Дунганский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дунганский
Самоназвание:

Хуэйзў йүян, җун-ян хуа

Страны:

Киргизия, Казахстан, Узбекистан

Общее число говорящих:

около 100 тыс. чел.

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Сино-тибетские языки

Китайские языки
Письменность:

кириллица, ранее арабский алфавит, латиница

Языковые коды
ГОСТ 7.75–97:

dun дун 191

ISO 639-1:

ISO 639-2:

не определен, но предусмотрен групповой код sit для сино-тибетских языков

ISO 639-3:

dng

См. также: Проект:Лингвистика

Дунга́нский язы́к — язык дунган, потомков говорящих на китайском языке мусульман хуэй (хуэйцзу), переселившихся на территорию современных Киргизии, Казахстана и Узбекистана после подавления мусульманского восстания в северо-западном Китае в 1862—1877 гг. Относится к сино-тибетской семье языков. В СССР в процессе национально-государственного размежевания в Средней Азии, инициированного в 1924 г., в качестве официального наименования для китаеязычных мусульман-переселенцев, используемого в русском языке, был выбран этноним «дунгане» (дунгань). Во внутреннем Китае этот этноним не был известен. В Синьцзяне он появился в качестве названия (но не самоназвания) тех хуэйцзу, которые были массово перемещены из провинций Ганьсу и Шэньси — главным образом в 1764 г. во время образования Илийского генерал-губернаторства с центром в Кульдже. По одной из версий, слово «дунгане» имеет тюркское происхождение. По другой, оно восходит к китайскому слову тунькэнь (屯垦) — «военные поселения пограничных земель», широко распространённому в Синьцзяне (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район) в период его освоения Китаем при династии Цин. Самоназвания дунган СССР/СНГ, используемые до настоящего времени, — хуэйхуэй, хуэймин «народ хуэй», ло хуэйхуэй «почтенные хуэйхуэй» ["Хуэй" — мусульмане по-китайски. «Ло-хуэй» — «старые (почтенные) мусульмане» — в противовес «новым» (для китайцев) мусульманам — тюркским народам Туркестана] или җун-ян жын («люди Центральной равнины»). Свой язык они именуют соответственно «языком народности хуэй» (хуэйзў йүян) или «языком Центральной равнины» (җун-ян хуа).





Распространение и численность

Распространён главным образом в Киргизии, Казахстане и Узбекистане. Общее число говорящих около 100 тыс. чел. (оценка сер. 2000-х гг.), в том числе

  • в Киргизии 52 тыс. чел. (перепись, 1999),
  • в Казахстане 46 тыс. чел. (оценка, 2006),
  • в Узбекистане ок. 3 тыс. чел. (оценка, 2006),
  • в России 502 чел. (перепись, 2010).

Диалекты

Мусульмане хуэйцзу, переселившиеся в Казахстан и Среднюю Азию, говорили на нескольких диалектах китайского языка, распространенных на северо-западе страны. Два основных впоследствии получили название «ганьсуйский» и «шэньсийский» (также «токмакский»). Оба относятся к подгруппе Центральной равнины (中原 Чжунъюань), протянувшейся от Синьцзяна на западе до Шаньдуна и северной части Цзянсу на востоке в пределах северной группы (北方话 бэйфанхуа, также 官话 гуаньхуа) диалектов китайского языка. Ср. җун-ян жын «люди Центральной равнины» (дунгане) и җун-ян хуа (中原话 чжунъюань хуа) «язык Центральной равнины» (дунганский язык). Внутри подгруппы Центральной равнины дунганские диалекты, в свою очередь, могут быть определены как принадлежащие к небольшому компактному ареалу, охватыващему юго-восток провинции Ганьсу (но не Ланьчжоу) и западную часть долины Гуаньчжун (关中) (но не Сиань) в провинции Шэньси.

Ганьсуйский диалект был выбран в качестве основы для создания литературного дунганского языка в СССР.

Лингвистическая характеристика

Типологически дунганский язык, как и китайский, обладает всеми основными чертами изолирующих языков: его базовой единицей служит тонированная силлабема (слогоморфема).

Фонетика

  • Наиболее заметная (хотя и не самая важная с классификационной точки зрения) фонетическая особенность дунганского языка, которая обычно упоминается в лингвистических работах, — наличие трёх тонов (тоновых классов) вместо четырёх, характерных для путунхуа и для лежащего в основе фонетики путунхуа пекинского диалекта (традиционные названия этих классов — инь-пин, ян-пин, шан-шэн и цюй-шэн). В ганьсуйском диалекте дунганского языка в позиции перед паузой (в последнем слоге фонетического слова и, в частности, в изолированно произнесенных односложных словах и во втором слоге изолированно произнесенных двусложных словосочетаний) действительно различаются не четыре тона (тоновых класса), как в путунхуа, а три.

Таблица 1. Соответствия тонов путунхуа и ганьсуйского диалекта дунганского языка в последнем слоге фонетического слова

Путунхуа Дунганский язык (ганьсуйский диалект)
1-й тон — инь-пин (ровный высокий) ma1 или mā (妈妈, «мама») 1-й тон — пин-шэн (восходящий или восходяще-нисходящий) ма I
2-й тон — ян-пин (восходящий) ma2 или má (麻, «конопля, лён, кунжут и т. п.»)
3-й тон — шан-шэн (нисходяще-восходящий) ma3 или mǎ (马, «лошадь») 2-й тон — шан-шэн (нисходящий) ма II
4-й тон — цюй-шэн (падающий) ma4 или mà (骂, «бранить») 3-й тон — цюй-шэн (ровный высокий) ма III

В то же время в позиции перед другим слогом внутри фонетического слова в ганьсуйском диалекте различаются четыре тоновых класса — те же, что и в путунхуа — Ia (инь-пин), Іб (ян-пин), II (шан-шэн) и III (цюй-шэн). Фонетически они представлены соответственно как низкий ровный, восходящий, нисходящий и высокий ровный. В позиции перед другим этимологическим тоном Ia (но не Іб) низкий тон Ia переходит в восходящий тон Іб.

Таблица 2. Противопоставление тонов Іа (кит. 阴平инь-пин) и Іб (кит. 阳平 ян-пин) в ганьсуйском диалекте дунганского языка

Позиция в фонетическом слове Іа (阴平 инь-пин) Іб (阳平 ян-пин)
1. В последнем слоге фонетического слова I (восходяще-нисходящий или восходящий)
2. Перед другим слогом в тонах II (шан-шэн), III (цюй-шэн), I (Іб) Іа (низкий ровный) Іб (восходящий)
3. Перед другим слогом в тоне I (Іа) Іб (восходящий; тон Іа в этой позиции переходит в восходящий тон Іб)

Разнообразные модели различения тех или иных тоновых классов в зависимости от конечной/неконечной позиции в фонетическом слове характерны также для многих других китайских диалектов, причём не только на северо-западе страны.

В шэньсийском диалекте дунганского языка в любой позиции наличествуют четыре тоновых класса. Фонетически они совпадают c ганьсуйскими в неконечной позиции.

  • Несколько отличное от путунхуа распределение тонов (тоновых классов) по слогоморфемам обусловлено в дунганском и в китайских диалектах Центральной равнины иными соответствиями среднекитайского «входящего» тона (жу-шэн). Ср. 百 bǎi «сто» (совр. третий тон, или шан-шэн) в путунхуа и бый I (первый тон, или инь-пин) в дунганском языке. Способы отражения «входящего» тона — важнейший классификационный признак северных диалектов китайского языка.
  • Ещё одна важная и синхронически системная особенность дунганских диалектов, сближающая их с диалектами юго-восточной части Ганьсу и западной части долины Гуаньчжун (关中) внутри подгруппы Центральной равнины, — наличие четырёх носовых финалей (вокалическая часть слога) серии «э» вместо соответствующих восьми в путунхуа. Ср. (1) в записи международным фонетическим алфавитом и (2) в палладиевской системе записи китайских слов и дунганской кириллической графике:

(1)

Путунхуа: [ən] — [əŋ], [in] — [iŋ], [uən] — [uŋ], [yn] — [yŋ]

Дунганский язык: [əŋ], [iŋ], [uŋ], [yŋ]

(2)

Путунхуа: -энь — -эн, -инь — -ин, -унь — -ун, -юнь — -юн

Дунганский язык: -ын, -ин, -ун, -үн

Грамматика

Наблюдается специфическая система выражения видовременных и модальных значений; чрезвычайно полифункциональный показатель -ди выполняет также функции суффикса -zhe в путунхуа, и др. В словообразовании, наряду со словосложением, имеет место более широкая, чем в путунхуа, сфера суффиксации, редупликации, конверсии. В синтаксисе наблюдаются типы конструкций с предлогами и послелогами, отличные от путунхуа.

Лексика

В дунганском языке можно выделить следующие основные группы лексики, отличной от лексики путунхуа.

  • Самая большая группа — слова, характерные также и для соответствующих диалектов китайского языка, при разном их составе в ганьсуйском и шэньсийском диалекте.
  • Архаизмы эпох Мин и Цин, в путунхуа к настоящему времени исчезнувшие из употребления Ср. аналогичные явления в «государственном языке» гоюй (国语/國語) — аналоге путунхуа на Тайване.
  • Фонетические заимствования из русского языка, из европейских языков через посредство русского и в меньшей степени из языков окружающих тюркских народов. Некоторые из этих фонетических заимствований употребляются наряду с традиционными заимствованиями-кальками. Ср. слово телефон (с тонами I-I-III) и его синоним дянхуа (III—III), который существует также в путунхуа (калька 电话 diànhuà вытеснила здесь фонетическое заимствование 德律风 délǜfēng).
  • Фонетические заимствования из арабского и персидского языков, которые в языке дунган, так же, как в языке хуэйцзу в Китае, используются прежде всего в литургической практике и в исламских текстах.

В путунхуа и в различных китайских диалектах заимствования чаще всего представляют собой кальки, созданные из китайских корней. Фонетические заимствования характерны для китайского языка в меньшей степени. Исследования, позволяющие выявить точное соотношение заимствований двух типов в дунганском языке, пока отсутствуют.

Поскольку дунганский язык развивался в отрыве от китайской литературной традиции на основе живой диалектной речи, в дунганских текстах в меньшей степени, чем в путунхуа, представлены книжные китайские слова, унаследованные от классического китайского.

Письменность

В Китае для записи текстов на китайском языке мусульмане хуэйцзу использовали в прошлом и используют в настоящее время как иероглифическую письменность, так и алфавит на арабской основе. Практика использования арабских и персидских букв для китайского языка получила название «сяоэрцзин» (кит. 小儿经, пиньинь Xiǎo'érjīng) или «сяоэрцзинь» (кит. 小儿锦, пиньинь Xiǎo'érjǐn).[1] В некоторых арабописьменных текстах китаеязычных мусульман (в том числе в личной переписке) отдельные слова могут записываться иероглифами.

В СССР были предложены три варианта алфавитной письменности для дунганского языка.

  • В 1927 году группой первых дунганских студентов, обучавшихся в Ташкенте, для записи текстов на дунганском языке был предложен алфавит на арабской основе. Известен список букв этого алфавита, включавшего некоторые знаки, специфические для системы «сяоэрцзин», но не правила записи перечисленными буквами дунганских слогов. Алфавит использовался в течение короткого периода в стенгазетах, письмах и т. п.

  • Первый вариант латинской письменности для дунганского языка датируется уже 1928 годом. В нём были следующие буквы: a в c ç d e f g ƣ i j k l m n ŋ o ө p r s ş s̷ t u v x y z ƶ ь. В окончательном, утверждённом, варианте алфавита была добавлена буква ə, а буква упразднена. В 1932 году алфавит был реформирован — добавлены буквы w и , исключены ƣ, h, ө. В итоге алфавит принял следующий вид[2]:
A a B в C c Ç ç D d E e Ə ə F f
G g I i J j Ь ь K k L l M m N n
Ŋ ŋ O o P p R r S s Ş ş T t U u
V v W w X x Y y Z z Ƶ ƶ Ⱬ ⱬ
  • Подготовительная работа по переходу дунганского языка с латинской на кириллическую графику была начата в конце 30-х годов, но прервана Великой Отечественной войной. В 1953 г. появился новый проект дунганского алфавита на кириллической основе, в основе которого лежали разработки известных лингвистов — синолога А. А. Драгунова и дунгановеда Ю. Я. Яншансина.
А а Б б В в Г г Д д Е е Ё ё Ә ә
Ж ж Җ җ З з И и Й й К к Л л М м
Н н Ң ң О о П п Р р С с Т т У у
Ў ў Ү ү Ф ф Х х Ц ц Ч ч Ш ш Щ щ
Ъ ъ Ы ы Ь ь Э э Ю ю Я я

С использованием латинского и особенно кириллического вариантов письменности на дунганском языке издана обширная литература, в том числе художественная, научная, справочная, учебная.

Написание многих слогов в дунганской письменности отличается от написания соответствующих китайских слогов в транскрипции Палладия, использующейся в России для транскрипции стандартного китайского языка (путунхуа).

В отличие от пиньиня, используемого для романизации путунхуа в КНР, в дунганской письменности тоны слогов обычно не указываются. В дунганских словарях римские цифры (I, II, III) после заглавного слова указывают тоны в нём, например

БАНФОНЗЫ I—I-II — тюрьма

(ср. кит. разг. 班房子, bānfángzi). В некоторых лингвистических работах для указания тонов используются верхние индексы, напр. бан1фон1зы².

Деление письменной речи на отдельные слова пробелами также производится в дунганской орфографии несколько иначе, чем в пиньине.

Начало слога (инициаль):

Пинь. Палл. Дунг. Пинь. Палл. Дунг. Пинь. Палл. Дунг. Пинь. Палл. Дунг.
b б б p п п m м м f ф ф
d д д t т т n н н / л l л л
g г г k к к h х х
j цз(ь) җ(ь) q ц(ь) ч(ь) x с(ь) щ(ь)
z цз з c ц ц s с с
zh чж җ ch ч ч sh ш ш / с / ф r ж ж

Примечание: «(ь)» после буквы для согласной в этой таблице означает, что после неё может следовать только «мягкая» буква для гласной, то есть И, Я, Ю в системе Палладия или И, E, Ё, Ю, Ү в дунганской орфографии. Например, 词 (ci/цы/цы), 气 (qi/ци/ци).

Использование во многих дунганских слогах букв с или ф вместо sh пиньиня (сан = shān, 山, 'гора'; фонфур = shuāngshù(r), 双数(儿), 'чётное число'), или н вместо 'l' (танни = tiánli, 田里; 'в поле / в полях') объясняется особенностями произношения.

Буква «ң» употребляется в единственном слове «ңә» (гусь; кит. 鹅, é) и его производных, и даже оно иной раз неправильно пишется через «н».

Конец слога (финаль):

К числу наиболее заметных отличий советской дунганской орфографии от палладицы относится написание слогов, оканчивающихся в пиньине на -n и -ng. К примеру:

Пинь. Палл. Дунг. Пинь. Палл. Дунг.
-an -ань -ан -ang -ан -он
yan янь ян yang ян ён

Примеры:

Иероглифический китайский Пиньинь транскрипции Палладия Дунганский Русский
我念了 Wǒ niànle. Во няньлэ. Вәнянли. Я прочитал.
回族语言 Huízú yǔyán. хуэйцзу юйянь. Хуэйзў йүян. Дунганский язык.

Американские синологи Джон ДеФрансис (John DeFrancis) и Виктор Меир (Victor H. Mair) высоко оценивали значимость создания дунганской письменности на фонетическом алфавитном принципе и её успешного использования. [3] По их мнению, адекватность дунганской орфографии во всех сферах культурной жизни советских дунган означает, что и стандартный китайский язык в КНР и на Тайване мог бы успешно перейти на алфавитную письменность (пиньинь), что позволило бы облегчить школьное образование в этих странах и упростить ввод в китайский язык иностранных слов. (К примеру, слово «грузин» будет по-дунгански «грузин», а по-китайски «格鲁吉亚人» (пиньинь gélǔjíyàrén)).

Меир признаёт, что письменный китайский язык, в том виде в котором он используется китайскими писателями и журналистами, было бы не столь легко полностью перевести на алфавитную письменность, так как даже в наши дни, а тем более в прошлом, китайские публикации изобилуют омонимами — словами со одинаковым или схожим (отличающимися только тонами) произношениями, которые различаются в иероглифическом написании, но писались бы одинаково в фонетической орфографии. Поэтому он призывает китайских мастеров пера (точнее, кисти) учиться у дунган: овладевать стилем письма, более приближенным к живой устной речи (где люди как правило выбирают слова так, чтобы избегать омонимов) и не чуждаться заимствований слов из других языков.

Точка зрения Меира и других сторонников перехода китайского языка на алфавитную письменность пока не завоевала большого распространения в среде китайской интеллигенции, хотя бы ввиду того, насколько грандиозной была бы задача кардинальной смены системы письма в стране с миллиардным населением и более чем двухтысячелетней литературой, по сравнению с созданием письменности для нескольких десятков тысяч советских дунган, в массе своей неграмотных, в 1928 г.

В последние годы некоторые дунганские общественные деятели высказываются в пользу перевода дунганского языка на латинский алфавит[4][5].

Образцы текстов

(1) Начало дунганской народной сказки «Лоханҗи сангә нүзы» («Три дочери старика»; «老汉之三个女子»)[6].

Дунганский текст Пиньинь Иероглифы Перевод (близкий к тексту)
Нэхур ю йигә лохан лян лопәр. Nàhuìr yǒu yíge lǎohàn lián lǎopōr. 那会儿有一个老汉连老婆儿. Тогда (жили-)были старик со старухой.
Тана шули сангә нүзы. Tāmen shōuliú sānge nǚzi. 他们收留三个女子. Они растили трёх дочерей.

(2) Стихотворение Ясира Шивазы, «Ни зэ бә щё» («Не улыбайся вновь»). Текст цитируется по работе[7], стр. 194; китайская иероглифическая «транскрипция», принадлежащая Светлане Римски-Корсакофф[8], имеет своей целью максимальную близость к дунганскому оригиналу, а не перевод на путунхуа.)

Дунганский текст Пиньинь Иероглифы Перевод (близкий к тексту)
Ни зэ бә щё, Вә бу щин, ни зэ бә хун! Nǐ zài bié xiào, Wǒ bú xìn, nǐ zài bié hǒng! 你再别笑!我不信,你再别哄! Не улыбайся вновь, я не верю, не обманывай опять!
Ни зэ бә сы, хулюҗин, вәди нян щин! Nǐ zài bié sī, húlíjīng, wǒde niàn xīn! 你再别撕,狐狸精,我的念心! Не вырывай, лисица, мое любящее сердце!
Вә зэ бу на жә щин хуан ниди лын щё, Wǒ zài bù ná rè xīn huàn nǐde lěng xiào, 我再不拿热心换你的冷笑, Я не обменяю горячее сердце на твою холодную улыбку,
Вә чин ни хуан хо щинчи. Зэ бә зо вә! Wǒ qǐng nǐ huán hǎo xīngqì. Zài bié zhǎo wǒ! 我请你还好腥气.再别找我! Прошу тебя исправиться . Не ищи меня больше!

Напишите отзыв о статье "Дунганский язык"

Примечания

  1. Советские дунгане систему записи китайских текстов арабскими и персидскими буквами называют «щёҗин».
  2. Революция и письменность. № 1-2, 1932
  3. Victor H. Mair, [www.pinyin.info/readings/texts/dungan.html «Implications of the Soviet Dungan Script for Chinese Language Reform» (Значение советской дунганской письменности для реформы китайского языка)] Sino-Platonic Papers No. 18 (May 1990).
  4. [www.tarazinfo.kz/main.php?action=citynews&newsid=1509 «В ПОИСКАХ „ЗОЛОТОЙ СЕРЕДИНЫ“»] («Южный Экспресс», 14-10-2004)
  5. [www.inform.kz/showarticle.php?lang=rus&id=97363 «Дунгане хотят переходить на латиницу»] (КАЗИНФОРМ, 15.10.2004)
  6. «Хуэйзў минжынди гўҗир» (Дунганские народные сказки; 回族民人的故事儿). Под редакцией М. Сушанло. Фрунзе, «Илим», 1976. Нет ISBN. Тираж 500 экз.
  7. Svetlana Rimsky-Korsakoff Dyer, «Iasyr Shivaza: The Life and Works of a Soviet Dungan Poet». (Ясыр Шиваза: Жизнь и труды советского дунганского поэта) 1991. ISBN 3-631-43963-6
  8. С незначительными изменениями: следуя словарям, мы транскрибируем «на … хуан» («na …. huan», 'обменять') как 拿…换, а не 拿…还.

Литература

  • Вопросы дунганской лексикологии и лексикографии. Бишкек, 1991.
  • Вопросы орфографии дунганского языка. Фрунзе, 1937.
  • Драгунов А. А. Исследования в области дунганской грамматики // Труды Института востоковедения АН СССР. Т. 27. М.; Л., 1940.
  • Завьялова О. И. Тоны в дунганском языке // Народы Азии и Африки. 1973. № 3. С. 109—119.
  • Завьялова О. И. Тоны в шэньсийском диалекте дунганского языка // Проблемы реконструкции. М.: Наука, 1978.
  • Завьялова О. И. Диалекты Ганьсу. М., 1979. С.20-34, 65. Рис. 17-43 на с. 92-38.
  • Завьялова О. И. Сино-мусульманские тексты: графика — фонология — морфонология // Вопросы языкознания. 1992. № 6. С. 113—122.
  • Завьялова О. И. Диалекты китайского языка / РАН. ИДВ. М.: Научная книга, 1996. С. 52, 53,114, 143—157.
  • Завьялова О. И. Китайские мусульмане хуэйцзу: язык и письменные традиции // Проблемы Дальнего Востока. 2007. № 3. C. 153—160.
  • Зевахина Т. С. Паремиологические единицы в дунганском и китайском языках: параметризация, эксперимент, базы данных // «Лингвистика. Язык и общество. Язык и сознание», выпуск 21. Москва, МАКС Пресс,
  • Зевахина Т. С., Олейникова Е. Е. Искусство убедительной аргументации: ценности и оценки (От семантики слова к семантике дискурса) // «Лингвистика. Язык и общество. Язык и сознание», выпуск 21. Москва, МАКС Пресс,
  • Зевахина Т. С., Имазов М. Х. Дунганский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. Энциклопедия. Т. 1. С. . 349—362. М., 1997. ISBN 5-02-011237-2.
  • [www.philol.msu.ru/~slavphil/books/jsk_20.pdf Зевахина Т. С. Функционально-грамматическая параметризация прилагательного (по данным полевого исследования дунганского языка)] // «Лингвистика. Язык и общество. Язык и сознание», выпуск 20. Москва, МАКС Пресс, 2001 г. Стр. 69-86.
  • Имазов М. Х. Очерки по синтаксису дунганского языка. Фрунзе, 1987.
  • Калимов А. А. Несколько замечаний о путях развития дунганского языка // Социолингвистические проблемы развивающихся стран. М., 1975.
  • Сушанло М. Я. У истоков дунганской фонетической письменности // Ориенталистика в Киргизии. Фрунзе, 1987. С. 3-11.
  • Янщянсын Ю. Хуэйзў йүянди Тохма фон-ян (Токмакский диалект дунганского языка). Фрунзе, 1968.
  • Zavjalova Olga I. Some Phonological Aspects of the Dungan Dialects // Computational Analyses of Asian and African Languages. Tokyo, 1978. No. 9. pp. 1–24.
  • 杜松寿。 东干语拼音文字资料 (Ду Суншоу. Дунганьюй пиньинь вэньцзы цзыляо — Материалы по алфавитной письменности дунганского языка). // 拼音文字研究参考资料集刊 (Пиньинь вэньцзы яньцзю цанькао цзыляо цзикань — Исследования и справочные материалы по алфавитной письменности). Т. 1. Пекин, 1959.
  • 海峰。 中亚东干语言研究 (Хай Фэн. Чжунъя дунгань юйянь яньцзю — Исследование языка среднеазиатских дунган). Урумчи, 2003. 479 с.
  • 海峰。"东干"来自"屯垦" (Хай Фэн. «Дунгань» лай цзы «тунькэнь» Термин дунгань «дунгане» восходит к термину тунькэнь «военные поселения пограничных земель») // 西北民族研究 (Сибэй миньцзу яньцзю). Вып. 1. 2005.
Словари
  • Краткий дунганско-русский словарь / Җеёди хуэйзў-вурус хуадян, под редакцией М.Сушанло. Академия наук Киргизской ССР. Фрунзе, 1968. (тираж 500 экз., нет ISBN).
  • Русско-дунганский словарь. Т. 1-3. Фрунзе, 1981.
  • Яншансин Ю. Краткий дунганско-русский словарь. Фрунзе, 1968.

Ссылки

В Викисловаре список слов дунганского языка содержится в категории «Дунганский язык»
  • [www.krugosvet.ru/articles/80/1008087/1008087a1.htm Статья] на Кругосвете
  • www.aa.tufs.ac.jp/~kmach/xiaoerjin/index.htm
  • Olli Salmi. Central Asian Dungan as a Chinese Dialect. www.uusikaupunki.fi/~olsalmi/dungan/Dungan%20as%20Chinese%20Dialect.html

Отрывок, характеризующий Дунганский язык

Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.