проверено 9 февраля 2015.

Отрывок, характеризующий Дулёвский фарфоровый завод

В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.