Дунский, Юлий Теодорович

Дунский Юлий Теодорович
Профессия:	сценарист
Награды:

Ю́лий Теодо́рович Ду́нский (22 июля 1922 — 23 марта 1982, Москва) — советский сценарист. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1976).

Биография

Мать — Минна Соломоновна Дунская (1887—1959).

• 1940 — Поступление на сценарный факультет ВГИКа.
• 1944 — Сдача досрочно экзаменов по теоретическому курсу. Уход добровольцем на фронт.
• 1944 — Арест. Обвинение в принадлежности к антисоветской молодёжной группе и в террористических намерениях.
• 1956 — Реабилитация.
• 1957 — Возвращение в Москву. Защита диплома во ВГИКе.

Вся остальная жизнь — совместная работа над киносценариями с Валерием Фридом.

Покончил с собой (застрелился из охотничьего ружья), более 10 лет страдая от астмы.

В. Фрид и Ю. Дунский похоронены рядом, Донское кладбище в Москве.

Память

С 1998 года для наиболее талантливых студентов сценарного факультета ВГИКа студией «Слово» учреждена стипендия Дунского и Фрида.

Фильмография

• 2005 — Время собирать камни
• 2000 — Воспоминания о Шерлоке Холмсе (телесериал)
• 1984 — И вот пришёл Бумбо…
• 1982 — Сказка странствий
• 1981 — Не бойся, я с тобой
• 1980 — Овод
• 1979 — Шерлок Холмс и доктор Ватсон
• 1979 — Экипаж
• 1979 — Человек меняет кожу
• 1977 — Талант (телефильм)
• 1976 — Вдовы
• 1976 — Сказ про то, как царь Пётр арапа женил
• 1971 — Тень
• 1969 — Гори, гори, моя звезда
• 1968 — Старая, старая сказка
• 1968 — Служили два товарища
• 1964 — Жили-были старик со старухой
• 1964 — Непридуманная история
• 1962 — Семь нянек
• 1961 — Полосатый рейс
• 1960 — Ровесник века
• 1957 — Случай на шахте восемь

Ссылки

• Юлий Дунский (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.tvkultura.ru/news.html?id=161404&cid=86&iid=52912 Дунский Юлий: Собственная жизнь — редкой красоты сюжет]
• [www.krugosvet.ru/articles/100/1010073/1010073a1.htm Дунский Юлий Теодорович]
• [www.kino-teatr.ru/kino/screenwriter/sov/21032/bio/ Кино-Театр.ру]
• Валерий Фрид. 58 с половиной или записки лагерного придурка. — Воспоминания В. С. Фрида о лагерных годах
• [www.index.org.ru/memoirs/mitko.html Евгений Митько: Мои друзья-соседи] - Воспоминания Евгения Митько о Юлии Дунском и Валерии Фриде

Отрывок, характеризующий Дунский, Юлий Теодорович

Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.