Дунба

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Дунба или томба — система пиктографических символов, используемая жрецами касты дунба (²dto¹mba, религия бон) народности наси, проживающей на юге КНР. На языке наси, для записи которого она используется наряду с другими системами письма, это письмо называется ²ss ³dgyu («записи на дереве») или ²lv ³dgyu («записи на камне»).[1]

Возникновение письменности датируется примерно VII веком н. э. Вероятно, знаки использовались для ребусной записи абстрактных терминов, для которых отсутствовали собственные обозначения. Дунба является мнемонической системой, то есть читающий должен быть хорошо знаком с контекстом записи, иначе не сможет её прочесть даже при знании письменности. Кроме того, различные авторы могут использовать одни и те же знаки для передачи различных значений. В ряде случаев дунба используется вперемешку со слоговым письмом геба.





Возникновение и развитие

Считается, что письменность дунба возникла самостоятельно, хотя и под влиянием других письменностей. Её создателем считается основатель традиции бон в Тибете Тонпа Шенраб (ston pa gshen rab), известный также как Шенраб Миво (gshen rab mi bo).[2] Согласно китайской исторической традиции, дунба использовалось начиная с 7 в. — ранней эпохи династии Тан. Ко времени династии Сун в 10 в. дунба уже получило широкое распространение среди народности наси.[2]

После Китайской революции 1949 г. коммунистические власти стали ограничивать использование дунба.

В 1957 г. китайское правительство ввело для народности наси фонографическое письмо, основанное на латинском алфавите.[3]

Во время культурной революции были уничтожены сотни рукописей дунба на бумаге и ткани — из них варили строительный клейстер для домов. Около половины сохранившихся до нашего времени рукописей дунба были вывезены из КНР в США, Германию и Испанию.

В настоящее время дунба почти вышло из употребления, и китайское правительство пытается возродить его использование для сохранения автохтонной культуры наси.

Сфера использования

Изначально письменность использовалось как система мнемонической записи для чтения вслух ритуальных текстов.[4] Для целей инвентаризации, составления контрактов и писем использовалось слоговое письмо гэба. Милнор приходит к выводу, что письмо дунба «вряд ли смогло сделать рывок, чтобы стать полноценной системой письма. Оно возникло много столетий назад для обслуживания конкретной ритуальной цели. Поскольку эта цель не была связана с необходимостью расширения сферы распространения среди нерелигиозных специалистов — в конце концов, грамотные наси пишут сейчас, как и ранее, по-китайски — то максимум, на что было способно данное письмо, это продолжать служить целям экзорцизма (изгнания демонов), развлекать туристов и т. п.».[5]

Структура и форма

Дунба имеет смешанный характер — частично пиктография, частично идеография. Оно состоит из примерно 1000 знаков, однако это число условно, так как постоянно изобретаются новые знаки. Жрецы рисуют подробные рисунки, чтобы записывать информацию, а иллюстрации были упрощёнными и условными, чтобы представлять не только материальные объекты, но и отвлечённые понятия. Нередко несколько знаков комбинируются, чтобы передать смысл конкретного слова. В целом, поскольку это мнемоническое письмо, записываются только ключевые понятия; одна-единственная пиктограмма может использоваться для передачи различных фраз или даже целого предложения.

Примеры ребусов в письме:

  • изображение двух глаз передаёт понятие «судьба» (оба слова произносятся myə3),
  • чаша для риса может передавать понятия «еда» и «сон» (оба произносятся (xa2)
  • изображение горала (se3) передаёт грамматическую частицу глагольного вида.

Материалы и средства письма

Название письменности на языке наси, ²ss ³dgyu («записи на дереве») или ²lv ³dgyu («записи на камне»), указывает на материалы, которые первоначально использовались для письма. В настоящее время записи делаются на бумаге домашнего изготовления, обычно из волокон волчеягодника.[6] Листы обычно имеют размер 28 на 14 см и сшиваются по левому краю, образуя книгу. Страницы расположены в виде 4 горизонтальных линий.[7] Строки идут слева направо, сверху вниз.[1] Вертикальные линии используются для разделения элементов текста (см. фотографии выше), аналогичных предложениям или абзацам. Письменные принадлежности — писала из бамбука и чернила из ясеня.

См. также

Напишите отзыв о статье "Дунба"

Примечания

  1. 1 2 He, 292
  2. 1 2 He, 144
  3. He, 313
  4. Yang, 118; Ethnologue: «[Dongba is] not practical for everyday use, but is a system of prompt-illustrations for reciting classic texts.»[www.ethnologue.com/show_language.asp?code=nbf Naxi at the Ethnologue]
  5. Seaver Johnson Milnor, [www.depts.washington.edu/uwwpl/vol24/pub_submission_Milnor.pdf A Comparison Between the Development of the Chinese Writing System and Dongba Pictographs]
  6. Yang, p.138
  7. Yang, p.140

Литература

  • Yang Zhengwen. Zhengwen Naxi Study Collection. — Beijing: Culture Publisher, 2008. — ISBN 978-7-105-08499-9.
  • Fang Guoyu. Guoyu Naxi Study Collection. — Beijing: Culture Publisher, 2008. — ISBN 978-7-105-08271-1.
  • He Zhiwu. Zhiwu Naxi Study Collection. — Beijing: Culture Publisher, 2008. — ISBN 978-7-105-09099-0.
  • Crampton, Thomas. [www.iht.com/cgi-bin/generic.cgi?template=articleprint.tmplh&ArticleId=10381 Hieroglyphic Script Fights for Life] (February 12, 2001). [web.archive.org/web/20090411203021/www.iht.com/cgi-bin/generic.cgi?template=articleprint.tmplh&ArticleId=10381 Архивировано] из первоисточника 11 апреля 2009.

Ссылки

  • [www.zmnsoft.com/edongba/ Edongba] Input Dongba hieroglyphs and Geba symbols.
  • Dr. Richard S. Cook, [unicode.org/~rscook/Naxi/ Naxi Pictographic and Syllabographic Scripts: Research notes toward a Unicode encoding of Naxi]
  • Lawrence Lo, [www.ancientscripts.com/naxi.html Ancient Scripts: Naxi]

Отрывок, характеризующий Дунба

Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.