Дурипш

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Село
Дурипш
абх. Дәрыҧшь
Страна
Абхазия
Район
Координаты
Официальный язык
Население
577[1] человек (1989)
Часовой пояс
Автомобильный код
ABH

Дури́пш — (абх. Дәрыҧшь) - село в Гудаутском районе Абхазии. Расположено к северу от райцентра Гудаута в предгорной полосе у подножья Бзыбского хребта.

В административном отношении село является административным центром Дурипшинской сельской администрации (абх. Дәрыҧшь ақыҭа ахадара), в прошлом Дурипшинского сельсовета.





Географическое положение

Село Дурипш исторически подразделяется на 6 посёлков (абх. аҳабла):

  • Абгарра
  • Агухара
  • Арыюта
  • Аттархабла
  • Эбырныха
  • Тванаарху

В результате массовых переселений, преимущественно со второй половины XIX века в селе образовались новые поселки: Аркуа (р-н Ебырныха), Таркилаа рхабла (северо-западная часть села), Ардзынаа рхабла (западная часть с. Дурипш).

На севере границей Дурипша служит Бзыбский хребет,
на востоке Дурипш граничит с селом Ачандара по реке Дахуара,
на юге — с селом Лыхны,
на юго-востоке — с селом Куланырхуа,
на западе границей Дурипша служит река Хыпста.

Население

По данным переписи 1959 года в селе Дурипш жило 499 человек, в основном абхазы (в Дурипшском сельсовете в целом — 2767 человек, также в основном абхазы).[2] По данным переписи 1989 года население Дурипшского сельсовета составило 2699 человек, в том числе села Дурипш —  577 человек[1], в основном абхазы[3] По данным переписи 2011 года численность населения сельского поселения (сельской администрации) Дурипш составила 2214 жителей, из них 98,1 % — абхазы (2171 человек), 0,8 % — русские (17 человек), 0,3 % — грузины (6 человек), 0,2 % — украинцы (4 человека), 0,1 % — мегрелы (3 человека), 0,1 % — армяне (2 человека), 0,5 % — другие (11 человек).[4]

По данным переписи населения 1886 года в селении Дурипш проживало православных христиан — 464 чел., мусульман-суннитов — 379 чел. По сословному делению в Дурипше имелось 61 дворянин и 782 крестьянина. Представителей княжеского сословия, православного духовенства и «городских» сословий в Дурипше не проживало.

Село Дурипш издавна населяют роды Гунба (35 дворов), Лакрба (8 дворов), Ардзинба (27 дворов), Тарба (24 двора), Таркил (22 двора), Тванба (21 двор) , Тания (18 дворов), а также Арсалия и Герзмава (по 12 дворов).В начале XIX в. из юго-восточной Абхазии сюда переселились представители рода Кварацхелия (13 дворов). Вскоре здесь поселились представители следующих фамилий: Агрба (8 дворов), Хагба (8), Агумаа (8), Абгадж (7), Сакания (7), Гамисония (6), Конджария (6), Халваш (5), Гицба (5), Смыр (4), Чуаз (4), Хупория (4), Губаз (4), Барциц (3), Цкуа (3), Шулумба (3), Кобахия (2), Ешба (2), Пкин (2), Анба (2), Кецба (2), Бения (2), Квадзба (2), Барзания (2), Бушба (2), Папба (1), Бигвава (1), Габуния (1), Антелава (1) , Хагуш (1), Гургулия (1), Габрава (1), Капба (1), Хеция (1), Чикачиди (1), Гамгия (1), Екимиди (1), Царкова (1), Рокапидзе (1), Ласария (1), Эмухвари (1), Куджба (1), Чепия (1), Хоранов (1), Гурзан (1),Гугунава (1), Григолия (1), Баналия (1), Вардания (1), Царгуш (1) , Тыркба (1).

Дурипш сильно пострадал от махаджирства — насильственного выселения абхазского населения в Турцию во второй половине XIX века.

Год переписи Число жителей Этнический состав
1886 843 абхазы 100%
1926 1.605 абхазы 96,3%; грузины 0,9%; русские 0,6%
1959 2.767 абхазы (нет точных данных)
1989 2.699 абхазы (нет точных данных)
2011 2.214 абхазы (98,1 %)

Интересные факты

В селе Дурипш в 1931 году был проведён первый в современной истории общенациональный сход абхазского народа, на котором было выражено недовольство понижением статуса Абхазии до уровня автономии, непосредственно входящей в состав Грузинской ССР. Участники схода также выразили недовольство по вопросу предстоящей коллективизации и озвучили недоверие по отношению к властям Абхазии и их действиям.

В центре Дурипша установлен памятник уроженцам села — жертвам грузино-абхазской войны 1992—1993 годов с полным списком погибших на фронте дурипшинцев.

В прошлом часть земель Дурипша являлась вотчиной абхазского дворянского рода Лакрба. В селе имеется местность Лакрипш («владение Лакрбовцев»).

Во второй половине XIX века, в основном из-за массового насильственного выселения горцев Абхазии 1864 года, население Дурипша значительно увеличилось. В результате этих миграционных процессов в селе образовались новые густонаселенные поселки: Аркуа, Таркилаа рхабла, Ардзынаа рхабла и т.д.

Известные уроженцы

Напишите отзыв о статье "Дурипш"

Примечания

  1. 1 2 [pop-stat.mashke.org/abkhazia-census.htm Всесоюзная перепись населения 1989. Абхазская АССР]
  2. [ethno-kavkaz.narod.ru/gudauta.html Всесоюзная перепись населения 1959. Гудаутский район. Сёла и преимущественные национальности]
  3. [wwwethnokavkaz.1bb.ru/index.php?showtopic=160 Этноязыковые карты Абхазии в 1989. Коряков Ю.Б.]
  4. [www.ethno-kavkaz.narod.ru/gudauta11.html Перепись населения Абхазии 2011. Гудаутский район]

Литература

  • Кварчия В. Е. Историческая и современная топонимия Абхазии (Историко-этимологическое исследование). — Сухум: Дом печати, 2006—328 с.
  • Кәарҷиа В.Е. Аҧсны атопонимика. - Аҟәа: 2002. - 686 д. (абх.)

Отрывок, характеризующий Дурипш

– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.