Дура (фильм, 2005)
| Дура | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| В главных ролях | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
95 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Дура» — художественный фильм.
Содержание
Сюжет
Способный провинциальный литератор Александр Мушкин, тридцати с небольшим лет, приезжает покорять столицу, не имея ни средств к существованию, ни жилья, ни хороших связей. Однако, удача улыбается ему дважды. Во-первых, один из всего лишь двух его московских знакомых, Иван Агеев, успешный автор коммерческих «дамских романов», работающий под псевдонимом Мэгги Уоткинсон, сводит его с доброжелательно настроенным издателем, который предлагает Мушкину написать книгу в канонах «романа для домохозяек», не особо, тем не менее, ограничивая писателя в выборе формы и сюжета. Во-вторых, случайное знакомство Александра с одинокой и несчастливой тридцатидвухлетней театральной актрисой Елизаветой Тулиной решает сразу три проблемы: жилья, денег и материала для книги. Дело в том, что у Лизы (почти сразу после первой встречи начавшей сожительствовать с Александром) в её большой квартире, доставшейся от давно умерших родителей, живет сестра-близнец — неисчерпаемый источник дурацких фраз и поступков. Ульяна Тулина совершенно непохожа на свою сестру. В результате родовой травмы (ей прищемили голову акушерскими щипцами) она стала инвалидом, нуждающимся в постоянном контроле и попечении из-за своего неадекватного поведения и сильнейших спонтанных приступов головной боли; её душевное и умственное развитие остановилось примерно на уровне десятилетней девочки. Ульяна — тяжкий крест в и без того нелегкой жизни Лизы. Эту драматическую коллизию в сочетании с улиными словесными перлами, Александр и берет в основу литературного замысла (тщательно скрываемого от сестёр). Более того, с того момента как и Ульяна влюбляется в Александра, он сам становится одним из главных героев своего будущего романа. В довершение, выполняя требование издателя «развить сюжет», писатель начинает намеренно создавать для Ульяны провоцирующие ситуации, инсценируя, например, на её глазах бурную ссору с Агеевым, по обоюдному с ним сговору.
Тем временем, застарелые проблемы обеих Тулиных обостряются и сами по себе. Ульяну, трудившуюся на инвалидном производстве, выгоняют с работы за дурацкий демарш против директора; при этом бандитствующий руководитель предприятия находит повод «наказать на деньги» её сестру. Увеличение материальной нагрузки на Лизу усиливает конфликтный фон в семейных отношениях. Болезненные приступы Ульяны учащаются. Теперь её почти невозможно оставлять одну — и это в то самое время, когда Елизавета, давно и прочно затертая в своём театре на вторые роли, с переменным успехом бьется за внимание нового главного режиссёра Баширцева, пытаясь обогнать свою вечную конкурентку Ирину Полушубкову в борьбе за главную роль в его новой постановке по пьесе Островского «Гроза» и выйти тем самым, в перспективе, на первые роли.
Развязка наступает в тот момент, когда роман Мушкина почти дописан, и издатель требует, чтобы в финале главная героиня умерла. Одновременно с этим, Уля случайно встречает на мосту Лизу, прогуливающуюся с Баширцевым, от которого она совсем недавно получила долгожданную роль. Не зная, кто перед ней, Дура выкладывает главному режиссёру «всю подноготную» сестры: «Лизка, ты же сама говорила, что он бездарь!» Поскольку Баширцев, как ранее показано в фильме, действительно, бездарь — резонно предполагать, что это признание ставит крест на карьере Елизаветы в этом театре. Между сестрами происходит страшная ссора, в результате переживания которой у Ульяны случается мозговое кровоизлияние, и она умирает в больнице, не приходя в сознание. Александр, получая гонорар за скоро выходящий в печать роман «Дура», требует от издателя указать автором Ульяну Тулину, тем самым выполняя однажды высказанное страстное желание покойной: «Вам везёт. От вас останутся дети, книжки, дела всякие. А от меня — ничего! Ничего! Мне страшно. Я не хочу исчезать. Я хочу, чтобы люди знали, что я жила, что я была, что меня звали Ульяна Тулина».
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Оксана Коростышевская | Ульяна Тулина |
| Регина Мянник | Лиза Тулина |
| Евгений Редько | Саша Мушкин |
| Александр Балуев | режиссёр Баширцев |
| Дмитрий Шевченко | Михаил Дёмин |
| Игорь Золотовицкий | Иван Агеев |
| Ольга Волкова | Татьяна Ивановна Переверзева |
| Татьяна Лютаева | Ирина Полушубкова |
| Эдуард Радзюкевич | художник Пио |
| Алексей Иващенко | Сальников |
| Михаил Церишенко |
Съёмочная группа
- Автор сценария: Наталья Назарова, при участии Максима Коростышевского
- Режиссёр-постановщик: Максим Коростышевский
- Оператор-постановщик: Маша Соловьёва
- Художник-постановщик: Владимир Гудилин
- Композиторы: Иван Волков, Сергей Шустицкий
- Исполнительный продюсер: Галина Белинская
Кинофестивали
- 7—16 июля 2005 года внеконкурсный показ на Иерусалимском Кинофестивале.
- 22 июня 2005 года показ в рамках XXVII ММКФ.
- 2004 год — показ на Кинофоруме «Амурская Осень».
Премии
- Призы в номинациях «За лучшую режиссуру», «Лучшая женская роль», а также специальный приз жюри — Оксане Коростышевской, исполнительнице главной роли на Кинофоруме «Амурская Осень»[1].
Рекламная кампания
В рамках рекламной кампании фильма была организована акция, в ходе которой пострадало несколько автомобилей. Нелепо одетые девушки обклеивали листовками с логотипом фильма автомобили. На крышу автомобиля скидывали тяжёлые буквы «ДУРА»[2].
Напишите отзыв о статье "Дура (фильм, 2005)"
Примечания
Ссылки
- [www.durafilm.ru/ Официальный сайт фильма]
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=8933 «Дура»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
| ||||||
Отрывок, характеризующий Дура (фильм, 2005)
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
