Список основных персонажей серии романов о Гарри Поттере

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дурсли»)
Перейти к: навигация, поиск

Серия романов о Гарри Поттере была написана английской писательницей Дж. К. Роулинг с 1997 по 2007 год и писателем Джеком Торном в 2016 году.

В данном списке перечислены все основные персонажи серии романов (в заметной степени повлиявшие на сюжет произведений), а также персонажи, связанные с реальными событиями.





Создание персонажей и влияние реального мира

Некоторые персонажи и волшебные существа серии романов, созданные Дж. К. Роулинг, связаны с мифическими персонажами, которые упоминались до неё. К таким персонажам относятся кентавры, василиск, фениксы, акромантулы и др.[1]

Некоторые основные персонажи книг о Гарри Поттере появились благодаря событиям, происходившим в жизни писательницы. Например, внешность Гарри Поттера Роулинг по некоторым данным отчасти позаимствовала у своего старинного друга Яна Поттера (Ian Potter), с которым играла в возрасте 2—7 лет в волшебников, когда жила в Уинтербурне, хотя сама писательница этот факт то подтверждает, то отрицает. Прототипом тётушки Мардж Дурсль стала бабушка Джоан по материнской линии Фрида Волант: по словам писательницы, её брак с дедушкой Эрни был «неудачным», а атмосферу, царившую в их доме, она называла «хаосом»[2].

В одном из эпизодов книги «Гарри Поттер и Кубок огня» появляется первокурсница Натали Макдональд, которая зачисляется Распределяющей Шляпой на факультет Гриффиндор. Она получила свое имя в честь реальной девочки, которая написала письмо Джоан Роулинг, поскольку была больна раком и боялась не дождаться выхода книги «Гарри Поттер и Кубок огня». Она очень хотела узнать, что же произойдет с Гарри Поттером в новой книге, и просила писательницу рассказать об этом. К сожалению, Джоан в это время не просматривала почту, поскольку заканчивала работу над книгой, поэтому ответ опоздал, и девочка умерла, так и не узнав, что произойдет с Гарри. Джоан дала героине книги имя этой девочки и посетила её родителей, подарив им книгу с автографом[3].

Персонажи

Хогвартс

Студенты факультета Гриффиндор

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Га́рри Дже́ймс По́ттер (англ. Harry James Potter) мужской полукровка олень 11 дюймов, остролист, перо феникса Дэниел Рэдклифф

Гарри Поттер — главный герой серии романов. В волшебном мире известен как единственный человек, выживший после смертоносного заклинания, которое было пущено в него в младенческом возрасте одним из величайших тёмных волшебников — лордом Волан-де-Мортом, убившим перед этим его родителей. Заклинание ударило по самому́ Тёмному Лорду, в результате чего он исчез, а Гарри Поттер стал популярен среди волшебников. На его лбу остался шрам, ставший его отличительным знаком и впоследствии обозначавший близость и настроение Волан-де-Морта.

Сам Гарри о своей популярности не догадывался до одиннадцати лет, живя с маглами (обычными людьми), которые являлись его родственниками, но тщательно скрывали правду и относились к мальчику плохо всё это время. В одиннадцать лет на его адрес начинают приходить письма с приглашением в школу волшебства Хогвартс, которые маглы пытаются скрыть. Но у них это не получается, Гарри узнаёт о том, что он волшебник, и отправляется на учёбу в Хогвартс. Каждые летние каникулы Гарри возвращается к маглам.

Во время учёбы он несколько раз сталкивается с Волан-де-Мортом в том или ином виде, который пытается его убить, но Гарри каждый раз избегает смерти. В четвёртой книге Волан-де-Морт полностью возрождается, и с этого момента Гарри подвергается большей опасности. Приблизиться к Гарри Поттеру Тёмный Лорд сначала не может: в Хогвартсе он под защитой директора школы Альбуса Дамблдора, на летних каникулах его защищают родственные узы погибшей матери.

Защита прекращается по достижении совершеннолетия Гарри и после смерти Дамблдора. Цель Поттера — убить Волан-де-Морта, для чего Гарри должен сперва уничтожить все части разделённой души Волан-де-Морта — крестражи. Вместе с друзьями он успешно справляется с этой задачей и в последней битве побеждает Волан-де-Морта.

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Ро́нальд Би́лиус «Рон» Уи́зли (англ. Ronald Bilius «Ron» Weasley) мужской чистокровный терьер первая — ясень и волос единорога
вторая — 14 дюймов, ива, волос единорога
Руперт Гринт

Рон Уизли — один из главных героев серии романов. Шестой ребёнок в семье Уизли. Привычка матери Рона ставить старших детей в пример младшим выработала у него своеобразный комплекс «второсортности», который он остро переживает.

Близкий друг Гарри Поттера, знакомство с которым произошло ещё во время первой поездки в поезде «Хогвартс-экспресс».

Присутствует во всех книгах серии, в последних наряду с Гермионой Грейнджер становится старостой факультета Гриффиндор.

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Гермио́на Джин Гре́йнджер (англ. Hermione Jean Granger) женский маглорождённая выдра 12 дюймов, виноградная лоза, жила дракона, 24 грамма Эмма Уотсон

Гермиона Грейнджер — одна из главных героинь серии романов. Хотя рождена маглами, известна как отличница в Хогвартсе и талантливая волшебница. Присутствует во всех книгах серии, в последних наряду с Роном Уизли становится старостой факультета Гриффиндор. В послесловии («Девятнадцать лет спустя») замужем за Роном и имеет двух детей — Розу и Хьюго.

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Джине́вра Мо́лли «Джи́нни» Уи́зли (англ. Ginevra Molly Weasley) женский чистокровная Лошадь 12 дюймов, липа, чешуя саламандры Бонни Райт

Джинни Уизли — седьмой ребёнок и единственная девочка в семье Уизли. Друг троицы главных героев. На год младше Гарри. В книгах описывается как девочка с яркими карими глазами и длинными прямыми, огненно-рыжими (как и у всех Уизли) волосами. Талантливая волшебница, в частности хорошо владеет заклятием «Летучемышиный сглаз».

Джинни появляется в первой книге на вокзале Кингс-Кросс, провожая старших братьев в Хогвартс. Во второй книге во время покупки учебников Люциус Малфой подбрасывает Джинни дневник Тома Реддла — крестраж Волан-де-Морта, представлявший собой воспоминание. Джинни переписывается с Реддлом, и в итоге Том порабощает её разум: Том Реддл её руками выпускает из Тайной комнаты василиска, который нападает на маглорождённых. Джинни пыталась избавиться от дневника, но не смогла уничтожить его. Пытаясь снова обрести тело, Том Реддл забирает девочку в Тайную комнату и лишает её сил. Однако Гарри Поттер уничтожает часть души Волан-де-Морта, заключённую в дневник, и Джинни приходит в себя.

С четвёртой книги Джинни становится популярной среди противоположного пола, начинает встречаться с Майклом Корнером. В пятой книге Джинни — ловец команды Гриффиндора по квиддичу, играет хорошо. Отлично овладевает заклятиями под руководством Гарри в Отряде Дамблдора. Когда Амбридж в последний раз разоблачает Отряд Дамблдора и отлучается в Запретный лес, Джинни, находящаяся вместе с другими членами ОД под охраной Инспекционной дружины, численно превосходящей Отряд Дамблдора, освобождается и добивается перелома в схватке. Участвует в вылазке в Министерство Магии с целью спасти Сириуса Блэка, а также в последовавшей за этим Битве в Отделе тайн с Пожирателями Смерти. Встречается сначала с Майклом Корнером, но затем заводит отношения с Дином Томасом.

В шестой книге Джинни продолжает играть за команду Гриффиндора по квиддичу, но уже в качестве охотника. В этой же книге начинает встречаться с Гарри Поттером. В конце книги Гарри объясняет ей, что им необходимо расстаться, иначе Волан-де-Морт узнает об их близости и может использовать её в очередной раз как приманку. Она расстраивается, но соглашается. В седьмой книге общение между ними продолжается. Джинни активно участвует в битве за Хогвартс.

В дальнейшем, по словам Джоан Роулинг, Джинни стала знаменитым игроком в женской команде «Холихедские Гарпии», затем она стала старшим спортивным корреспондентом в «Ежедневном пророке». Вышла замуж за Гарри Поттера и родила троих детей: Джеймса Сириуса, Альбуса Северуса и Лили Полумну. Фактически, вместе с Гарри, воспитали и четвёртого ребёнка — Тедди Люпина, сына Римуса Люпина и Нимфадоры Тонкс[4].

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Фред Уи́зли (англ. Fred Weasley) мужской чистокровные 13 дюймов, берёза, перо феникса

11 дюймов, дуб, перо феникса

Джеймс Фелпс
Джордж Уи́зли (англ. George Weasley) Оливер Фелпс

Фред и Джордж Уизли — четвёртый и пятый ребята в семье Уизли. Близнецы. Известны своим чувством юмора и весёлыми шутками, особенно на протяжении учёбы в Хогвартсе.

В первом романе «Гарри Поттер и философский камень» Фред и Джордж заколдовали слепленные ими снежки, и те начали летать за профессором Квирреллом, врезаясь ему в затылок, за что близнецы «заработали» несколько штрафных очков Гриффиндору. Впервые серьёзно помогли Гарри Поттеру в романе «Гарри Поттер и Тайная комната», дав возможность бежать из дома Дурслей. Подарили Гарри Карту Мародёров. В начале книги «Гарри Поттер и Кубок огня», когда близнецы вместе со своим отцом навестили семейство Дурслей, чтобы забрать Гарри с собой, Фред подсунул ириску «Гиперъязычок» Дадли, отчего у последнего вырос пятиметровый язык.

Во время действия сюжета пятой книги «Гарри Поттер и Орден Феникса» Фред и Джордж сбежали из Хогвартса, перед этим наделав там шуму — запустили фейерверки и создали болото, которое не смогла убрать Долорес Амбридж. Покинув школу, открыли магазин «Всевозможные волшебные вредилки», хотя свой бизнес начали ещё в школе. Магазин братья открыли на деньги, выигранные Гарри Поттером в Турнире Трёх Волшебников и отданные близнецам.

В седьмой книге во время операции «Семеро Поттеров» Северус Снегг заклинанием Сектумсемпра случайно лишает Джорджа уха. Во время Битвы за Хогвартс Августус Руквуд неизвестным заклинанием вызывает взрыв, который убивает Фреда.

Журнал «Мир фантастики» поставил близнецов Уизли на третье место в списке «10 самые-самые фантастические близнецы»[5].

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Пе́рси Игна́тиус Уи́зли (англ. Percy Ignatius Weasley) мужской чистокровный лось 11 дюймов, можжевельник, волчья шерсть Крис Рэнкин

Перси Уизли — третий ребёнок в семье Уизли. С первой книги он — староста факультета Гриффиндор в Хогвартсе, учится на пятом курсе. В третьей книге Перси становится старостой школы, получает по экзамену ЖАБА высшие баллы и оканчивает Хогвартс. В четвёртой книге во время проведения Турнира Трёх Волшебников Перси заменяет на посту погибшего Барти Крауча.

В пятой книге Перси ссорится со всей семьёй Уизли и уезжает из «Норы» в Лондон, предварительно нагрубив своему отцу. С тех пор в семье стараются о нём не говорить. Затем он становится главным помощником Корнелиуса Фаджа. Узнав, что Рона назначили старостой, он пишет брату письмо с поздравлениями, советуя прекратить общение с Гарри Поттером. С другими членами семьи не общается вообще, возвращает матери рождественский подарок и даже не интересуется самочувствием отца после ранения. В седьмой книге Перси неожиданно появляется в Хогвартсе, извиняется за всё перед семьёй и принимает участие в обороне Хогвартса.

В дальнейшем, по словам Роулинг, Перси становится высокопоставленным чиновником при Кингсли Бруствере. Женится на Одри, и у них рождаются две дочери — Молли и Люси[4].

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Не́вилл Долгопу́пс (Лонгботтом) (англ. Neville Longbottom) мужской чистокровный медведь вишнёвое дерево, волос единорога Мэттью Льюис

Невилл Долгопупс — ученик Хогвартса, друг главных героев, однокурсник Гарри Поттера. С первой книги Невилл представлен весьма рассеянным, забывчивым, неловким и пугливым. Ближе к концу серии участвует в большинстве опасных миссий главных героев. В конце седьмой книги вносит существенный вклад в победу над Волан-де-Мортом, уничтожая с помощью меча Гриффиндора один из крестражей Тёмного Лорда — змею Нагайну.

Родители Невилла были мракоборцами, и, по словам бабушки мальчика, «очень уважаемыми людьми в волшебном сообществе». Как и родители Гарри Поттера, они подверглись нападению сторонников Волан-де-Морта по причине их соответствия пророчеству Сивиллы Трелони: Невилл и Гарри Поттер родились почти в один день. Юноша — копия матери. После трагедии с родителями Невилла воспитывает бабушка по отцу Августа. Она описывается в книге «Гарри Поттер и Орден Феникса» (с. 478) как «могучего вида старуха в длинном зелёном платье с изъеденной молью лисой и в остроконечной шляпе, украшенной не чем иным, как чучелом стервятника». Миссис Долгопупс была очень любезна в разговоре с Гарри, Роном, Гермионой и Джинни, но всё-таки от неё веяло грозностью.

У Невилла есть домашнее животное — жаба Тревор, которую ему перед поступлением в Хогвартс подарил дядя Элджи. Невилл постоянно теряет Тревора, он доставляет ему множество хлопот.

Согласно эпилогу седьмой книги, после окончания учёбы и войны Невилл стал преподавателем травологии[7]. В своём интервью от 20 октября 2007 года Джоан Роулинг сообщила, что в будущем Невилл женится на Ханне Эббот, которая станет владелицей «Дырявого котла».

Другие основные персонажи

Лава́нда Бра́ун (англ. Lavender Brown)

Однокурсница Гарри Поттера. Чистокровная. Известна по своим отношениям с Роном Уизли в шестой книге. Участвует в битве за Хогвартс, в результате которой, согласно фильму, убита Фенриром Сивым во время Битвы за Хогвартс. По книге её судьба неизвестна. В фильмах её роль играет Джесси Кейв.

Си́мус Фи́нниган (англ. Seamus Finnigan)

Однокурсник Гарри Поттера. Полукровка. В результате его заклинаний часто происходят неожиданные взрывы. В пятой книге, во время противостояния версий Дамблдора и Министерства о возрождении Волан-де-Морта принимает сторону Министерства, что длится до начала «террора» Амбридж. Принимает участие в битве за Хогвартс. В фильмах персонаж часто устраивает небольшие взрывы, что не соответствует событиям книг. Роль Симуса в кино играет Девон Мюррей.

Дин То́мас (англ. Dean Thomas)

Однокурсник Гарри Поттера. Полукровка. В пятой книге в «информационной войне» принимает сторону Дамблдора и участвует в Отряде Дамблдора. В шестой книге начинает встречаться с Джинни Уизли. Дин предполагал, что он маглорождённый, и поэтому в седьмой книге вынужден был скрываться от егерей. Принимал активное участие в битве за Хогвартс. Роль Дина в фильмах играет Альфред Энох.

О́ливер Вуд (англ. Oliver Wood)

Студент на четыре курса старше Гарри. Чистокровный. Капитан и вратарь команды Гриффиндора по квиддичу в трёх первых книгах. Страстно увлекается этим видом спорта. Окончив Хогвартс, он продолжает спортивную карьеру. Его зачисляют во второй состав «Пэддлмир Юнайтед». Об этом он рассказывает бывшим соученикам, когда они все вместе съезжаются на чемпионате мира по квиддичу. Участвовал в битве за Хогвартс. В фильмах роль Оливера Вуда исполняет Шон Биггерстафф.

Кэ́ти Белл (англ. Katie Bell)

Студентка на курс старше Гарри Поттера, охотник гриффиндорской команды по квиддичу. В шестой книге Малфой c помощью мадам Розмерты (связанной заклятием Империус) накладывает Империус на Кэти и использует её для передачи Дамблдору проклятого ожерелья, но та случайно дотрагивается до него кожей и попадает под проклятие, в связи с чем впоследствии провела некоторое время в Больнице святого Мунго. Участвовала в битве за Хогвартс. В первых пяти фильмах Кэти играет Эмили Дэйл, в последующих — Джорджина Леонидас.

Ли Джо́рдан (англ. Lee Jordan)

Спортивный комментатор матчей по квиддичу в Хогвартсе. Во время матчей часто шутил, оживляя комментарий, поэтому вместе с ним на матчах всегда сидела профессор Макгонагалл. Лучшие друзья — близнецы Уизли, вместе с ними хотел пробраться на Турнир Трёх Волшебников. Вступил в Отряд Дамблдора. Когда в школе правила Амбридж, запускал нюхлеров к ней в кабинет. Во время террора Тёмного лорда вёл на радио передачу «Поттеровский Дозор» под кличкой «Бруно». Участвовал в битве за Хогвартс. Вместе с Джорджем Уизли победил Пожирателя смерти Яксли. В фильме его играет Люк Янгблад.

Анджели́на Джо́нсон (англ. Angelina Johnson)

Охотник команды по квиддичу факультета Гриффиндор, также её капитан после Оливера Вуда. Полукровка. Боец отряда Дамблдора, участвовала в битве за Хогвартс вместе с Алисией Спиннет и Кэти Белл. Ровесница Фреда и Джоржа. Ходила на Святочный Бал в четвёртой книге в сопровождении Фреда Уизли. В дальнейшем выходит замуж за Джорджа Уизли, рожает сына и дочь. В фильмах роль Анджелины исполняют Даниэль Табор и Тиана Бенджамин.

Ко́рмак Макла́гген (англ. Cormac McLaggen)

Студент на год старше Гарри Поттера. Чистокровный. В книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка» принимал участие в отборе команды Гриффиндора по Квиддичу на роль вратаря. Однако, благодаря Гермионе Грейнджер, дезориентировавшей его заклинанием Конфундус, Маклаггена обошёл Рон Уизли, его и взяли в команду. Перед второй игрой Гриффиндора, когда отравленный Рон вышел из строя, Гарри Поттеру пришлось взять в команду Кормака. Маклагген оказался заносчивым. Он стал давать советы другим игрокам, играя при этом хуже. А когда Гарри сделал ему замечание, Кормак сбил Гарри с метлы бладжером, после чего был исключён из команды. В седьмой книге сражается в битве за Хогвартс. Его роль в фильмах исполняет Фредди Строма.

Ко́лин Кри́ви (англ. Colin Creevey)

Студент на курс младше Гарри Поттера. Маглорожденный волшебник. Известен по второй книге, где большую часть времени показан с фотоаппаратом. Посмотрев через фотоаппарат на Василиска, выпущенного из Тайной комнаты и убивающего взглядом, сумел избежать смерти. Имеет брата Денниса Криви, который младше его на два курса и тоже зачислен в Гриффиндор. Криви — единственная известная по книгам Роулинг семья маглов, где сразу двое детей являются волшебниками. Колин участвует в битве за Хогвартс, погибает в ней. Его роль в фильмах играет Хью Митчелл.

Роми́льда Вейн (англ. Romilda Vane)

Студентка на два курса младше Гарри. Чистокровная. Известна как девушка, в шестой книге безуспешно пытавшаяся обратить на себя внимание Гарри. Однажды пыталась подсунуть Гарри Поттеру конфеты с приворотным зельем, которые вместо потенциальной жертвы съел Рон Уизли. Её роль в фильмах исполняет Анна Шаффер.

Студенты факультета Слизерин

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Дра́ко Ма́лфой (англ. Draco Malfoy) мужской чистокровный Хорёк 10 дюймов, боярышник и волос единорога Том Фелтон

Драко Малфой — сын Люциуса и Нарциссы Малфой. Ровесник Гарри Поттера, враждовал с ним и его друзьями до последней части серии романов. Пожиратель Смерти.

У Драко светлые, почти бесцветные волосы, бледная, тонкая кожа, холодные серые глаза, острый подбородок. Он высокий, худой, но широк в плечах.

Как и его родители, поддерживает Волан-де-Морта. В шестой книге Тёмный Лорд поручает Драко задание — убить Дамблдора. Малфой безуспешно пытается сделать это разными способами — в том числе, с помощью проклятого ожерелья. Когда ему представляется возможность убить беззащитного Дамблдора, он также не может это сделать — Дамблдора убивает Снегг. Малфой некоторое время является владельцем Бузинной Палочки, хотя сам не подозревает об этом. В конце книги он женат и имеет сына по имени Скорпиус.

Писательница отметила, что мальчики любят одеваться как Драко гораздо больше, чем как Гарри, и что люди слишком любят Драко, что её немного беспокоит[8].

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Ви́нсент Крэбб (англ. Vincent Crabbe) мужской чистокровный неизвестно неизвестно Джейми Уайлетт

Винсент Крэбб — однокурсник и соратник Драко Малфоя, и Грегори Гойла. Вместе с Гойлом был у Малфоя скорее телохранителем, чем другом. Винсент — довольно крупный юноша. Учился очень плохо, Рон удивлялся, как он сдаёт экзамены. Участвовал в Инспекционной дружине во время руководства Амбридж над Хогвартсом. Был в Сборной Слизерина по квиддичу. На втором году обучения Рон под видом Крэбба и Гарри под видом Гойла проникают в гостинную Слизерина и выпытывают у Малфоя ценные сведения. На седьмом курсе — Пожиратель Смерти. Крэбб погиб во время Битвы за Хогвартс, в Выручай-комнате. Попытался вызвать Адский огонь, чтобы убить Рона и Гермиону, но заклятие вышло из-под контроля и начало сжигать всю комнату. Крэббу спастись не удалось.

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Гре́гори Гойл (англ. Gregory Goyle) мужской чистокровный неизвестно неизвестно Джошуа Хердман

Грегори Гойл, как и Винсент Кребб — приспешник Драко Малфоя. Гарри называет Кребба и Гойла «телохранителями» Малфоя. Гойл родился в 1980 году в семье Пожирателя Смерти Гойла-старшего. На втором году обучения Гарри под видом Гойла и Рон под видом Крэбба проникают в гостинную Слизерина и выпытывают у Малфоя ценные сведения. На пятом курсе Гойл был принят в сборную Слизерина по квиддичу в качестве загонщика и состоял в Инспекционной дружине. На седьмом курсе — Пожиратель Смерти. После переворота в Министерстве применял заклятие «Круциатус» к провинившимся ученикам. Вместе с Крэббом и Малфоем не участвовал в эвакуации, намереваясь получить награду от Волан-де-Морта за Гарри Поттера. В бою потерял свою палочку и лишился чувств от Адского огня, вызванного Крэббом. Рискуя своей жизнью, его спас Рон Уизли.

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Пэ́нси Па́ркинсон (англ. Pansy Parkinson) женский чистокровная неизвестно неизвестно Женевьев Гонт («Узник Азкабана»)
Скарлетт Бирн (другие фильмы)

Пэнси Паркинсон — ровесница Гарри Поттера. Гриффиндорцы часто сравнивают её с коровой и мопсом. На пятом курсе Пэнси была выбрана старостой своего факультета. Неравнодушна к Драко Малфою. Вслед за ним насмехается над гриффиндорцами и, в частности, над Гарри Поттером. Член Инспекционной дружины. В седьмой книге Дж. К.Роулинг пытается натравить учеников на Гарри Поттера после сказанных лордом Волан-де-Мортом слов.

Другие основные персонажи

Ма́ркус Флинт (англ. Marcus Flint)

Капитан и охотник сборной Слизерина по квиддичу. Принял в сборную Драко Малфоя во второй книге в качестве ловца. Команда Флинта выигрывала в кубке вплоть до событий первой книги включительно, но проиграла команде Гриффиндора в третьей книге, в финале. В фильмах роль Маркуса Флинта исполняют Уилл Тикстон и Джейми Йейтс.

Миллисе́нта Бу́лстроуд (англ. Millicent Bulstrode)

Однокурсница Драко Малфоя. В дуэльном клубе участвовала в поединке с Гермионой, а затем Гермиона использовала её волос для оборотного зелья, но волос оказался кошачьим.

Студенты факультета Когтевран

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Полу́мна Ла́вгуд (англ. Luna Lovegood) женский чистокровная заяц[9] Вишневое дерево, чешуя саламандры Эванна Линч

Полумна Лавгуд — студентка, на курс младше Гарри.

Внешность Полумны Лавгуд описана так:

«…Светлые волосы, довольно грязные и спутанные, доходили ей до пояса. У неё были очень бледные брови и глаза навыкате, всё время придававшие ей удивленный вид.<…> Волшебную палочку она засунула не куда-нибудь, а за левое ухо, на шее у неё висело ожерелье из пробок от сливочного пива.»

Однако, это дословный перевод, не совсем точный. В оригинале говорилось о том, что волосы оттенка «пепельный блондин», а не грязные. Первое впечатление о ней Гарри Поттера было следующим: «Полумна была, похоже, слегка того».

Ученики Хогвартса считают Полумну немного сумасшедшей и сторонятся её. Похоже, что за исключением Гарри Поттера и его компании у неё нет друзей. При этом, Полумна далеко не глупая, добрая, отзывчивая и несколько наивная. У Гарри она вызывает симпатию и доверие, хотя и является полной противоположностью Гермионе — логичной и уверенной.

Полумна делает успехи на занятиях Отряда Дамблдора, участвует в схватке с Пожирателями смерти в Министерстве магии. Оказывается среди членов Отряда Дамблдора, что пытаются отразить нападение на Хогвартс Пожирателей Смерти в конце шестой книги. После битвы она приходит вместе с Невиллом Долгопупсом на похороны Альбуса Дамблдора. Откликнулась на призыв помочь обороне Хогвартса от возможного вторжения Пожирателей Смерти, переданный ей через заколдованную монету Отряда Дамблдора. В школе вместе с Джинни и Невиллом досаждала режиму Кэрроу и Снегга. Из-за статей её отца о поддержке Гарри Поттера Полумну похищают прямо с поезда Пожиратели смерти, после чего держат в доме Малфоев, чтобы оказывать давление на её отца. Оттуда её спасает домовый эльф Добби. До начала лета вместе с другими спасёнными (Дином Томасом и мистером Олливандером) живёт у Билла и Флёр в коттедже «Ракушка». Вместе с Дином приходит в Выручай-комнату. Проводит Гарри в гостиную Когтеврана, где оглушает Алекто Кэрроу. Сражается в битве за Хогвартс. Вместе с Симусом и Эрни спасает Гарри, Рона и Гермиону от дементоров. В Большом зале вместе с Джинни и Гермионой сражается против Беллатрисы Лестрейндж.

Другие основные персонажи

Чжо́у Чанг (англ. Cho Chang)

Студентка, старше Гарри на курс. Патронус — лебедь. Впервые появляется в книге «Гарри Поттер и узник Азкабана»: она — ловец команды Когтеврана. На матче Когтевран — Гриффиндор её замечает (и отмечает) Гарри Поттер. Постепенно Гарри влюбляется в неё, но стесняется подойти. Чжоу некоторое время встречается с Седриком Диггори. В книге «Гарри Поттер и Орден Феникса», после смерти Седрика Диггори отношения между Чжоу и Гарри достигают своей кульминации. Однако Чжоу сильно переживает: ей кажется, что, встречаясь с Гарри, она изменяет памяти Седрика. Это послужило одной из причин к разрыву их отношений в этой же книге. Была членом Отряда Дамблдора. В седьмой книге она участвует в битве за Хогвартс. Роль Чжоу в фильмах играет Кэти Льюнг.

Те́рри Бут (англ. Terry Boot)

Ровесник Гарри Поттера. Упоминается начиная с первой книги. На пятом году Терри стал членом Отряда Дамблдора. В «Хогвартс Экспрессе» в конце учебного года Терри вместе с его друзьями, (Майкл Корнер и Энтони Голдстейн) и были одними из тех, кто помогал Гарри, когда Драко Малфой и его друзья устроили засаду. В шестой книге Терри появляется на первом уроке профессора Слизнорта, являясь одним из четырёх когтевранцев, собравшихся изучать зельеварение к ЖАБА. В заключительном романе Невилл Долгопупс говорит, что Терри был наказан за возгласы одобрения в адрес Гарри, Рона и Гермионы, ворвавшихся в Гринготтс и затем улетевших оттуда на драконе. Он также оказался среди студентов, укрывшихся в Выручай-комнате во время возвращения Гарри в Хогвартс.

Майкл Ко́рнер (англ. Michael Corner)

Однокурсник Гарри. Полукровка. Наиболее известен как первый парень Джинни Уизли. Из-за своих отношений с Джинни был втянут ею в Отряд Дамблдора. Получил высший балл за СОВ по зельеварению и являлся одним из немногих ровесников Гарри, принятых в класс Горация Слизнорта. Джинни рассталась с Майклом из-за его недовольства победой Гриффиндора в квиддич. Майкл начал встречаться с Чжоу Чанг. В седьмой книге Невилл Долгопупс рассказывает, что Майкла Корнера пытали Алекто и Амикус Кэрроу за попытку спасти первокурсников из заключения. Позднее Майкл вошёл в число студентов, спасавшихся в Выручай-комнате. Он же был одним из нескольких членов Отряда Дамблдора, настаивавших на своём участии в Битве за Хогвартс.

Мариэ́тта Э́джком (англ. Marietta Edgecombe)

Студентка Когтеврана, одна из подруг Чжоу Чанг. Блондинка с вьющимися волосами. Мариэтта присоединилась к Отряду Дамблдора под давлением группы собравшейся в «Кабаньей голове». Позже Мариэтта предала отряд Амбридж, но пергамент, на котором все члены отряда расписались на первом собрании, был заколдован Гермионой, и на лице Мариэтты появились прыщи, складывающиеся в слово «ЯБЕДА». Амбридж организовала очную ставку Гарри и Мариэтты, чтобы та подтвердила факт занятий в Выручай-Комнате, но Кингсли Бруствер чуть изменил её память, чтобы спасти Гарри и его друзей от проблем. Предательство Мариэтты поставило точку в отношениях Гарри и Чжоу, которая оправдывала подругу. В шестой книге Мариэтта всё ещё имеет последствия заклятия Гермионы. Стоит отметить, что в фильме вместо добровольно предавшей Отряд Дамблдора Мариэтты тайну раскрыла Чжоу Чанг под воздействием сыворотки правды.

Ро́джер Дэ́вис (англ. Roger Davies)

Капитан команды Когтеврана по квиддичу и один из охотников. Полукровка. Волосы — каштановые, глаза — голубые. В книге «Гарри Поттер и Кубок огня» ходил на Святочный Бал с Флёр Делакур. В книге «Гарри Поттер и Орден Феникса» Чжоу Чанг сообщила Гарри, что Роджер предлагал ей встречаться, но она отказалась, более интересуясь Гарри.

Студенты факультета Пуффендуй

Имя Пол Чистота крови Патронус Волшебная палочка Роль в фильмах
Се́дрик Ди́ггори (англ. Cedric Diggory) мужской чистокровный лис 35 см, упругая, ясень, волос из хвоста единорога Роберт Паттинсон

Седрик Диггори — капитан и ловец команды по квиддичу Пуффендуя.

Седрик был описан как «сильный, но тихий тип» и «ужасно привлекательный», честный и смелый.

В третьей книге стал членом команды Пуффендуя по квиддичу (ловец), являясь соперником Гарри Поттера, и в матче с Гриффиндором поймал снитч, в то время как Гарри потерял сознание от воздействия дементоров, явившихся на матч.

В четвёртой книге был избран Кубком огня в качестве чемпиона Хогвартса для участия в Турнире Трех Волшебников. Завоевал сердце Чжоу Чанг, составлял ей пару на Святочном балу, чем вызывал ревность Гарри Поттера. Вместе с тем благородство характера Седрика примирило с ним Гарри. Этим же качеством воспользовался профессор Грюм (в которого с помощью Оборотного зелья превратился пожиратель смерти Бартемий Крауч младший) — зная, что Седрик считает себя обязанным Гарри за подсказку в первом туре Турнира, Грюм помог Седрику в раскрытии секрета золотого яйца, не сомневаясь, что он поделится тайной с Гарри. Вместе с Гарри Седрик фактически выиграл Турнир, но трагически погиб при выполнении последнего этапа соревнования — убит Питером Петтигрю заклинанием «Авада Кедавра» по приказу Волан-де-Морта.

Другие основные персонажи

Джа́стин Финч-Фле́тчли (англ. Justin Finch-Fletchley)

Ровесник Гарри Поттера. Маглорождённый. На втором курсе во время первой и последней тренировки Дуэльного клуба решил, что Гарри Поттер науськивает на него змею, когда тот, сам того не зная, демонстрировал способности змееуста (на самом деле Гарри кричал змее: «Пошла прочь!»). Вскоре подвергся нападению василиска, но уцелел благодаря тому, что смотрел на него через Почти Безголового Ника. Оживлён зельем Мандрагоры. На пятом курсе вступил в Отряд Дамблдора. Вместе с другими членами Отряда Дамблдора в поезде спас Гарри Поттера от Малфоя, Крэбба и Гойла. Участвовал в битве за Хогвартс.

Э́рнест «Э́рни» Макми́ллан (англ. Ernest Macmillan)

Ровесник Гарри Поттера. Чистокровный волшебник. Во второй книге Эрни считает, что Гарри — наследник Слизерина и убеждает в этом своих однокурсников, всячески пытаясь подловить Поттера на преступлении. Но, когда напали на Гермиону, признаёт, что это не он, и извиняется. В четвёртой книге, как и вся школа, считает Поттера обманщиком, хотевшим урвать славу Седрика. В пятой книге во всеуслышание говорит, что верит Гарри Поттеру в том, что Волан-де-Морт возродился. Вступает в Отряд Дамблдора. Вместе с остальными из Отряда Дамблдора спасает Гарри в поезде от Малфоя, Крэбба и Гойла. Становится старостой Пуффендуя. В седьмой книге вместе с другими членами Отряда Дамблдора скрывается в Выручай-комнате. Сражается за Хогвартс. Вступает в битву с Пожирателями смерти. Вместе с Полумной и Симусом спасает Гарри, Рона и Гермиону от дементоров.

Заха́рия Смит (англ. Zacharias Smith)

Член Отряда Дамблдора. Игрок в квиддич в команде Пуффендуя. Из всех членов отряда один всегда плохо относился к Гарри. Ещё при первой встрече в баре «Кабанья голова» показал своё неверие в возрождение Тёмного Лорда. В шестой книге в поезде на него наслала заклятие Джинни. На одной из игр он выступал в качестве комментатора, где всячески критиковал команду Поттера, и в конце игры Джинни на метле протаранила комментаторское возвышение, сбросив его на землю.

Преподаватели и персонал

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Альбус Дамблдор (англ. Albus Dumbledore) мужской полукровка[10] Гриффиндор феникс Ричард Харрис (1—2)
Майкл Гэмбон (3—8)
А́льбус Персиваль Вулфрик Брайан Да́мблдор (англ. Albus Percival Wulfric Brian Dumbledore) —

бывший директор Хогвартса, Верховный чародей Визенгамота (суда волшебников), кавалер ордена Мерлина первой степени, основатель Ордена Феникса, председатель Международной Конференции Волшебников. Известен как сильнейший волшебник своего времени. Убит Северусом Снеггом (по предварительной с ним договорённости) в астрономической башне.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Минерва МакГонаголл (англ. Minerva McGonagall) женский полукровка Гриффиндор кошка Мэгги Смит

Минерва Макгонаголл — заместитель директора, а затем директор Хогвартса. Была деканом факультета Гриффиндор и преподавателем трансфигурации. Является зарегистрированным анимагом, то есть может принимать облик животного, а именно полосатой кошки с отметинами в форме своих очков вокруг глаз.

В первой книге по инициативе Макгонаголл Гарри Поттер становится ловцом команды своего факультета по квиддичу. Значимую роль Минерва играет в пятой части. Когда Амбридж и приспешники её получили наконец долгожданный повод арестовать Дамблдора, Макгонаголл выразила свою готовность сражаться на стороне директора, но Дамблдор уговорил её не делать этого. Ему удалось избежать ареста и покинуть школу, после чего пост директора заняла Амбридж. В период пребывания Амбридж у власти Макгонаголл саботировала учебный процесс. Например, на консультации по выбору будущей профессии Макгонаголл, вопреки возражениям самой Амбридж, заявила, что поможет Гарри стать мракоборцем будет учить его по ночам и позаботится о том, чтобы он добился необходимых результатов, даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни.

Макгонаголл заступилась за Хагрида, когда за ним пришли сотрудники Министерства, и была оглушена четырьмя заклинаниями, попавшими в неё одновременно, после чего её отправили в больницу святого Мунго.

В шестой книге Минерва Макгонаголл сражалась с Пожирателями смерти и ранила Алекто Кэрроу. В седьмом романе, когда Волан-де-Морт захватил власть над Хогвартсом, она остаётся, чтобы защитить учеников от Пожирателей смерти, занявших преподавательские должности. Когда Гарри Поттер возвращается в школу, профессор Макгонаголл обезвреживает Амикуса Кэрроу и вместе с другими деканами вступает в схватку с Пожирателями. Директору же (Северусу Снеггу) приходится бежать из Хогвартса по приказу лорда Вольдеморта, а Минерва организует оборону замка от Вольдеморта. В решающем бою сражается непосредственно с самим Тёмным Лордом вместе с Горацием Слизнортом и Кингсли Бруствером.

Вскоре по праву становится новым директором Хогвартса.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Северус Снегг (англ. Severus Snape) мужской полукровка Слизерин безрогая лань Алан Рикман

Северус Снегг — преподаватель зельеварения с 1 по 5 книгу и защиты от Тёмных искусств в 6 книге, декан факультета Слизерин, директор Хогвартса в седьмой книге. Бывший Пожиратель Смерти, в книгах — член Ордена Феникса. Любил Лили Поттер, мать Гарри. Убит Нагайной.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Рубеус Хагрид (англ. Rubeus Hagrid) мужской получеловек Гриффиндор кабан Робби Колтрейн

Рубеус Хагрид — преподаватель ухода за магическими существами, хранитель ключей и лесник в Хогвартсе. Наполовину человек, наполовину великан.

Учился в Хогвартсе на факультете Гриффиндор[11] в одно время с Томом Реддлем, но был исключён после ложного доноса Реддля о том, что якобы открыл Тайную комнату. Министерство магии исключило Хагрида из школы, но Альбус Думбльдор сумел уговорить директора школы Армандо Диппета оставить Хагрида в Хогвартсе на должности лесничего. Хагриду запретили колдовать, а его волшебную палочку сломали. Однако он вставил половинки палочки в розовый зонт, благодаря чему время от времени может использовать простые заклинания.

Хагрид — положительный персонаж. Первый друг Гарри за всю его жизнь, искренне о нём заботится. После долгой работы лесничим был назначен преподавателем ухода за волшебными существами. Однако большинству студентов не нравится, как он ведёт уроки: Хагрид не следует министерской программе, а предпочитает демонстрировать наиболее интересных, на его взгляд, животных, которые на самом деле наиболее опасны для окружающих. На его уроках часто случались ожоги и травмы. Также имеет место тот факт, что Хагрид не всегда может чётко сформулировать свою мысль, часто запинается и путается при рассказах. В четвёртой книге он познакомился с исполинского роста директрисой Бэльстэка Олимпией Максим и взаимно в неё влюбился. Вдвоём они совершили поход с целью обнаружения диких великанов. И после этого мадам Максим прилетала к Хагриду…

Во время Битвы за Хогвартс Хагрид был захвачен в плен акромантулами, потомками Арагога. Стал свидетелем последнего Смертельного заклятия, которое Волан-де-Морт применил к Гарри Поттеру, затем принёс тело Гарри к замку по приказу Тёмного Лорда, поскольку тот хотел предъявить защитникам школы свидетельство своей победы.

Параметры палочки: дуб, шестнадцать дюймов, очень подвижная.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Квиринус Квиррелл (англ. Quirinus Quirrell) мужской полукровка Когтевран неизвестно Ян Харт

Квиринус Квиррелл — первый преподаватель Гарри по Защите от Тёмных искусств. Постоянно ходит в фиолетовом тюрбане, из которого доносится неприятный запах. Сильно заикается.

Перед поступлением Гарри в Хогвартс Квиррелл путешествовал в лесах Албании, где наткнулся на потерявшего силы лорда Волан-де-Морта и предоставил ему своё тело.

В Хогвартсе Квиррелл преподаёт Защиту от Тёмных Искусств в основном на теоретическом уровне. Во время первого матча Гарри по квиддичу заколдовывает метлу Гарри. Подозрение Гермионы падает на Снегга, который хотел спасти Гарри и тоже неотрывно смотрел на метлу, и Гермиона заколдовывает его плащ заклинанием Воспламенения. В поднявшейся суматохе она сбила Квиррелла с ног, благодаря чему он потерял зрительный контакт с метлой Гарри, и Гарри мог продолжать игру. Во время Хэллоуина Квиррелл выпускает горного тролля, который едва не убивает Гермиону. Также призванный Квирреллом тролль был одним из препятствий на пути к философскому камню. В конце первой книги выясняется, что философский камень хотел украсть не Снегг, а Квиррелл. Профессор притворялся, что заикается, чтобы никто его не заподозрил. Под тюрбаном, как выясняется, Квиррелл прятал лицо лорда Волан-де-Морта. Гарри Поттер добывает камень из Зеркала Еиналеж. В борьбе за камень профессор погибает от ожогов из-за заклятия Лили Поттер, которое защищает Гарри. Таким образом Волан-де-Морт, и, соответственно, Квиррелл не могут дотронуться до кожи мальчика.

По словам Роулинг, до того, как Гарри Поттер поступил в Хогвартс, Квиррелл преподавал магловедение[12].

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Златопуст Локонс (англ. Gilderoy Lockhart) мужской полукровка Когтевран неизвестно Кеннет Брана

Сверкароль Чаруальд — известный писатель в мире волшебников. Чрезвычайно хвастлив, весьма озабочен своей популярностью и любит фотографироваться, раздавать автографы и отвечать на письма читателей. Преподавал Защиту от Тёмных Искусств в Хогвартсе во второй книге. Рыцарь ордена Мерлина третьей степени, почётный член Лиги защиты от тёмных сил и пятикратный обладатель приза «Магического еженедельника» за самую обаятельную улыбку.

Сверкароль Чаруальд — шарлатан. Все подвиги, описанные в его многочисленных книгах, совершал не он, а другие волшебники, у которых он получал информацию об их героических деяниях, а затем стирал их память с помощью заклятия Забвения (единственное заклинание, которое он освоил в совершенстве, в других сферах во время действия сюжета книги показывал себя плохим волшебником) и выдавал подвиги за свои. Потерял память в конце второй книги при попытке лишить её Гарри Поттера с помощью сломанной палочки Рона Уэсли, в связи с чем помещён в Больницу Святого Мунго.

Во время посещения больницы святого Мунго в пятой книге Гарри, Рон и Гермиона обнаруживают Чаруальда в палате для умалишённых. Однако Чаруальд и там продолжает раздавать автографы, хотя сам не понимает, почему. По словам персонала, память к нему начинает возвращаться, однако до полного излечения далеко. Роулинг заявила[13], что полностью память к Чаруальду никогда не вернётся.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Филиус Флитвик (англ. Filius Flitwick) мужской получеловек Когтевран неизвестно Уорик Дэвис

Филиус Флитвик — преподаватель заклинаний в Хогвартсе, декан факультета Когтевран. Описывается как человек очень маленького роста (для того, чтобы вести занятия, ему приходится вставать на стопку книг). Голос Флитвика описан как очень высокий и пронзительный, даже визгливый. Участвовал в охране философского камня в первой книге — заколдовал множество ключей, чтобы они летали, и из них надо было найти один, чтобы открыть дверь, ведущую к следующему препятствию. Упоминается во всех последующих книгах, в том числе как один из оборонявших Хогвартс в конце седьмой книги. Профессор Флитвик имеет среди предков гоблинов и поэтому весьма невысок ростом.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Сибилла Трелони (англ. Sybill Trelawney) женский полукровка Когтевран орел Эмма Томпсон

Сибилла Патриция Трелони — преподаватель прорицаний в Хогвартсе, «шарлатанка», алкоголичка и крайне эксцентричная. Живёт в одной из башен замка и редко выходит из неё. Внешность профессора Трелони описана так: очень худая, невысокая женщина, нацепившая на себя огромное количество браслетов, брелоков, подвесок и прочих безделушек. Огромные очки делают её глаза ещё больше, придавая ей сходство с насекомым.

В предках у Сибиллы — знаменитая провидица Кассандра Трелони. За свою жизнь Сибилла Трелони сделала несколько настоящих предсказаний (например, пророчество о Гарри Поттере и Волан-де-Морт, которое подслушал Северус Снегг и которое привело к смерти родителей Гарри). Мелкие предсказания она делает и не входя в транс (так, она предвидела, что Невилл на первом занятии разобьёт чашку, а «перед пасхальными каникулами кто-то из этого класса покинет нас навсегда»), но, хотя они часто сбываются, это не убеждает скептиков, тем более что такое же количество мелких предсказаний не сбывается.

Гермиона сразу невзлюбила Трелони и вскоре прекратила посещать прорицания (как раз перед пасхальными каникулами). А Лаванда Браун и Парватти Патил, напротив, обожают профессора. В пятой книге Долорес Амбридж прилюдно выгнала Трелони с поста преподавателя прорицаний. Тем не менее, благодаря профессору Дамблдору, Трелони осталась жить в школе. А в преподавании её заменил кентавр Флоренц. В шестой книге Сибилла поделила преподавание с Флоренцем. Появление красавца кентавра в роли преподавателя сильно поколебало преданность к ней Лаванды и Парватти и вызвало ярость самой Трелони. В седьмой книге Трелони помогала оборонять замок от Пожирателей смерти, кидая в них свои шары для предсказаний.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Гораций Слизнорт (англ. Horace Slughorn) мужской чистокровный Слизерин золотая рыбка Джим Бродбент

Гораций Слизнорт — преподаватель зельеварения в Хогвартсе в шестой книге. Умный, положительный, выступает против тёмных сил, но несколько хвастлив и рассеян.

В шестой книге Дамблдор с помощью Гарри уговаривает Слизнорта вернуться в Хогвартс и приступить к преподаванию. Перед началом учёбы Слизнорт, как он делал это в прошлые годы, собирает «Диван-клуб», состоящий из детей наиболее влиятельных родителей, знаменитостей, одарённых студентов.

Позже оказывается, что приглашение Слизнорта в Хогвартс имеет связь с победой над Волан-де-Мортом. Слизнорт работал преподавателем зельеделия в годы учёбы Волан-де-Морта. Информацию о крестражах (определение понятия «крестраж») Том получил от Горация. В шестой книге Дамблдор получил от Слизнорта воспоминание, где этот факт был скрыт, поскольку Гораций стыдился этого воспоминания. Однако Гарри удаётся убедить Слизнорт передать настоящее, не исправленное, воспоминание, после чего Дамблдор окончательно утвердился в задачах борьбы, узнал, что для победы необходимо найти и уничтожить шесть частиц души Тёмного Лорда.

В конце книги «Гарри Поттер и Принц-полукровка», после бегства Северуса Снегга из Хогвартса, Слизнорт был назначен профессором МакГонаголл деканом Слизерина. Оставался преподавать в Хогвартсе во время господства Волан-де-Морта. В конце седьмой книги, будучи поставлен перед выбором, сумел принять правильное решение и участвовал в схватке против Волан-де-Морта вместе с Минервой МакГонагалл и Кингсли Бруствером.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Аргус Филч (англ. Argus Filch) мужской сквиб нет нет Дэвид Брэдли

Аргус Филч — школьный смотритель и завхоз. Мистер Филч — пожилой человек, страдающий ревматизмом, что, однако, не мешает ему быстро появляться там, где творится какое-то безобразие. Говорят, что Филч знает секретные ходы Хогвартса лучше всех — за исключением близнецов Уизли и Гарри (после того, как Гарри получил Карту Мародёров). В описании внешности Филча фигурирует «двойной подбородок», «обвисшие щёки», «толстый, красный нос, с которого вечно свисает мутная капля», «слоноподобная походка», «дыхание с присвистом», «клетчатый шарф, повязанный на голову вместо платка». Физиономия обычно бледная, но, когда Филч волнуется, приобретает кирпично-красный цвет. При этом на щеке начинает дёргаться нерв. Мрачный, отталкивающий тип. Тщеславен, любит пугать учеников, наслаждаясь их смятением и своей властью над ними, накладывает наказания при любом удобном случае. Впрочем, несмотря на это, он рачительный хозяин, всей душой болеет за школу и абсолютно лоялен Дамблдору; неспособен на преступление. Следить за порядком Филчу помогает его кошка, Миссис Норрис — тощая, пыльно-серая, с горящими глазами.

Аргус Филч — сквиб, то есть человек, рождённый в семье волшебников, но не имеющий магических способностей. Филч безуспешно пытается научиться колдовать при помощи курса «Скоромагия» и старается держать это в тайне.

Другие основные персонажи
Поппи Помфри
Школьная медсестра. Женщина средних лет, весьма сведущая в медицинской магии. Заведует больничным крылом Хогвартса, способна быстро и качественно излечить большинство заболеваний и травм, происходящих с учениками и сотрудниками школы. Работала в Хогвартсе ещё во времена, когда там учились Джеймс Поттер и его друзья. Она посвящена в тайну Римуса Люпина, и во время его учёбы в школе сопровождала его до Гремучей Ивы, откуда начинался туннель ведущий в Визжащую Хижину каждый месяц перед полнолунием. Мадам Помфри почти никогда не покидает больничного крыла: всегда есть вероятность, что её услуги срочно понадобятся. В фильмах её роль играет Джемма Джонс.
Помона Стебль
Профессор травологии, декан факультета Пуффендуй. Это невысокая пухленькая ведьма с растрёпанными седыми волосами, которая ходит в потрёпанной, заплатанной шляпе и поношенной мантии. Её одежда часто испачкана землёй, потому что профессор Стебль проводит много времени в оранжереях Хогвартса, занимаясь выращиванием растений. В первой книге она заколдовала Дьявольские Силки как часть препятствий, охраняющих философский камень. Во второй книге учила второкурсников ухаживать за мандрагорами. Она же сварила зелье из мандрагор, которое спасло от окаменения Гермиону Грейнджер и других учеников, а также привидение Сэра Николаса и кошку Филча Миссис Норрис, попавших под взгляд василиска. Также она лечила пострадавшую от летающего фордика мистера Уизли Гремучую иву. В седьмой книге Помона участвовала в битве за Хогвартс, бросая со стен опасные растения. В фильмах её роль играет Мириам Маргулис.
Вильгельмина Граббли-Дёрг
Волшебница средних или даже преклонных лет, прекрасный специалист по уходу за магическими существами, хотя и не стремится к преподавательской деятельности. Однако, по просьбе Дамблдора с готовностью заменяет при необходимости Хагрида[14][15]. Всегда говорит по существу и скупа на проявление чувств, но её уроки ученики любят: в отличие от Хагрида, интересный урок в представлении Граббли-Дёрг не связан с демонстрацией кусачих монстров.
Роланда Трюк
Преподаватель Полётов на метле в Хогвартсе, а также судья всех матчей соревнования факультетов по квиддичу. Она описана как женщина с короткими серыми волосами и «жёлтыми глазами, как у ястреба». Обладает резким характером. В фильме её играет Зои Уонамейкер.

Орден Феникса

Организация мира Гарри Поттера

Некоторые члены Ордена Феникса, слева направо: Аластор Грюм, Нимфадора Тонкс, Сириус Блэк, Римус Люпин, и Альбус Дамблдор
Орден Феникса
Штаб Площадь Гриммо, 12 [16]
Нора [17]
Глава Альбус Дамблдор
Цель Борьба с Лордом Волан-де-Мортом, Препятствовать ему в выполнении его планов относительно мирового господства.
Враги Лорд Волан-де-Морт и Пожиратели смерти.
Появление Гарри Поттер и Орден Феникса

О́рден Фе́никса — в серии романов Джоан Роулинг о Гарри Поттере — организация, основанная Альбусом Дамблдором для борьбы с Пожирателями Смерти в годы Первой войны волшебников.

Возникновение Ордена Феникса

Орден был собран в годы Первой войны волшебников из числа наиболее преданных единомышленников Дамблдора. Когда Волан-де-Морт исчез, а Пожиратели либо объявили себя перешедшими на светлую сторону, либо были пойманы и посажены в Азкабан, Орден Феникса приостановил работу.

Первый состав ордена

Возрождение организации

Через 14 лет Тёмному Лорду вернул тело его слуга, предавший Орден Питер Петтигрю (Хвост), и Дамблдор вновь собрал старых членов Ордена, чтобы снова продолжать борьбу с Пожирателями. К ним присоединились и те волшебники, которых глава Ордена счёл наиболее достойными, а также люди, которые могли принести Ордену какую-либо пользу. Орден около года работал на нелегальном положении, так как Министерство магии не признавало факт возвращения Волан-де-Морта.

В романе «Гарри Поттер и Орден Феникса» штаб-квартира Ордена находилась в Лондоне по адресу Площадь Гриммо, 12. Это дом, принадлежавший семье Сириуса Блэка, а затем доставшийся по завещанию погибшего Сириуса Гарри Поттеру. Впоследствии штаб-квартира Ордена размещалась в имении семьи Уизли.

Второй состав ордена

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Дже́ймс По́ттер (англ. James Potter) мужской чистокровный Гриффиндор олень Эдриан Роулинс (взрослый)
Робби Джарвис (подросток)

Джеймс Поттер — отец Гарри, муж Лили Поттер. Согласно предыстории, у Джеймса были короткие чёрные волосы, которые торчали во все стороны, а также круглые очки — Гарри во всём, кроме глаз, был копией своего отца.

Джеймс учился на факультете Гриффиндор в Хогвартсе, где близко подружился с Сириусом Блэком. Джеймс являлся членом команды Гриффиндора по квиддичу, был ловцом[19][20]. Учился легко и очень успешно, и ему даже хватало времени на проказы и безумные выходки в компании Мародёров (прозвище — «Сохатый»). Узнав, что Люпин — оборотень, он вместе с тремя остальными «мародёрами» решил помочь другу справляться с его проблемой, и стал анимагом — оленем. Вместе с друзьями Джеймс дразнил Северуса Снегга, в том числе на глазах Лили Поттер; дело также доходило и до применения неприятных заклинаний. Тем не менее Джеймс спас Снегга от укуса оборотня (Римуса Люпина).

Член первого состава Ордена Феникса, вместе с Лили трижды бросал вызов Тёмному Лорду, согласно пророчеству Трелони, оставаясь невредимым.

Был предан своим бывшим другом Питером Петтигрю и убит в возрасте двадцати одного года Волан-де-Мортом.

Параметры палочки: красное дерево, одиннадцать дюймов.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Лили́ По́ттер (англ. Lily Potter) женский маглорождённая Гриффиндор лань Джеральдин Сомервилль (взрослая)
Сьюзи Шиннер (подросток),
Элли Дарси-Олден (ребёнок)

Лили Поттер — жена Джеймса Поттера, мать Гарри Поттера. Была убита лично Волан-де-Мортом, спасая своего сына.

В первой книге присутствует описание её образа в зеркале Еиналеж.

Женщина была очень красива. У неё были тёмно-рыжие волосы, а глаза… «Её глаза похожи на мои», — подумал Гарри, придвигаясь поближе к зеркалу, чтобы получше рассмотреть женщину. Глаза у неё были ярко-зелёные, и разрез у них был такой же.

(«Гарри Поттер и философский камень»)

В детстве она поссорилась со своей сестрой Петуньей из-за того, что Лили обладала магическими способностями, а Петунья — нет. Северус Снегг, их сосед, рассказал ей о мире магов. Лили и Северус некоторое время оставались друзьями и в Хогвартсе, но их дружба оборвалась. На седьмом курсе Лили начала встречаться с Джеймсом Поттером, впоследствии они поженились, у них родился сын. В это же время шла первая война с Волан-де-Мортом, Дамблдор сообщил Лили и Джеймсу, вступившим в Орден Феникса, что Тёмный Лорд охотится за ними.

Когда Волан-де-Морт сумел найти Лили и Джеймса, Лили защищала своего сына, умоляя пощадить его. В конце концов была убита, защитив при этом Гарри Поттера своей любовью. Защита действовала до совершеннолетия Гарри.

Параметры палочки: десять с четвертью дюймов, элегантная, гибкая, сделанная из ивы.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Си́риус Блэк (англ. Sirius Black) мужской чистокровный Гриффиндор собака Гэри Олдмен

Сириус Блэк — член Ордена Феникса, лучший друг Джеймса Поттера и крёстный Гарри Поттера. Также у Сириуса Блэка было прозвище Бродяга (англ. Padfoot, дословно — Мягколап), связанное с его анимагической формой — он умел превращаться в собаку.

Из-за нелюбви к родителям, вызванной прессингом с их стороны из-за слишком разного отношения к представителям разных факультетов и чистоты крови, в 16 лет Сириус сбежал из дома и поселился в доме Поттеров. Помимо Джеймса, Сириус дружил с Римусом Люпином и Питером Петтигрю. Учёба Сириусу и Джеймсу давалась легко, так что у них вполне хватало свободного времени на изучение анимагии.

Когда выяснилось, что Поттерам угрожает опасность, Сириус предложил себя в качестве Хранителя тайны местонахождения Поттеров, однако Джеймс решил сделать Хранителем Петтигрю, полагая, что Волан-де-Морт будет считать Хранителем Сириуса. Когда Волан-де-Морт нашёл Поттеров и убил их, Сириус сразу же отправился к руинам дома Поттеров на своём летающем мотоцикле. Там он встретил Хагрида, который получил наказ от Дамблдора доставить Гарри к Дурслям. Сириус хотел забрать мальчика к себе и воспитать как сына, но Хагрид настоял на своём, и Гарри отправили к Дурслям. Тогда Сириус дал Хагриду свой мотоцикл, а сам отправился разыскивать Петтигрю.

Петтигрю был вскоре найден Сириусом на одной людной магловской улице Лондона. Здесь произошла их схватка. Петтигрю прилюдно обвинил Сириуса в предательстве Поттеров, отрезал себе палец и превратился в крысу, создав при этом оглушительный взрыв, затем исчезнув. Волшебное сообщество за отсутствием опровергающих доказательств признало виновным Блэка.

Сириус около 12 лет провёл в Азкабане, после чего сбежал оттуда благодаря мысли о собственной невиновности, которая поддерживала его разум. В третьей книге он узнал, что Петтигрю в облике крысы находится в Хогвартсе, и с помощью кота Гермионы Живоглота пытался поймать его. Когда Гарри, Рон и Гермиона узнают правду о Сириусе, они помогают ему сбежать из Хогвартса с помощью гиппогрифа Клювокрыла. Далее Блэк находится в розыске Министерства магии, иногда тем или иным образом связываясь с Гарри.

Во время действия пятой книги Сириус проживает в доме своей матери, который служит штаб-квартирой Ордена и грустит от неспособности помочь Ордену Феникса. Участвует в битве в Отделе Тайн, где Беллатриса Лестрейндж оглушает его, тем самым отправив в арку смерти и там погибает.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Нимфадо́ра Тонкс (англ. Nymphadora Tonks) женский полукровка Пуффендуй[21] волк Наталия Тена

Нимфадора Тонкс — мракоборец и член Ордена Феникса, впервые появилась в начале пятой части («Гарри Поттер и Орден Феникса»). Обладает способностями метаморфа, то есть может с лёгкостью магическим образом изменять свою внешность, часто появляется на публике с ярко-розовыми волосами. Стесняется своего имени, предпочитая, чтобы к ней обращались по фамилии. Девушка с очень твёрдым и сильным характером.

В шестой книге становится известно, что она влюблена в Римуса Люпина, что вызвало смену патронуса Нимфадоры — он стал похож на волка. Любовь сначала была безответной из-за того, что Римус, любя Тонкс, долго не шёл на контакт. Это на некоторое время ограничило способности Тонкс, как метаморфа. Позднее вышла замуж за Римуса Люпина и в седьмой книге родила сына Тедди (Теда). В конце книги она погибает от руки Беллатрисы Лестрейндж во время битвы за Хогвартс. Там же погибает и её муж Римус.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Арабелла Дорин Фигг (англ. Arabella Doreen Figg) женский сквиб нет нет Кэтрин Хантер

Миссис Фигг — сквиб. Впервые была упомянута в качестве соседки, которая сидит иногда с Гарри в «Гарри Поттер и философский камень». Миссис Фигг описывается как сумасшедшая старуха с седыми распатланными[неизвестный термин] волосами, почти всегда завязанными в узел и в домашних тапочках. По просьбе Дамблдора много лет следила за Гарри Поттером, о чём он не догадывался, считая её полоумной старушкой. В пятой книге стала свидетельницей того, как дементоры напали на Гарри и Дадли, в связи с чем была вызвана Дамблдором на слушанье Визенгамота. Помешана на кошках. Когда Дурсли оставляли Гарри у миссис Фигг, она постоянно показывала ему фотоальбомы со своими домашними питомцами. Но на одиннадцатом году жизни Гарри, она отчасти потеряла к ним интерес, когда споткнулась об одну из своих кошек и сломала ногу. В романе «Гарри Поттер и Принц-полукровка», миссис Фигг посещает похороны Дамблдора в Хогвартсе.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Ри́мус Люпи́н (англ. Remus Lupin) мужской полукровка, оборотень Гриффиндор волк Дэвид Тьюлис

Римус Люпин (он же Лунатик, англ. Moony) — член Ордена Феникса, впервые появляется в романе «Гарри Поттер и узник Азкабана» в качестве нового преподавателя Защиты от Тёмных Искусств. Хороший друг Сириуса Блэка и Джеймса Поттера.

В детстве Люпина укусил оборотень Фенрир Сивый, превратив его в оборотня. Родители боялись отправлять Люпина в Хогвартс, но Альбус Дамблдор взял ответственность на себя и принял его в школу. Чтобы обеспечить безопасность учащихся, во время полнолуния Римуса запирали в Визжащей Хижине, которая приобрела репутацию дома с привидениями. Над входом в туннель, ведущий к Хижине, посадили Гремучую Иву, чтобы никто, не посвящённый в тайну, не мог туда попасть.

Римус держал в тайне то, что он — оборотень, но его друзья (Джеймс Поттер, Сириус Блэк и Питер Петтигрю) узнали об этом на втором курсе и дали ему кличку «Лунатик». Чтобы поддержать товарища, они три года осваивали азы анимагии, в обществе друзей-анимагов оборотень Римус не терял рассудок. Вместе с друзьями Люпин участвовал в создании Карты Мародёров. Позднее стал членом первого Ордена Феникса.

Большинство волшебников боялись Люпина из-за того, что он был оборотнем, поэтому ему было очень трудно найти работу и он был очень беден. Его полюбила Нимфадора Тонкс и ближе к концу серии романов он женился на Нимфадоре и у них родился сын Тедди. Крёстным отцом малыша Тедда стал Гарри Поттер. Люпин погиб в седьмой книге во время битвы за Хогвартс.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Наземникус Флетчер (англ. Mundungus Fletcher) мужской полукровка ПуффендуйК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3743 дня] неизвестно Энди Линден
Наземникус Флетчер — член Ордена Феникса. Знает всех жуликов, поскольку «сам из их числа». Служит верно, поскольку однажды Альбус Дамблдор вытащил его из одной передряги.

В пятой книге Наземникус следил за Гарри Поттером по поручению Ордена, но из-за выгодной сделки с котлами оставил свой пост. Во время его отсутствия на Гарри и Дадли напали дементоры.

В книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка» Гарри встречает его в Хогсмиде и видит, что Наземникус обокрал дом на пл. Гриммо, 12, доставшийся Гарри в наследство от Сириуса Блэка. Наземникус украл из бывшей штаб-квартиры Ордена Феникса много ценных вещей, дорогих для Гарри, как память о Сириусе. Гарри приходит в ярость, но Флетчер трансгрессирует с награбленным. В той же книге в одном из газетных выпусков было объявлено о том, что Наземникуса, замаскированного под инфернала, арестовали за попытку ограбления.

В последней книге Наземникус участвует в операции «Семь Поттеров», летя вместе с Грюмом. Видя приближающегося Волан-де-Морта, Наземникус трансгрессирует, а Грюм умирает.

Гарри поручает Кикимеру доставить Наземникуса на площадь Гриммо, и Кикимер выполняет поручение. Во время допроса Флетчера, Гарри выясняет, что медальон-крестраж Наземникус отдал Долорес Амбридж в качестве взятки.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Аластор Грюм (англ. Alastor Moody) мужской чистокровный Гриффиндор пантера Брендан Глисон

Аластор «Грозный глаз» Грюм — член Ордена Феникса, волшебник-мракоборец в отставке.

Один из наиболее известных мракоборцев, сражавшийся против Пожирателей Смерти и лично арестовавший значительное число теперешних узников Азкабана. В результате многочисленных схваток с преступниками потерял ногу и глаз, а его лицо обезображено шрамами. Взамен утраченной ноги Грюм носит деревянный протез (в фильмах — стальной), а вместо потерянного глаза — волшебный глаз, с помощью которого способен видеть позади себя, как сквозь обычные, так и сквозь заколдованные предметы.

Активный член Ордена Феникса, лучше всех разбирающийся во всевозможной нечисти. Настоящий воин-ветеран: сильный характер, грубоват, иногда жёсток, действует быстро и решительно, всегда начеку. Везде подозревает опасность и предательство. Пьёт только из своей фляжки и ест, как правило, собственноручно приготовленную еду.

В романе «Гарри Поттер и Кубок огня» просидел в седьмом отделении собственного сундука под заклятием «Империус», наложенным Бартемиусом Краучем-младшим, который каждый час принимал Оборотное зелье, чтобы принимать облик Грозного Глаза. В конце романа настоящего Грюма удаётся вызволить из сундука.

В романе «Гарри Поттер и Орден Феникса», в числе команды мракоборцев сопровождал Гарри Поттера на мётлах от дома Дурслей на площадь Гриммо, 12. Также во время налёта на Министерство магии вместе с Тонкс и Люпином помогал Гарри Поттеру и его друзьям обороняться от Пожирателей Смерти, в результате чего был ранен Долоховым и на время потерял сознание.

Командовал операцией по переправке Гарри Поттера из дома Дурслей в безопасное место. Погибает в операции «Семь Поттеров».

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Уи́льям Билли Уи́зли (англ. William Billy Weasley) мужской чистокровный Гриффиндор горностай Домналл Глисон

Билл Уизли — сын Артура и Молли Уизли, старший ребёнок в семье, состоит в Ордене Феникса. Волшебник высокого роста, худой, рыжие волосы собраны в «конский хвост». Одевается в магловском стиле, за исключением того, что его ботинки сделаны из драконьей кожи. Носит в ухе серебряную серьгу в виде клыка на цепочке.

Учился в «Хогвартсе», был старостой факультета и первым учеником. Получил 12 баллов за экзамены уровня СОВ. По окончании школы работал в египетском отделении банка «Гринготтс» ликвидатором проклятий, позже перевёлся в лондонское отделение банка. Женат на Флёр Делакур. Свою старшую дочь они назвали Мари-Виктуар (Виктория). Также имеет ребёнка Доминик и сына Луи.

Участвовал в отражении нападения Пожирателей смерти на «Хогвартс», был покусан оборотнем Фенриром Сивым. Поскольку Фенрир на тот момент находился в человеческом, а не волчьем облике, оборотнем Билл не стал, однако лицо его сильно обезображено, Биллу начали нравиться непрожаренные бифштексы, и мадам Помфри считает, что шрамы вряд ли когда-нибудь полностью исчезнут. Вместе со своей невестой участвовал в операции «Семь Поттеров», приютил Гарри и его друзей после их побега из поместья Малфоев в их с Флёр коттедже «Ракушка» и присоединился к защитникам замка при Битве за Хогвартс.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Чарльз А́ртур Уи́зли (англ. Charles Arthur Weasley) мужской чистокровный Гриффиндор

Чарли Уизли — второй сын Артура и Молли Уизли.

Как и большинство детей Уизли, весёлый, любит пошутить, с лёгким характером. В школе был капитаном команды Гриффиндора по квиддичу, отличный ловец; с момента окончания им школы и до прихода Гарри команда не завоевывала Кубок школы по квиддичу.

Чарли — человек невысокого роста, коренастый, с широким добродушным лицом. Руки мускулистые, в мозолях со следами ожогов — результат работы с драконами. Чарли живёт в Румынии, где изучает драконов. Очень любит животных вообще и драконов в частности, за что о нём очень тепло отзывается Хагрид. По совместительству — член Ордена Феникса, налаживает контакты с иностранными волшебниками.

Единственный из детей Уизли, не появляющийся в серии фильмов (за исключением семейной анимации на газете в третьем фильме).

В 1-м романе о Гарри Поттере Хагрид согласился отдать Норберта Чарли на воспитание. В 4-й книге поттерианы вместе с семьёй едет на Чемпионат мира по квиддичу. Во время Турнира Трёх Волшебников приезжал в школу в качестве специалиста по драконам для первого тура. Присутствует на свадьбе Билла и Флёр в качестве шафера Билла. Сражается в битве за Хогвартс.

Волан-де-Морт, Пожиратели смерти и их пособники

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Волан-де-Морт (англ. Voldemort) мужской полукровка Слизерин 13½ дюймов, тис, перо Феникса Рэйф Файнс (4—8);
другие актёры (см. основную статью)
Волан-де-Морт — главный антагонист серии романов о Гарри Поттере. Имя при рождении — Том Марволо (в переводе РОСМЭНА — Нарволо) Реддл. Великий тёмный волшебник, обладающий огромнейшей магической силой и практически достигший бессмертия при помощи чёрной магии, враг Гарри Поттера.

Лорд Волан-де-Морт появляется в пяти из семи книг (непосредственно с Гарри он встречается в первой, второй, четвёртой, пятой и седьмой книгах), а в фильмах его играют Ричард Бреммер (сцена-воспоминание), Ян Харт (лицо на затылке профессора Квиррелла), Кристиан Коулсон (16-летний Том Реддл во втором фильме), Рэйф Файнс (восставший Волан-де-Морт, основное обличье с четвёртого фильма до конца киносерии), Хиро Файнс-Тиффин (11-летний Том в воспоминаниях Дамблдора в шестом фильме) и Фрэнк Диллэйн (16-летний Том в воспоминании Слизнорта в шестом фильме).

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Беллатриса Лестрейндж (англ. Bellatrix Lestrange) женский чистокровная Слизерин 12 3/4 дюйма, ореховое дерево, сухожилие из сердца дракона[22] Хелена Бонэм Картер

Беллатриса Лестрейндж (в девичестве — Блэк) — одна из Пожирателей смерти, последователей Тёмного Лорда. Наиболее преданная его сторонница.

Беллатриса имеет блестящие густые волосы, смуглое лицо (по описанию из 7 книги), выступающий подбородок, огромные чёрные глаза и тяжёлые веки. Была «изрядно худой» и имела на голове седую прядь волос.

После исчезновения Волан-де-Морта в младенчестве Гарри Беллатриса вместе с мужем, своим деверем Рабастаном Лестрейнджем и Барти Краучем младшим пыталась найти своего хозяина. За пытку мракоборцев Фрэнка и Алисы Долгопупс заклятием «Круциатус» была приговорена к пожизненному заключению в Азкабане, но, несмотря на это, была уверена в возвращении Тёмного Лорда и ждала его.

В «Гарри Поттере и Ордене Феникса» она вместе с многими другими пожирателями совершает побег из Азкабана и участвует в битве в Отделе Тайн, где убивает своего двоюродного брата Сириуса Блэка.

В книге «Гарри Поттер и Дары Смерти» Беллатриса играет более объёмную роль, неоднократно появляясь в различных сценах. Например, в особняке Малфоев Беллатриса подвергает допросу Гермиону Грейнджер, применяя к ней заклятие Круциатус. Позже, когда Добби спасает пленников, Беллатриса смертельно ранит его, метнув вслед беглецам кинжал. В Битве за Хогвартс Беллатриса убивает Нимфадору Тонкс, бьётся одновременно против Гермионы, Джинни Уизли и Полумны Лавгуд, а после погибает от неизвестного заклинания, пущенного Молли Уизли в область сердца.

Роль Беллатрисы в фильмах играет известная английская актриса Хелена Бонэм Картер.

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Люциус Малфой (англ. Lucius Malfoy) мужской чистокровный Слизерин вяз, жилы из сердца дракона Джейсон Айзекс

Люциус Малфой — пожиратель смерти, отец Драко Малфоя, муж Нарциссы Малфой, ранее — глава попечительского совета Хогвартса, а также хозяин домового эльфа Добби.

Впервые появляется в книге «Гарри Поттер и Тайная комната». Он подбрасывает Джинни Уизли в котёл с книгами один из крестражей Волан-де-Морта (не зная, что это крестраж, он с почтением хранил дневник просто как предмет, принадлежащий некогда его повелителю). На протяжении всей книги пытается сместить с должности директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, в конце концов временно добившись этого.

В третьей книге, после того, как на Драко Малфоя напал гиппогриф, Люциус подаёт в суд на Хагрида, обвиняя его в нападении на сына. В конце четвёртой книги присутствует среди Пожирателей Смерти, которых собирает Волан-де-Морт. В пятой книге возглавлял отряд Пожирателей Смерти во время битвы в Отделе Тайн. Вместе с другими Пожирателями был арестован и посажен в Азкабан.

В седьмой книге Люциус был освобождён Волан-де-Мортом из Азкабана, но из-за своего провала попал в немилость. Именно его палочку берёт Волан-де-Морт перед охотой на Гарри Поттера. После побега из поместья Малфоев схваченных Гарри Поттера, Рона Уизли и Гермионы Грейнджер был жестоко наказан Волан-де-Мортом. Люциус присутствовал в стане Тёмного Лорда во время битвы за Хогвартс, но не принимал непосредственного участия в сражении. Во время битвы за Хогвартс вместе с женой Нарциссой Малфой Люциус пытался найти своего сына Драко, активное участие в битве не принимал.

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Нарцисса Малфой (англ. Narcissa Malfoy) женский чистокровная Слизерин 13 дюймов, каштан, волос водяного Хелен Маккрори

Нарцисса Малфой (в девичестве — Блэк) — жена Люциуса и мать Драко Малфоя. Младшая сестра Беллатрисы Лестрейндж. Заботливая, любящая мать, очень переживающая за сына. Хотя она никогда официально не была Пожирательницей смерти, Нарцисса верила в элитарность чистокровных волшебников и поддерживала мужа во время Первой и Второй волшебной войны.

Однако восхищение лидером Пожирателей Волан-де-Мортом сперва дало трещину, а потом и вовсе уступило место страху и разочарованию, когда Тёмный Лорд, недовольный Люциусом, дал Драко смертельно опасное, почти невыполнимое задание. Зная опасность задания, Нарцисса просит Северуса Снегга, чтобы он в случае необходимости помог Драко. Снегг даёт Непреложный Обет.

Во время Битвы за Хогвартс Волан-де-Морт попытался убить добровольно пришедшего к нему Гарри Поттера с помощью смертоносного заклятия. Нарцисса, которую Тёмный Лорд отправил проверить, жив ли упавший Гарри, не выдала живого Поттера, сказав, что он мёртв, после чего Волан-де-Морт пришёл к замку, а Нарцисса получила возможность найти там своего сына.

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Бартемиус Крауч младший (англ. Bartemius Crouch, Jr.) мужской чистокровный Неизвестен неизвестно Дэвид Теннант

Бартемиус Крауч младший — сын Бартемиуса Крауча старшего, некогда блестящий ученик Хогвартса, самый преданный Волан-де-Морту Пожиратель Смерти. Имел худое, чуть заострённое лицо, волосы цвета соломы и серые глаза. После присоединения к Тёмному Лорду у Барти появились синяки под глазами, он стал ещё более худым. Краткое заточение в Азкабане также сказалось на его внешнем виде. Стройный молодой человек с аристократической внешностью был очень популярен у девушек.

После исчезновения Волан-де-Морта Крауч младший участвовал в пытках мракоборцев Фрэнка и Алисы Долгопупс, родителей Невилла, доведя супругов до сумасшествия, за что был приговорён к заключению в Азкабан. Вскоре бежал при помощи отца и матери.

В дальнейшем, скрывался несколько лет в доме отца под заклятием Империус, под мантией-невидимкой, под присмотром домовой эльфийки Винки. На Чемпионате Мира по Квиддичу Барти-младший ненадолго вырвался из-под опеки отца и послал Чёрную Метку. Волан-де-Морт через Берту Джоркинс узнал, где скрывается его самый преданный слуга и освободил его, наслав на Барти-старшего заклятие Империус.

Барти-младший организует нападение на бывшего мракоборца Грозного Глаза Грюма и захватывает его. Подвергнув Грюма всё тому же «Империусу», молодой Крауч расспрашивает его о его привычках, выпивает оборотное зелье с волосом Грюма и в виде Грозного Глаза прибывает в Хогвартс.

Весь 1994 год Крауч-младший преподаёт Защиту от Тёмных Искусств под видом Грюма. В процессе преподавания он использует Непростительные заклятия на учениках, в частности, учит Гарри сопротивляться заклятию Империус. Барти бросает в Кубок огня пергамент с именем Гарри (возможно, не без ведома Дамблдора), из-за чего Гарри становится участником. Крауч-младший помогает Гарри выиграть Турнир Трёх Волшебников, чтобы Гарри мог схватить Кубок Чемпионов, превращённый в портал. Барти через Хагрида сообщает Гарри, что на первом испытании ему предстоит сразиться с драконом; подаёт Гарри идею насчёт метлы; подсказывает Седрику Диггори, как открыть яйцо, зная, что Седрик обязательно поделится информацией с Гарри; доводит с помощью эльфов до Гарри информацию о жаброслях.

В течение всего пребывания в Хогвартсе Барти делает несколько промахов: использует на детях непростительные заклятия, превращает Малфоя в хорька. Для того, чтобы поддерживать внешность Грюма, Барти приходится варить новые и новые порции Оборотного зелья, используя ингредиенты из запасов профессора Снегга. Во время одной из таких вылазок его замечает Гарри на Карте Мародёров (под настоящим именем, разумеется), приняв его за Крауча-старшего, но лже-Грюм забирает Карту у Гарри.

Весной Краучу-старшему удалось одолеть заклятие Империус и вырваться на свободу из-под опеки Хвоста. Пешком он добирается до Хогвартса и успевает сказать встреченным Гарри Поттеру и Виктору Краму, что «он виноват» и должен сказать что-то важное Дамблдору. Опередив Директора, за которым побежал Поттер, лже-Грюм оглушает Крама и убивает отца, трансфигурировав труп в кость, которую зарывает на грядках хагридовского огорода.

Во время третьего испытания лже-Грюм накладывает заклятие Империус на Крама, который выводит из строя Флёр Делакур, но Крама обезвреживают Гарри и Седрик.

Когда после третьего испытания Турнира Трёх Волшебников Гарри вернулся с мёртвым Седриком, Крауч младший уводит его в свой кабинет, где Гарри узнаёт правду. Крауч собирается довершить дело Волан-де-Морта, но в кабинет врываются догадавшийся обо всём Дамблдор и Снегг. Под действием Сыворотки правды Барти рассказывает о том, как покинул Азкабан; как, сбросив на время отцовское заклятие, вызвал Чёрную метку на Чемпионате мира по квиддичу; как стал «Грозным Глазом Грюмом»; как подкинул в Кубок огня имя Гарри Поттера и помогал ему дойти до финала; как убил собственного отца и как приятно было сделать это; как превратил Кубок в портал, чтобы преподнести Волан-де-Морту Поттера, кровь которого понадобилась Тёмному Лорду для возрождения.

После этих событий Крауч младший был подвергнут поцелую дементора.

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Питер Петтигрю (англ. Peter Pettigrew) мужской чистокровный Гриффиндор Каштан, сердечная жила дракона, 9¼ дюйма Тимоти Сполл

Питер Петтигрю — четвёртый создатель Карты Мародеров (прозвище — «Хвост»), один из школьных друзей Джеймса Поттера. Петтигрю — незарегистрированный анимаг, может превращаться в крысу.

Питер Петтигрю — слабый человек, нуждающийся в покровителе. В школьные годы был приятелем Джеймса Поттера, Сириуса Блэка и Римуса Люпина, вчетвером они участвовали во многих событиях, нарушали правила, втроём помогали Люпину скрасить одиночество, когда поняли, что он оборотень, для чего стали анимагами. Когда после рождения Гарри и планов Волан-де-Морта о его убийстве друзья подвергли Поттеров заклятию Доверия, они по инициативе Сириуса решили сделать Хранителем тайны Питера. Однако, когда Волан-де-Морт набрал силу, Хвост переметнулся к нему. И, конечно же, выдал ему местонахождение семьи Поттеров.

После убийства Поттеров Сириус Блэк понял о предательстве и настиг Петтигрю посреди улицы, полной маглов, но Петтигрю на всю улицу закричал, что предатель — Блэк, а затем инсценировал свою смерть: устроил взрыв посреди улицы, убив двенадцать маглов, и оставил на месте взрыва свой оторванный палец в качестве доказательства своей гибели (2 фаланга безымяного пальца левой руки). Сириус Блэк был обвинён в убийстве двенадцати маглов и мага — Питера Петтигрю и приговорён к пожизненному сроку в Азкабане. Питер впоследствии провёл долгое время в облике крысы — был домашним любимцем семьи Уизли, ему дали прозвище «Короста».

В третьей книге Сириус узнал, что Петтигрю в облике крысы будет находиться в Хогвартсе, и сбежал из Азкабана. Почти весь год пытался убить Петтигрю в Хогвартсе. В конце третьей книги Гарри, Рон и Гермиона узнают правду о Коросте, а Питер предстаёт перед ними в человеческом образе. Его друзья детства Блэк и Люпин хотели было прикончить Питера там же, в Визжащей Хижине — в знак мести за Джеймса и Лили Поттеров, но этому воспротивился Гарри, потому что живой Питер — доказательство невиновности Сириуса. Было решено передать Питера дементорам, и лишь превращение Люпина в оборотня помешало этому. Во время суматохи Питер, приняв крысиный облик, снова ухитрился сбежать.

Оказавшись на свободе, Хвост нашёл своего могущественного покровителя Волан-де-Морта в жалком состоянии. В четвёртой книге Хвост помог ему вновь обрести тело, былую силу, пожертвовав для этого собственную руку: при помощи зелья Кости, Плоти и Крови. Палочку Волан-де-Морта из руин дома Поттеров вызволил Петтигрю, обернувшись крысой.[23] В дальнейшем Волан-де-Морт отправил Хвоста прислуживать Северусу Снеггу, а также за ним шпионить, однако попытки подслушивания пресекались Снеггом.

Год спустя (в седьмой книге) Петтигрю переселился из Паучьего Тупика в поместье Малфоев. Но и тут его положение мало чем отличалось от положения слуги. Когда в марте в плен к Малфоям попадает Гарри Поттер с друзьями, Питер сторожит их в подвале. Когда друзья пытаются сбежать, Петтигрю им препятствует. В завязавшейся драке Петтигрю казалось бы одерживает над Поттером верх, но медлит нанести завершающий удар: он помнит, как четыре года назад Гарри пощадил его. Мимолётная слабость расценена Серебряной Рукой (тем самым подарком Тёмного Лорда, которым он наградил Хвоста в день своего возрождения) как предательство Хозяина, после чего Питер умирает, задушенный этой рукой.

Другие основные персонажи
Регулус Блэк
Ре́гулус Арктурус Блэк — родной брат Сириуса Блэка, бывший Пожиратель смерти, который предал Волан-де-Морта. С помощью домового эльфа Кикимера Регулус украл медальон-крестраж Волан-де-Морта, лежавший в пещере на берегу моря, в которой было большое подземное озеро, и заменил его обычным медальоном. После замены Регулуса затянули под воду инферналы. Кикимеру он перед этим приказал взять крестраж и не рассказывать об этом случае членам семьи, а вернувшись — обязательно разрушить медальон, что у него не получилось.
Стэн Шанпайк
Молодой волшебник. В третьей книге показан кондуктором волшебного автобуса «Ночной рыцарь». Несмотря на то, что Стэн ещё молод и неопытен, он всё время пытается вести себя как битый жизнью и всё на свете повидавший волшебник. После возвращения Волан-де-Морта Стэн неосмотрительно стал намекать посетителям «Дырявого котла» будто бы ему известны планы Пожирателей, за что и был арестован и отправлен в Азкабан. Несмотря на очевидную безобидность Шанпайка, Министерству невыгодно его отпускать — так как арест даже такого «Пожирателя смерти» лучше, чем ничего. Освободить Стэна не помогает даже вмешательство Альбуса Дамблдора. В начале седьмой книги Стэн Шанпайк оказывается на свободе: Волан-де-Морт устроил массовый побег Пожирателей из Азкабана, причём с собой взяли и Стэна. На него наложили заклятие Империус и привлекли к участию в акциях Пожирателей.
Игорь Каркаров
Сторонник Волан-де-Морта во время первой магической войны, Пожиратель смерти. После падения Тёмного Лорда был заключён в Азкабан, впоследствии раскаялся и выдал многих своих бывших соратников, за что и был отпущен на свободу. После этого становится директором Дурмстранга. В четвёртой книге прибыл в Хогвартс с делегацией студентов своей школы для участия в Турнире Трёх Волшебников. Когда Волан-де-Морт возродился, бежал и пытался скрыться. Это удавалось ему довольно долго: целый год. Однако Каркаров в конце концов был найден Пожирателями на севере в маленьком доме и убит.
Фенрир Сивый
Оборотень, Пожиратель смерти. Известен своей жестокостью и кровожадностью. Целенаправленно заражает людей ликантропией, считая это делом своей жизни. Предпочитает нападать на детей, потому что они более уязвимы и потому что впоследствии на них легче повлиять. Утратив контроль над собой (или желая совершить убийство), может загрызть жертву насмерть. Несмотря на то, что Фенрир — Пожиратель смерти, Чёрной метки у него нет. В годы расцвета Тёмных сил и лорда Волан-де-Морта Фенриром пугали многие семьи, ведь он действительно мог сделать из обычной семьи семью оборотней. Когда Римус Люпин был ребёнком, его укусил именно Фенрир, вследствие чего Люпин стал оборотнем. Фенрир Сивый принимал участие в нападении на Хогвартс (в день убийства Дамблдора) и нанёс тяжёлые раны Биллу Уизли. Билл не стал оборотнем, поскольку покусавший его Фенрир находился в человеческой, а не волчьей форме. Участвует в битве за Хогвартс. Роль Фенрира исполнил в фильме «Гарри Поттер и Принц-полукровка» актёр Дейв Леджено. Существует мнение, что Роулинг назвала так этого персонажа по имени ужасного волка Фенрира, героя Скандинавской мифологии.
Яксли
Пожиратель смерти. Один из наиболее приближённых слуг Тёмного Лорда. Присутствовал при убийстве Дамблдора. Наслал заклинание Империус на Пия Толстоватого. Яксли возглавил отдел обеспечения магического правопорядка министерства магии. Вместе с Амбридж проводил слушания над магглорождёнными. Проник в дом Сириуса Блэка, ухватившись за Гермиону Грейнджер, когда она с Гарри и Роном Уизли спасались из Министерства. Участвовал в нападении на Хогвартс, вместе с Долоховым ждал Гарри Поттера в лесу. В Большом зале был побеждён Джорджем Уизли и Ли Джорданом. Роль Яксли в фильме «Гарри Поттер и Дары Смерти Часть 1» исполнил актёр Питер Маллан.
Пий Толстоватый
Работник министерства. Был подвергнут заклятию Империус, после чего пособничал Пожирателям Смерти, стал их человеком на посту министра магии. Участвовал в битве за Хогвартс, был побеждён Перси Уизли.
Антонин Долохов
Пожиратель смерти. Один из самых яростных последователей Тёмного Лорда. Участвовал в убийстве братьев Фабиана и Гидеона Пруэттов, за что и был заключён в Азкабан. Освободился во время массового побега из Азкабана в 1996 году. Сражался в Отделе Тайн в том же году. В этом бою он тяжело ранил Гермиону, но сам был дважды парализован. Был в составе нападавших на Хогвартс в 1997 году. Участвовал в Битве за Хогвартс в 1998 году, где убил Римуса Люпина. Там же был парализован Филиусом Флитвиком и затем отправлен в Азкабан.

Министерство магии

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
А́ртур Уи́зли (англ. Arthur Weasley) мужской чистокровный Гриффиндор горностай Марк Уильямс

Артур Уизли — работник Министерства магии (в отделе по ограничению применения волшебства к изобретениям маглов), отец многочисленного семейства Уизли, член Ордена Феникса.

Обожает маглов, считает их забавными, а также неравнодушен к их изобретениям (говорил, что лучший подарок для него на Рождество — набор магловских отвёрток, а заветная мечта — узнать, как самолёту удается держаться в воздухе и не падать) и вовсю экспериментирует с заколдовыванием этих изобретений, используя им же придуманную лазейку в законе, несмотря на возникающие на этой почве конфликты с женой и проблемы — он держал дома летающий форд «Англия» до тех пор, пока его сын Рон вместе с Гарри Поттером не полетели на нём в Хогвартс по причине опоздания на поезд и не разбили его; машина врезалась в Гремучую Иву, форд умчался в Запретный Лес; к тому же, её видели маглы, и Артура ждало разбирательство на работе. Заработал недоброжелателей в Министерстве, которые считают маглов ниже себя по достоинству (напр., Люциуса Малфоя). Однако вместе с тем многие коллеги его ценят и уважают за честность, порядочность и добродушие.

Был тяжело ранен в пятой книге, лечился в больнице Святого Мунго. В шестой книге возглавил Сектор выявления и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов, где под его началом работали 10 человек. В седьмой книге починил мотоцикл Сириуса Блэка для перевозки Гарри в Нору, в этой же книге сражался в битве за Хогвартс.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Ки́нгсли Бру́ствер (англ. Kingsley Shacklebolt) мужской чистокровный гриффиндор рысь Джордж Харрис

Кингсли Бруствер — работник Министерства магии, после действия сюжета серии романов — министр магии Великобритании. Член Ордена Феникса. Кингсли впервые появляется в книге «Гарри Поттер и Орден Феникса». Работал мракоборцем в Министерстве магии.

Кингсли — не очень красивый, добрый, дружелюбный, высокий лысый чернокожий волшебник. Говорит густым спокойным басом. Появляясь в обществе магов, обычно носит в одном ухе золотую серьгу в форме кольца. После возвращения Волан-де-Морта он был одним из немногих министерских служащих, которые поверили Дамблдору. По заданию директора Хогвартса с Бруствером поговорил его коллега Артур Уизли, и после этого волшебник примкнул к Ордену Феникса. Кингсли считается одним из самых опытных и надёжных членов Ордена; это связано и с его характером, и с магическим навыками.

В книге «Гарри Поттер и Орден Феникса» Кингсли Бруствер в числе других участников Ордена Феникса сопровождает Гарри Поттера до штаб-квартиры Ордена. В Министерстве магии он возглавляет поиски своего товарища по Ордену Сириуса Блэка и вводит Министерство в заблуждение, уверяя, что Сириус скрывается на Тибете. После раскрытия тайны Отряда Дамблдора Кингсли Бруствер в составе комиссии Министерства Магии появляется в Хогвартсе. Он незаметно изменяет память ученице Мариэтты Эджком, что позволяет снять подозрения с участников Отряда. Участвует в битве в Отделе Тайн.

В книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка» новый министр магии, Руфус Скримджер, сообщает премьер-министру Англии, что Кингсли Бруствер, его новый секретарь, — на самом деле волшебник, охраняющий главу правительства от возможных атак Пожирателей смерти. В конце книги Бруствер появляется на похоронах Дамблдора.

В романе «Гарри Поттер и Дары Смерти» Бруствер продолжает охранять премьер-министра, параллельно с этим активно помогая Ордену. Он участвует в операции по охране Гарри Поттера, когда тот покидает свой дом. Затем с помощью Патронуса он посылает на свадьбу Билла Уизли и Флёр Делакур сообщение о том, что Скримджер убит Волан-де-Мортом, а Министерство Магии захвачено Пожирателями Смерти. Вскоре после этого его обнаружили Пожиратели и он был вынужден скрываться. Во время Битвы за Хогвартс он прибывает в замок и сражается вместе с другими членами Ордена Феникса. Сразу после окончания Битвы Бруствер назначается исполняющим обязанности министра магии. Благодаря ему в Министерстве уничтожаются коррупция и дискриминация маглорождённых. Он также реформирует подразделение мракоборцев и назначает его главой Гарри Поттера.[4]

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Корнелиус Фадж (англ. Cornelius Fudge) мужской чистокровный Когтевран или Пуффендуй(возможно) неизвестно Роберт Харди

Корнелиус Освальд Фадж — министр магии Великобритании в 1—5 частях серии.

Изначально Фадж хорошо относится к Гарри. Тем не менее, именно он отправил Хагрида в Азкабан, допустил временную отставку Дамблдора с должности директора Хогвартса во второй книге, а в третьей книге почти добился казни гиппогрифа Клювокрыла. Он проявил себя как добрый человек, постоянно спрашивающий совета у Дамблдора, но поддающийся влиянию Люциуса Малфоя.

Его отношение к главным героям резко изменилось в книге «Гарри Поттер и Кубок огня». Фадж отказался поверить, что Волан-де-Морт вернулся в конце четвёртой книги, не пожелав допросить взятого в плен Пожирателя Смерти Бартемия Крауча младшего. Он подвергает того «поцелую дементора», уничтожив таким образом свидетеля, способного подтвердить возвращение Волан-де-Морта и одновременно невиновность Сириуса Блэка в убийстве тринадцати человек. Свидетельство Поттера, как несовершеннолетнего, в учёт не берётся. Вместо этого Фадж разворачивает кампанию в прессе с целью дискредитировать Дамблдора и Поттера. Он также назначает Долорес Амбридж инспектором Хогвартса и даёт ей всё больше и больше полномочий. Но в конце пятой книги Фадж (а вместе с ним множество человек) видит Волан-де-Морта собственными глазами в Министерстве магии. Отрицать возвращение Тёмного Лорда становится бессмысленным. Фадж признаёт, что ошибался. Он вынужден уйти в отставку, в начале шестой книги «Гарри Поттер и Принц-полукровка» его заменяет Руфус Скримджер. Фадж становится советником.

Имя Пол Чистота крови Факультет Волшебная палочка Роль в фильмах
Бартемиус «Барти» Крауч старший (англ. Bartemius Crouch Senior) мужской чистокровный Когтевран неизвестно Роджер Ллойд-Пак

Бартемиус Крауч старший — чистокровный волшебник, глава Департамента международного магического сотрудничества. В книге описан, как «сухопарый, подтянутый, пожилой человек, в безупречно свежем костюме и галстуке. Пробор в коротких седых волосах идеально прям, узкие, щёточкой, усы, словно выровнены по линейке, а ботинки блестят, как лаковые».

Барти Крауч дослужился до начальника Департамента по магическому законодательству и, видимо, с его подачи были приняты законы, упростившие привлечение к ответственности, процедуру следствия и вынесение решений о назначаемых наказаниях. Крауч открыл настоящую охоту на сторонников Волан-де-Морта. На террор он отвечал террором, на жестокость — ещё большей жестокостью. Мракоборцы получили новые полномочия и теперь стали чаще убивать, чем арестовывать, против подозреваемых разрешили применять непростительные заклятия, а для отправки в Азкабан иногда было достаточно личного указания Крауча. Его быстро повышали по службе, он с головой ушёл в работу, и ему уже прочили пост Министра магии, когда в конце 1981 года на скамье подсудимых оказался его сын. Вместе с Беллатрисой, Рабастаном и Родольфусом Лестрейнджами он обвинялся в пытках мракоборцев Фрэнка и Алисы Долгопупс, доведших супругов до сумасшествия. Дело было громкое, поскольку Волан-де-Морт к этому времени уже исчез и волшебное сообщество, только-только вздохнувшее свободно, было потрясено жестокостью этого преступления. Крауч-старший лично вёл заседание суда, в конце которого публично отказался от сына. Многие сочли это попыткой Бартемиуса спасти свою репутацию.

Вняв мольбам своей супруги, Крауч-старший организует побег своего сына из Азкабана, подменив его на свою умирающую жену с помощью Оборотного зелья. Миссис Крауч через некоторое время умирает в Азкабане, а её муж сообщает о смерти жены. Сына он держит под заклятием Империус, прячет под Мантией-невидимкой и заставляет домовую эльфийку Винки приглядывать за Сыном. В Министерстве Крауча перевели на пост главы Департамента международного магического сотрудничества, где он и проработал до последних дней.

Летом 1994 года, когда его сын, оказавшись на время на свободе, вызывает Чёрную Метку, Крауч прогоняет Винки. Когда лорд Волан-де-Морт узнаёт от Берты Джоркинс, что его самый преданный слуга жив, он помогает Краучу-младшему избавиться от опеки отца, а на Крауча-старшего накладывает заклятие Империус. В таком виде Крауч прибывает в Хогвартс в качестве одного из судей первого испытания Турнира Трёх Волшебников. На второе Крауч вообще не является, послав вместо себя своего подчинённого Перси Уизли (у которого никак не мог запомнить фамилию). Однако, вскоре после второго испытания, Крауч избавляется от чар Империуса, он пешком добирается до Хогвартса, стремясь рассказать всё Дамблдору. Его видят Виктор Крам и Гарри, который бежит за Дамблдором, но Крауч-младший, который под видом Грюма находится в Хогвартсе, опережает Гарри и убивает своего отца, трансфигурировав труп в кость. Кость лже-Грюм зарывает на огороде у Хагрида.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Руфус Скримджер (англ. Rufus Scrimgeour) мужской чистокровный Гриффиндор или Когтевран(возможно) неизвестно Билл Найи

Руфус Скримджер — министр магии Великобритании в шестой книге (частично — в седьмой). Занял этот пост вместо Корнелиуса Фаджа после того, как весь волшебный мир узнал, что лорд Волан-де-Морт вернулся. Ранее Скримджер возглавлял Управление мракоборцев в Министерстве Магии.

В книге описывается как похожий на старого льва. Густая грива рыжевато-каштановых волос и кустистые брови с седыми прядями, жёлтые пронзительные глаза за очками в проволочной оправе, размашистая грация в движениях, несмотря на то, что он прихрамывал. Производил впечатление человека с острым умом и твёрдым характером.

Создавая видимость активной деятельности Министерства Магии, производил необоснованные аресты, однако свои ошибки признавать не хотел, поскольку «три ареста Министерства выглядят лучше, чем три необоснованных ареста с последующим освобождением». Предлагал Гарри Поттеру стать «рекламным мальчиком», чтобы создать видимость активной деятельности Министерства и одобрения этой деятельности мальчиком-надеждой волшебного мира в обмен на пару мракоборцев для защиты, на что получил решительный отказ. Также очень хотел выведать информацию о Дамблдоре и пророчестве, однако считал, что не имеет значения, избранный Гарри на самом деле или нет, главное, чтобы люди думали, что это так. Имел два разговора с Гарри на эту тему: один раз на Рождество в Норе, куда пришёл вместе с Перси Уизли, другой — после похорон Дамблдора. Третья встреча с Гарри произошла на его семнадцатилетие, когда он пришёл отдать Гарри, Рону и Гермионе вещи, завещанные им Дамблдором, тщательно их перед этим изучив.

Убит Волан-де-Мортом (или по его приказу). По словам Артура Уизли, Скримджера пытали перед смертью, но он не выдал местонахождение Гарри Поттера.

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Долорес Амбридж (англ. Dolores Umbridge) женский Полукровка Слизерин кошка Имельда Стонтон

Долорес Джейн Амбридж — первый заместитель Министра магии. В книге Амбридж описывается как женщина маленького роста, толстая, с глазами навыкате и короткой шеей, напоминающая жабу, а также с «гадким» розовым бантом, напоминающим муху, по глупости севшую на голову. Особую роль играет в пятой книге.

В качестве помощника министра Амбридж присутствует на дисциплинарном слушании по обвинению Гарри Поттера в нарушении запрета на колдовство вне школы. Амбридж точно знала о невиновности Гарри Поттера, поскольку сама послала дементоров, полагая, что при любом раскладе это устранит одну из главных «проблем» министерства.

Министерство направляет Амбридж в Хогвартс в качестве преподавателя Защиты от Тёмных Искусств, где она умышленно не даёт ученикам никаких практических навыков и придерживается линии Министерства Магии о том, что Волан-де-Морт давно погиб, и жестоко наказывая несогласных (в том числе Гарри Поттера). Желая форсировать события, Фадж особым указом назначает Амбридж «Генеральным инспектором Хогвартса», и она начинает усиленно контролировать преподавателей и весь учебный процесс, издаёт всё новые и новые «Декреты об образовании», которые не нравятся студентам и преподавателям. Увольняет Сивиллу Трелони, однако Дамблдор оставляет её в Хогвартсе и находит ей замену. Организовывает из студентов «Инспекционную дружину», куда добровольно вступают слизеринцы; члены «Дружины» имеют привилегии по отношению к другим ученикам и даже по отношению к старостам факультетов. С помощью «дружины» устраивает облаву на Отряд Дамблдора, однако Дамблдор берёт всю «вину» на себя и покидает школу, оглушив министра магии, саму Амбридж и нескольких вызванных ею мракоборцев.

После этого Амбридж занимает пост директора. Студенты Хогвартса начинают мстить Амбридж за Дамблдора. Также к ним присоединяется полтергейст Пивз, а большинство преподавателей негласно одобряют это. Амбридж пытается арестовать Хагрида, но тот сбегает. Когда Гарри пытается воспользоваться сетью Летучего пороха из камина в кабинете Амбридж (поскольку все остальные камины под её наблюдением), Амбридж застаёт Гарри и пытается напоить его сывороткой правды, чтобы узнать, что понадобилось Поттеру в её кабинете. Гермиона Грейнджер на ходу придумывает историю, будто Дамблдор оставил им секретное оружие, спрятанное в Запретном лесу. Долорес верит и, оказавшись с Гарри и Гермионой в Запретном лесу, оскорбляет появившихся у них на пути кентавров, после чего разъярённый табун забирает Амбридж с собой вглубь Запретного леса, откуда её позже вызволяет вернувшийся Дамблдор.

Когда Дамблдор был восстановлен на посту директора, Амбридж, которая в то время находилась в госпитале Хогвартса, попыталась тайком покинуть школу, но была замечена Пивзом и, гонимая им, покинула школу на глазах студентов и персонала Хогвартса, привлечённых шумом.

После увольнения из Хогвартса Амбридж возвращается на работу в Министерство. Хотя министр магии поменялся, Долорес сохранила свою должность. Когда позже Волан-де-Морт и его последователи захватили контроль над министерством магии, Амбридж опять удержалась на посту помощника министра. Более того, она стала главным регистратором маглорождённых колдунов и ведьм, за что после победы над Волан-де-Мортом была посажена в Азкабан.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4030 дней]

Другие основные персонажи
Джон Долиш
Мракоборец из Министерства Магии. Впервые появляется в пятой книге. Описан как «приземистый колдун с жёсткими, очень короткими волосами». Также известно, что перед тем, как стать мракоборцем, он сдал экзамен ЖАБА на «превосходно» по всем предметам. Долиш был в Хогвартсе в числе людей, пришедших за Дамблдором для его ареста. В шестой книге новый министр магии Руфус Скримджер приставил его следить за Дамблдором. Дамблдор снова оглушил Долиша и скрылся от слежки. В седьмой книге представители Ордена Феникса наложили на Долиша заклятие Конфундус, чтобы дезинформировать Пожирателей смерти о времени транспортировки Гарри Поттера из дома Дурслей в более надёжное место (в дом кого-нибудь из Ордена). Долиш «проговорился», что Поттера будут перевозить в день его совершеннолетия. Но на самом деле операция по перевозке была намечена на более ранний период. После прихода Волан-де-Морта к власти в волшебном мире Долиш (скорее всего, под действием заклятия Империус) участвовал в задержании Августы Долгопупс — бабушки Невилла Долгопупса. Арест не удался. Бабушка Невилла сбежала, а раненый Долиш попал в Больницу святого Мунго.
Людо Бэгмен
Глава Департамента магических игр и спорта. Ранее играл загонщиком в «Уимбурнских Осах», за отличную игру был принят в сборную Англии. Это человек могучего телосложения с детским пухлым личиком, который в последнее время слегка оброс жирком. Крауч обвинял Людо в том, что он был Пожирателем Смерти, но тот был оправдан. В четвёртой книге Людо Бэгмен комментирует Чемпионат мира по квиддичу и заодно принимает ставки на игру. Все выигранные деньги он вынужден отдать своим кредиторам, а с редкими счастливчиками, выигравшими свои ставки (близнецами Уизли, например) он расплачивается не имеющим ценности лепреконовским золотом. Но и такая сумма не покрывает весь долг. Поэтому неожиданный выбор Кубком огня Гарри Поттера как четвёртого «чемпиона» Людо воспринимает как подарок судьбы, и тут же заключает пари с гоблинами на выигрыш Гарри. Время от времени появляясь в Хогвартсе и Хогсмиде как член жюри Турнира Трёх Волшебников он пытается предложить юному волшебнику свою помощь, а за выполненные задания ставит ему максимально возможный балл. После победы Гарри Поттера гоблины заявляют, что победили Гарри Поттер и Седрик Диггори, «а Людо Бэгмен ставил только на победу Поттера». Впоследствии Бэгмен бежал из страны.

Другие основные персонажи

Волшебники

Имя Пол Чистота крови Факультет Патронус Роль в фильмах
Мо́лли Уи́зли (англ. Molly Weasley) женский чистокровная Гриффиндор белка Джули Уолтерс

Молли Уизли (урождённая Пру́этт) — волшебница, домохозяйка, жена Артура Уизли. Мать Рона Уизли, а также ещё пяти сыновей (Билл, Чарли, Перси, близнецы Фред и Джордж) и дочери Джинни.

Низенькая, полная, именно она является главой в доме и именно от неё чаще всего достается близнецам и прочим нарушителям порядка. Она очень вспыльчива и надолго заводится, поэтому отец иногда предпочитает сам пожурить детей и не доводить дело до большого скандала, однако чаще всего уступает инициативу жене. Дети боятся её гнева и крика, иногда он является единственным аргументом, которым можно воздействовать на близнецов (они стали серьёзно относиться к запретам Гермионы только после того, как она пригрозила написать их матери). Вместе с тем — это самая заботливая мать, которую можно вообразить, и её дети её обожают. Она готовит лучше, чем кто либо другой, кого знал Гарри, заботится о безопасности своих детей и их друзей, и несмотря на то, что такая опека иногда чрезмерна и порой раздражает Гарри, хотя ему очень приятно, что кто-то о нём так заботится, ведь родителей у него нет.

Сама Миссис Уизли искренне любит Гарри, считает его своим сыном, присылает ему подарки на Рождество и Пасху. Подарки небогатые (например, свитер собственной вязки и домашние сладости), но Гарри всегда по-настоящему рад им.

У Молли большое доброе сердце. Нельзя сказать, что среди многочисленных детей у неё есть любимчик. Всех семерых детей и Гарри она любит одинаково. Как бы она не ругала и не журила их, за детей и близких Молли готова отдать что угодно.

Изначально была ярой противницей магазина близнецов, предпочитает, чтобы они занимались чем-то более серьёзным. Но когда поняла, что в этом есть толк, смирилась.

Во время битвы в Хогвартсе, продемонстрировав невероятное мастерство, убила Беллатрису Лестрейндж.

Имя Пол Чистота крови Волшебная палочка Роль в фильмах
Флёр Делакур (фр. Fleur Isabelle Delacour) женский Получеловек, на четверть вейла 20 см, не гнется, розовое дерево, волос вейлы Клеманс Поэзи

Флёр Изабе́лль Делаку́р — одна из лучших студенток во французской школе чародейства и волшебства Шармбатон.

Мама — Апполин, папа — Мсье Делакур. Младшая сестра — Габриэль Делакур. Её бабушка была настоящей вейлой, именно от неё Флёр унаследовала мифологическую красоту и женствена, немного мнительна и высокомерна, честолюбива, жизнерадостна. У Флёр большие синие глаза, белокурые волосы, ниспадающие волной почти до пояса, очень белые ровные зубы и лёгкая походка. Говорит по-английски с сильным французским акцентом. Из-за того что в её родословной есть вейла, к ней имеется повышенное внимание со стороны мужчин. Например, Рон Уизли до самой свадьбы Билла надеялся завоевать сердце Флёр, но совершенно безуспешно.

Участвовала в Турнире Трёх Волшебников, проходившем в школе Хогвартс в четвёртой книге. Заняла в нём последнее четвёртое место. На Святочном балу Флёр появилась с Роджером Дэвисом. Под воздействием чар Флёр, которыми она хотела околдовать Седрика Диггори, Рон Уизли также пригласил её, но получил отказ. После окончания «Шармбатона» Флёр Делакур устроилась на работу в банке «Гринготтс» в Лондоне, чтобы улучшить свой английский.

Вышла замуж за Билла Уизли. Обожает всю семью Уизли. Последние, поначалу, не отвечали взаимностью (кроме Билла) и между собой называли её Флегмой (в основном, Джинни) — этому способствовал её прямолинейный характер и склонность к резким высказываниям. Но, когда оборотень Фенрир Сивый покусал Билла, а Флёр не оставила намерения выйти за того замуж, это сильно улучшило отношение к ней остальных Уизли. Впоследствии родила дочь Мари-Виктуар, которая встречается с Тедди Люпином — сыном Нимфадоры Тонкс и Римуса Люпина. Также имеет дочь Доминик и сына Луи[24].

Имя Пол Чистота крови Волшебная палочка Роль в фильмах
Виктор Крам мужской чистокровный 27 см, саксаул, сухожилие дракона, довольно толстая и жесткая Станислав Яневский

Виктор Крам — студент школы магии и волшебства Дурмстранг, на четыре года старше Гарри Поттера. По книгам Крам выглядит старше своих лет, худой, имеет широкие густые брови, крупный крючковатый нос. На земле чувствует себя не так уверенно, как в небе, где походит на большую хищную птицу, — имеет плоскостопие, сутулится. Виктор нескандальный, угрюмоватый, честный, немногословный. По сюжету ненавидит Тёмную магию, в особенности Грин-де-Вальда.

Ещё не закончив школу, Виктор Крам был принят ловцом в сборную Болгарии по квиддичу. Уже тогда, в шестнадцать-семнадцать лет, многие считали Крама одним из самым выдающихся игроков мира. Ловец болгарской сборной по квиддичу.

В Хогвартсе был выбран «Чемпионом Дурмстранга» для участия в Турнире Трёх Волшебников. Там же встречает Гермиону Грейнджер и, судя по всему, влюбляется в неё. Сперва робко, а потом всё более настойчиво болгарин начинает ухаживать за юной гриффиндоркой. Гермиона принимает его приглашение на Святочный бал, но они расстаются друзьями. Потом регулярно переписываются (чем вызывают недовольство Рона).

По словам Роулинг, Крам нашёл себе пару в родной Болгарии[25].

Прочие
Аберфорт Дамблдор
Младший брат Альбуса, хозяин трактира «Кабанья голова» в Хогсмиде. Внешне очень похож на своего старшего брата. После того, как их родители погибли и Альбус вернулся домой после окончания школы, Аберфорт попадает в спор с братом и другом брата, Геллертом Грин-де-Вальдом. Это приводит к случайной смерти Арианы. На похоронах Арианы, Аберфорт публично заявляет вину Альбуса и бьёт его. Многими персонажами описывается как странный тип. Аберфорт спасает Гарри, Рона и Гермиону от Пожирателей смерти при появлении их в Хогсмиде. Аберфорт раскрывает трио некоторые факты, которые они не знали о семье Дамблдора. С помощью зеркала Сириуса, второе из пары которых находится у Гарри, Аберфорт следит за Гарри, Роном и Гермионой, помогая им. Также Аберфорт помогает Отряду Дамблдора, находящемуся под руководством Невилла Долгопупса, снабжая прячущихся учеников продовольствием. Кроме того, из Выручай-комнаты в трактир «Кабанья голова» проложен ещё один потайной ход, о котором дирекция школы не догадывается. Через этот ход и происходила эвакуация несовершеннолетних учеников из школы во время событий Битвы за Хогвартс. Аберфорт участвует и в битве. По словам Роулинг, пережил бой[26]. В фильме его роль исполняет ирландский актёр Киаран Хайндс.
Рита Скитер
Специальный корреспондент «Ежедневного пророка». Незарегистрированный анимаг: может превращаться в жука, что помогает ей добывать конфиденциальную информацию. Пользуется Прытко Пишущим пером. Известна тем, что с помощью своих статей из любого факта или домысла может раздуть скандал, при этом её не волнует, каков процент правды в этих статьях. Появляется в четвёртой книге, где описывает беспорядок на Кубке мира по Квиддичу, затем приезжает в Хогвартс в качестве представителя прессы с целью освещать ход Турнира. Все её статьи почти полностью являются ложью. В конце четвёртой книги Риту Скитер, обращённую в жука, ловит Гермиона Грейнжер. В пятой книге под давлением Гермионы (которая в случае отказа может открыть истину об анимагии Риты) Скитер берёт правдивое интервью у Гарри Поттера, которое затем публикуется в журнале «Придира». В седьмой книге Рита выпускает полностью перевраную биографию Альбуса Дамблдора, узнав часть информации незаконным путём (при помощи сыворотки правды) у Батильды Бэгшот. В фильмах Риту Скитер играет Миранда Ричардсон.
Гаррик Олливандер
Пожилой волшебник с большими глазами, длинными пальцами.

В свое время учился на Когтевране. Изготовитель и продавец волшебных палочек, по праву считается лучшим мастером Великобритании. Отличительной чертой его является то, что он помнит все палочки, которые когда-либо произвёл, и помнит, какая палочка кому досталась. Мало того, тщательные измерения параметров клиента (рост, размах рук, расстояние между различными частями тела и так далее) требуется мастеру лишь при подборе первой палочки. Впоследствии мистер Олливандер способен создать новую палочку для старого клиента и не прибегая к примеркам. Располагает информацией о «Старшей палочке». Впервые появляется в романе «Гарри Поттер и философский камень», где продаёт палочку Гарри Поттеру. В книге «Гарри Поттер и Кубок огня» проверяет состояние палочек участников Турнира Трёх Волшебников. В книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка» похищается Пожирателями Смерти и допрашивается Волан-де-Мортом. Под пытками выдаёт информацию про связь между палочками Гарри и Волан-де-Морта, а также информацию про Бузинную палочку. В книге «Гарри Поттер и Дары Смерти» освобождается эльфом Добби. В фильмах Олливандера играет Джон Хёрт.

Маглы

Имя Роль в фильмах
Вернон Дурсль (англ. Vernon Dursley) Ричард Гриффитс

Вернон Дурсль — первый персонаж, описывающийся в книге. Вернон — человек солидный и уже в возрасте. Женившись на Петунье (сестре Лили Поттер), он тем самым стал дядей Гарри Поттера. У Вернона и Петуньи есть сын Дадли. Вернон описан как крупный мясистый мужчина, у которого практически полностью отсутствовала шея, зато под носом росли очень длинные усы. Является директором компании «Граннингс», производящей дрели. Магл до мозга костей, человек, совершенно лишённый воображения, ненавидящий всё экстравагантное и необычное, поэтому тётя Петунья нашла в нём родственную душу.

Вернон любит и свою жену, и своего единственного сына. В Дадли он видит продолжение себя, поэтому частенько хвалит сынка при малейшем удобном случае, не замечая его недостатков и не реагируя на них. Дядя Вернон — примерный семьянин, домосед, не пьёт, не курит и за своих домочадцев готов встать горой. Увы, весь этот набор прекрасных качеств портит узкость мышления Вернона. Да ещё то, что к племяннику своей жены, сироте Гарри Поттеру, он относится не как к ребёнку, а как к врагу, которого вынужден терпеть в своём доме. Когда Гарри начинает учиться в школе магии и волшебства Хогвартс, Вернон начинает относиться к племяннику как к бомбе замедленного действия.

Имя Роль в фильмах
Петунья Дурсль (англ. Petunia Dursley) Фиона Шоу

Петунья Дурсль — жена Вернона Дурсль и мать Дадли, а также — сестра Лили Поттер, матери Гарри. Худощавая блондинка с лошадиными зубами и длинной шеей, которая пришлась очень кстати Петуньи с её любовью высматривать недостатки за соседскими заборами. Девичья фамилия — Эванс.

В отличие от сестры, не обладала волшебными способностями и очень расстраивалась из-за этого, даже писала письма директору «Хогвартса» Альбусу Дамблдору с просьбой принять её в школу, но Дамблдор, разумеется, принять её не мог, так как волшебником невозможно стать, им надо родиться. Из-за того, что она не может учиться в школе волшебников, а её сестра может, она поссорилась с сестрой ещё в тот день, когда та в первый раз поехала на вокзал Кингс-Кросс, чтобы учиться в «Хогвартсе». С этого же дня она начала презирать магию и даже старалась не произносить вслух слов, связанных с магией.

Вышла замуж за Вернона Дурсля, который также презирал магию и всё, что с ней связано. У них родился сын Дадли. После смерти своих родителей в доме Дурслей стал жить Гарри Поттер. Петунья Дурсль дурно относилась к племяннику, так как он был сыном её нелюбимой сестры и волшебником.

Имя Роль в фильмах
Дадли Дурсль (англ. Dudley Dursley) Гарри Меллинг

Дадли Дурсль — сын Петуньи и Вернона Дурсль, двоюродный брат Гарри Поттера, старше его на несколько месяцев.

Дадли Дурсль в детстве напоминал большой розовый мяч в разноцветных чепчиках. Десять лет спустя, из него вышел крупный светловолосый мальчик. Дадли Дурсль был толстым и ненавидел физические упражнения, хотя избить кого-нибудь он был совсем не против. Любимой «грушей» Дадли был Гарри, но Дадли далеко не всегда удавалось поймать кузена. Дадли был в четыре раза крупнее его, а старые вещи Дадли доставались Гарри Поттеру, чтобы он их донашивал.

Гарри отучился в Хогвартсе один год и постоянно пугал Дадли тем, что превратит его в кого-то наподобие навозного жука. Позже Дурсли узнали, что Гарри нельзя колдовать вне школы.

В четвёртой книге близнецы Фред и Джордж, посетившие Дурслей, чтобы забрать Гарри Поттера с собой, и знавшие, что Дадли был к этому времени посажен на диету, подсунули ему конфету, от которой у Дадли вырос язык длиной в 4 фута. В пятой книге Дадли и Гарри, находившиеся в одиночестве во дворе, были атакованы дементорами. Вызвав Патронуса, Гарри спас себя и Дадли, который затем обвинил Поттера в том, что он якобы наслал на него заклятие. В седьмой книге, при эвакуации Дурслей Дадли признал, что Гарри спас ему жизнь, и пожелал Гарри удачи.

Имя Роль в фильмах
Марджори Дурсль (англ. Marjorie Dursley) Пэм Феррис

Марджори Дурсль — родная сестра Вернона Дурсля, незамужняя и бездетная, обожающая родного племянника Дадли и своих двенадцать собак, особенно бульдога Злыдня. Описывается как толстая, вспыльчивая женщина средних лет. К Гарри она относится презрительно. В серии романов встречается только в одной главе — в третьей книге разозлённый Гарри невольно применяет к ней волшебство, раздувая её.

Отчасти её прототипом стала бабушка Джоан по материнской линии Фрида Волант. По словам писательницы её брак с дедушкой Эрни был «неудачным», а атмосферу, царившую в их доме, она называла «хаосом»[27].

Волшебные существа

Имя Пол Вид Дубляж в фильмах
Добби (англ. Dobby) мужской домовой эльф Тоби Джонс

Добби — домовой эльф (разумное существо), ранее принадлежащий Люциусу Малфою, но затем освобождённый Гарри Поттером. В книге эльф описывается как существо очень маленького роста с огромными глазами, размером которые напоминают теннисный мяч, и с большими ушами, похожими на крылья летучей мыши. За ослушание приказов хозяев нередко наказывает себя всевозможными способами.

Во второй книге, узнав от хозяина, что в Хогвартсе замышляется что-то недоброе, Добби сначала просит Гарри Поттера не ехать в Хогвартс, затем по причине отказа мальчика спешит предотвратить приезд любыми способами (включая самые нежелательные для Гарри и опасные для его здоровья), дабы уберечь его от неприятностей. В итоге из-за Добби мальчик оказывается в больничном крыле. Здесь у Гарри и Добби происходит второй разговор, во время которого Добби проговаривается, что тайная комната впервые открывалась пятьдесят лет назад. В конце второй книги Гарри в знак благодарности хитростью освобождает Добби от службы Малфою, после чего эльф становится свободным — как сам говорит, может служить кому угодно. Дамблдор устраивает Добби на работу в кухню Хогвартса (вместе с другими домовыми эльфами), причём, поскольку эльф требовал плату, директор платит ему один галлеон в неделю и предоставляет один выходной.

В четвёртой книге Добби, участвуя в плане Барти Крауча младшего по помощи Гарри Поттеру в прохождении Турнира Трёх Волшебников, сообщает о подробностях второго испытания Гарри и даёт Поттеру жабросли, которые похитил у Снегга. В пятой книге предупреждает Отряд Дамблдора в Выручай-комнате о скором появлении Амбридж. В шестой книге вместе с Кикимером следит за Драко Малфоем.

В седьмой книге, по просьбе Аберфота Дамблдора Добби помог Гарри Поттеру, Гермионе Грейнджер, Рону Уизли, Полумне Лавгуд, мистеру Олливандеру, Дину Томасу и гоблину Крюкохвату выбраться из поместья Малфоев. Был убит ножом, брошенным Беллатрисой Лестрейндж. Гарри Поттер собственноручно, без магии, похоронил Добби в саду коттеджа «Ракушка», принадлежащему Биллу и Флёр. На его надгробном камне рукой Гарри Поттера выведено: «Здесь лежит Добби, свободный эльф-домовик».

После выхода второго фильма лицо Добби сравнивалось россиянами с внешностью президента Владимира Путина[28].

Добби упомянут в 6 серии 3 сезона сериала «Убежище».

Имя Пол Вид Дубляж в фильмах
Кикимер (англ. Kreacher) мужской домовой эльф Тимоти Бейтсон,

Саймон Макбёрни

Кикимер — домовой эльф, принадлежавший семейству Блэков. Согласно роману, Кикимер достался в наследство Сириусу Блэку — крёстному Гарри Поттера. Ранее эльф принадлежал матери Сириуса и был очень предан ей, Сириуса же ненавидел, что постоянно и демонстрировал ему (хотя, как домовой эльф Блэков, был вынужден выполнять его приказания). Поскольку штаб-квартира Ордена Феникса находилась в родовом особняке Блэков, где обитал Кикимер, члены Ордена постарались очистить старый и грязный дом от хлама. Блэк выкидывал старые реликвии своих отца и матери, которые Кикимер очень любил.

В пятой книге, когда Блэку надоели оскорбительные ворчания Кикимера, Сириус крикнул домовику «Вон!». Кикимер истолковал это как «вон из дома» и отправился к последним потомкам Блэков, которых он уважал — к Малфоям. Когда Волан-де-Морт пытался заманить Гарри в Отдел Тайн, Кикимер по приказу обманул Гарри, передав ему из дома Сириуса информацию, что Блэка там нет, он отправился в Отдел Тайн.

Как выясняется в шестой книге, Кикимер по завещанию Сириуса Блэка перешёл в собственность Гарри Поттеру вместе с домом на площади Гриммо, 12. Гарри, не зная, как поступить с домовиком, отправил его на работу в Хогвартс. Будучи в Хогвартсе, Гарри давал эльфу задания вместе с Добби следить за Драко Малфоем.

В седьмой книге Гарри, вспомнив об одном из крестражей — медальоне Слизерина, который они видели в доме на площади Гриммо два года назад, позвал Кикимера. Эльф рассказал, что Регулус Блэк выкрал крестраж и, подменив поддельным, передал его Кикимеру, а сам был убит инферналами. Кикимер хранил медальон в доме на площади Гриммо. Он спас его от уборки, учинённой Сириусом Блэком, который собиралась его выкинуть. Но крестраж украл Наземникус Флетчер. Гарри дал Кикимеру задание найти вора и доставить в дом на площади Гриммо, и подарил эльфу поддельный медальон, созданный Регулусом Блэком. Растроганный домовик с этого момента стал считать Гарри хорошим хозяином и прекратил попытки каким-либо образом насолить ему. Медальон был найден.

Кикимер участвовал в Битве за Хогвартс вместе с другими домовыми эльфами.

Имя Пол Вид
Ви́нки (англ. Winky) женский домовой эльф

Ви́нки — домовой эльф семьи Краучей. Все её предки служили этой семье. Поэтому, когда на чемпионате мира по квиддичу в четвёртой книге, Барти Крауч уволил её, горю Винки не было границ. Хозяин дал ей одежду после того, как её нашли с палочкой Гарри Поттера, при помощи которой была сделана Чёрная метка. Это обстоятельство потрясла до глубины души Гермиону Грейнджер и она стала ярым борцом за их права. Истинная причина, по которой Крауч дал ей одежду, была другой: Винки должна была присматривать за сыном Крауча, которого он держал дома под заклятием Империус, однако Крауч младший освободился от заклятия и сбежал, что взбесило обычно выдержанного Крауча старшего.

Впоследствии Винки вместе с Добби устраивается на работу в Хогвартс, к другим эльфам-домовикам, но, в отличие от Добби, бесплатно. Своё горе Винки заливает сливочным пивом, постепенно превращаясь в вечно пьяное неопрятное существо. Только Добби продолжает о ней заботиться, остальные эльфы Хогвартса старательно делают вид, что Винки не существует. Но даже находясь уже на другом рабочем месте, даже раздавленная морально, даже абсолютно пьяная, Винки остро переживает за своего старого хозяина и свято оберегает его секреты.

Невероятно огромным потрясением для Винки было увидеть молодого Крауча в замке (она ведь не знала, что Барти-младший покинул родной дом и весь учебный год делал вид, будто он Аластор Грюм). Ещё большим потрясением было услышать его историю и признание, сделанное под действием сыворотки правды, в убийстве своего отца.

Пару лет спустя Гарри спрашивает Добби о Винки, и узнаёт, что эльфийка по-прежнему работает на кухне Хогвартса, и пить стала гораздо меньше.

Имя Пол Вид Дубляж в фильмах
Грохх, Гурп (англ. Grawp) мужской великан

Грохх — великан, младший брат Хагрида, сын великанши Фридвульфы. Он был меньше других великанов (всего 16 футов ростом), и потому они обижали его. Хагрид, который ласково называл его Грошиком, забрал великана в Хогвартс и поселил в Запретном лесу.

Грохх очень силён, он вырывает целые деревья с корнем ради забавы или когда сердится. Хагрид был вынужден держать его связанным, но при желании Грохх может разорвать верёвки.

Хагрид пытался учить брата английскому языку и однажды познакомил с Гроххом Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер, в надежде, что общение с людьми пойдёт ему на пользу. Грохх запомнил её. В пятой книге «Гарри Поттер и Орден Феникса» спасает (неумышленно) Гарри и Гермиону от разгневанных кентавров. В шестой книге присутствует на похоронах Дамблдора. В седьмой книге участвовал в битве за Хогвартс, сражаясь против великанов, пришедших с Тёмным Лордом.

Имя Пол Вид Дубляж в фильмах
Крюкохва́т, Гри́пхук, Грифук (англ. Griphook) мужской гоблин

Крюкохва́т — гоблин, работник банка Гринготтс.

Крюкохват появляется в первой книге, где сопровождает Хагрида и Гарри в сейф с деньгами. В седьмой книге пускается в бега из-за того, что его могут убить Пожиратели смерти. В бегах его сопровождает другой гоблин Кровняк и маглорождённый волшебник Дирк Крессвелл, потом к ним присоединились Тед Тонкс и Дин Томас. В ходе разговора, который подслушивают Гарри с друзьями, Крюкохват рассказывает, что меч Гриффиндора, который ему доверили отнести в сейф Пожиратели, ненастоящий. Вместе с Дином, Гарри, Роном и Гермионой гоблин попадает в плен к «егерям», дальше в особняк Малфоев. Оттуда его спасает Гарри Поттер. Некоторое время Крюкохват живёт в коттедже «Ракушка» у Билла и Флёр. Когда Поттер просит его помочь им проникнуть в банк, тот соглашается, но при условии, что они отдадут ему меч, потому что меч принадлежит гоблинам. Гарри даёт ему такое слово, хотя Крюкохват не до конца ему верит. Обдумав план, герои проникают в сейф Лестрейнджей, но, когда прибегает охрана, Крюкохват в суматохе прибирает к лапам меч и убегает. В фильме был убит Волан-де-Мортом.

Имя Пол Вид Дубляж в фильмах
Похлеба́ (англ. Hoky) женский домашний эльф

Похлеба́ — домашний эльф, принадлежавший Хэпзибе Смит, владелице медальона Слизерина и чаши Пуффендуй. Все предки Похлебы служили этой семье.

Когда Волан-де-Морт убил Хэпзибу, он изменил память Похлебе. В результате во время допроса в Министерстве Магии Похлеба призналась, что насыпала в какао хозяйки что-то, оказавшиеся не сахаром, а смертоносным малоизвестным ядом. Было решено, что сделала она это не нарочно, а просто по причине старости и бестолковости, а так как она была домовым эльфом, провести дальнейшее расследование никто не потрудился. Через некоторое время после ареста эльфихи Альбус Дамблдор установил её невиновность и добивался освобождения из Азкабана, однако сама Похлеба до этого не дожила.

Имя Пол Вид
Фо́укс (англ. Fawkes) мужской феникс

Фо́укс — феникс, «домашнее животное» Альбуса Дамблдора. Выглядит, как рыжевато-малинового цвета птица величиной с лебедя, имеющая сверкающий золотой хвост, длинный, как у павлина, блестящие золотые лапы, острый золотой клюв и чёрные глаза-бусины. Волшебные палочки Гарри и Волан-де-Морта сделаны из перьев хвоста Фоукса.

В книге «Гарри Поттер и Тайная комната» Гарри видит Фоукса в кабинете Дамблдора — там феникс выглядит как дряхлая птица, похожая на полуощипанную индюшку. Потом Фоукс внезапно загорается, превращается в огненный шар, а после возрождается из пепла как крохотный сморщенный птенец. В конце книги Фоукс приносит Гарри Поттеру меч Гриффиндора, находящийся внутри Распределяющей шляпы, и ослепляет василиска, выклевав ему глаза. После того, как Гарри побеждает василиска и уничтожает крестраж Волан-де-Морта, Фоукс поднимает Гарри, Златопуста Локонса, Джинни и Рона Уизли на поверхность. Слезы Фоукса излечивают Гарри от смертельной раны. В книге «Гарри Поттер и Принц полукровка» Альбус Дамблдор покидает Хогвартс, исчезнув вместе с Фоуксом. После смерти Дамблдора Фоукс всю ночь летает вокруг Хогвартса и оплакивает своего хозяина.

Имя Пол Вид
Живогло́т, Криволап, Косолапсус, Крукшанс (англ. Crookshanks) мужской Кот

Живоглот — кот Гермионы, которого она купила себе «в подарок на день рождения» в третьей книге. Рыжий Живоглот сразу не понравился Рону. Главным образом потому, что косо посмотрел на его крысу Коросту. Кот-то он не обычный, а с магическими способностями. Роулинг подтвердила, что Живоглот наполовину низл — умное котоподобное существо, способное определять ненадёжных людей.[29]

В появившемся потом возле Хогвартса волкодаве он сразу распознал волшебника, Сириуса Блэка. Правда, с Сириусом они быстро нашли общий язык и подружились. Теперь Живоглот охотился за Коростой для того, чтобы принести Питера Петтигрю Сириусу. Когда крыса пропадает, Рон, думая, что виновник этого — Живоглот, ссорится с Гермионой.

Живоглот эпизодически появляется и в последующих книгах серии.

Имя Пол Вид
Флоренц (англ. Firenze) мужской Кентавр

Флоренц — кентавр. Впервые появляется в книге «Гарри Поттер и философский камень», где спасает Гарри Поттера от Волан-де-Морта, сидящего в теле профессора Квиррелла, а потом сажает мальчика себе на спину, чтобы быстрее покинуть опасное место, чем вызывает бешеное возмущение Бейна, главного кентавра. Был изгнан из стада Кентавров, проживающего в Запретном лесу, за предательство, которое Бейн никогда не прощал никому из кентавров: лояльное отношение к людям. По просьбе Альбуса Дамблдора Флоренц стал преподавать Прорицания ученикам Хогвартса с пятой книги. Сивилла Трелони недолюбливала Флоренца, так как вынуждена была разделить с ним преподавание Прорицаний. В «Дарах Смерти» сражался в битве за Хогвартс. Был ранен в этой битве, но выжил. Был принят обратно в стадо.

Имя Пол Вид
Пивз (англ. Peeves) мужской полтергейст В фильмах не участвует

Пивз — полтергейст, обитатель школы «Хогвартс». Не считается призраком. Постоянно творит безобразия — швыряется всем, что попадается под руку, ломает и портит предметы обстановки, наносит на них непристойные надписи, дразнит учеников.

Пивз выглядит как маленький человечек в яркой одежде. Он носит шляпу с бубенчиками и оранжевый галстук-бабочку. У него злобные чёрные глазки и широкий рот. В отличие от призраков, Пивз не прозрачен и не бесплотен, но умеет летать, становиться невидимым и проходить сквозь стены. Уязвим к магии.

Пивз боится Кровавого Барона и оказывает некоторое уважение Дамблдору и Макгонагалл. Вместе с другими обитателями Хогвартса он принимает деятельное участие в сопротивлении Долорес Амбридж и особенно рьяно выпроваживает Долорес из школы после её увольнения. Получает колоссальное удовольствие, участвуя в битве за Хогвартс и бросая плоды цапня на головы Пожирателей Смерти.

Имя Пол Чистота крови Факультет Вид Роль в фильмах
Плакса Миртл (англ. Moaning Myrtle) женский маглорожденная Когтевран[30] привидение Ширли Хендерсон

Плакса Миртл — привидение, обычно обитающее в женском туалете на втором этаже школы «Хогвартс». Миртл выглядит как вечно унылая девочка, толстенькая, небольшого роста, в очках с толстыми стёклами и с многочисленными прыщами. Волосы у неё длинные и растрёпанные, а глазки маленькие. Маглорождённая, при жизни училась на факультете Когтевран[30][31][32]. До того, как стать привидением, погибла от взгляда василиска после открытия Реддлом Тайной комнаты.

Во второй книге Миртл указывает Гарри вход в Тайную комнату, в четвёртой — помогает ему с прохождением второго испытания Турнира Трёх Волшебников. В шестой — помогает Драко Малфою. Была влюблена в Гарри.

Имя Пол Вид Дубляж в фильмах
Клювокрыл (англ. Buckbeak) мужской гиппогриф в фильме не разговаривает

Клювокрыл — Гиппогриф, в третьей книге прирученный Хагридом для урока Ухода за магическими существами. В той же книге был спасен Гарри Поттером и Гермионой Грейнджер. Принимал непосредственное участие в спасении Сириуса Блэка.

В четвёртой книге возвращается в Хогвартс вместе с Сириусом Блэком (глава «Возвращение Бродяги»).

На протяжении всей пятой книги живёт на чердаке Штаб-квартиры Ордена Феникса. После падения Сириуса Блэка за арку был снова отдан Хагриду, который, чтобы сохранить возвращение гиппогрифа в тайне, дал ему новое имя — Махаон.

Напишите отзыв о статье "Список основных персонажей серии романов о Гарри Поттере"

Примечания

  1. [tv-park.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=548:2012-01-16-14-54-31&catid=155:2010-12-09-11-50-27&Itemid=793 МИФИЧЕСКИЕ КИНОГЕРОИ] (рус.). ТВ-парк. Проверено 14 февраля 2012. [www.webcitation.org/6AOqLhZ2o Архивировано из первоисточника 3 сентября 2012].
  2. Шон Смит. Глава вторая. Книжный Ребёнок // Биография создателя Гарри Поттера. — М.: Астрель, 2002. — С. 39. — 314 с. — 10 000 экз. — ISBN 1-85479-820-0.
  3. [books.google.ru/books?id=qQYfoV62d30C&pg=PA25&dq=Harry+Potter+Natalie+McDonald&redir_esc=y#v=onepage&q=Harry%20Potter%20Natalie%20McDonald&f=false Philip Neil. J.K. Rowling’s Harry Potter novels: a reader’s guide.]
  4. 1 2 3 [www.the-leaky-cauldron.org/2007/7/30/j-k-rowling-web-chat-transcript J.K. Rowling Web Chat Transcript — The Leaky Cauldron]
  5. Михаил Попов [www.mirf.ru/Articles/art1955.htm Два сапога — одного поля ягоды. Самые-самые… фантастические близнецы!] // Мир фантастики. — 2007. — № 45. — С. 104—110.
  6. Кумейко, Инна. [chel.kp.ru/daily/24007.5/83861/ Трудности перевода, или ошибки седьмой книги про Гарри Поттера]. Комсомольская правда. Проверено 24 августа 2015.
  7. В русскоязычном переводе - профессором Зельеварения, что является следствием ошибки переводчика[6]; позже эта ошибка была исправлена].
  8. Фрай, Стивен [www.accio-quote.org/articles/2003/0626-alberthall-fry.htm J.K. Rowling at the Royal Albert Hall]. MSN.com, on Accio Quote! (26 June 2003). Проверено 31 декабря 2010. [www.webcitation.org/69hk3Achl Архивировано из первоисточника 6 августа 2012].
  9. Гарри Поттер и Орден Феникса (фильм)
  10. Его мать была маглорождённой, о чём упоминается в восьмой главе «Даров Смерти».
  11. [www.yarik.com/hp/articles/2001.shtml Стенограмма беседы Yahooligans! С Дж. К.Роулинг]
  12. [the-leaky-cauldron.org/2007/7/30/j-k-rowling-web-chat-transcript J.K. Rowling Web Chat Transcript — The Leaky Cauldron]
  13. [the-leaky-cauldron.org/2007/7/30/j-k-rowling-web-chat-transcript J.K. Rowling Web Chat Transcript — The Leaky Cauldron]
  14. Гарри Поттер и Кубок огня
  15. Гарри Поттер и Орден Феникса
  16. В 5-й и 6-й книгах
  17. В 7-й книге
  18. Гарри Поттер и Орден Феникса
  19. About the Books: transcript of J.K. Rowling’s live interview on Scholastic.com", Scholastic.com, 16 October 2000, www.accio-quote.org/articles/2000/1000-scholastic-chat.htm  (англ.)
  20. Интервью ДКР на Scholastic.com, 16 октября 2000 www.yarik.com/hp/articles/2002.shtml  (рус.)
  21. [www.jkrowling.com/textonly/en/faq_view.cfm?id=117 What houses were Tonks and Myrtle in?]
  22. Гарри Поттер и Дары Смерти, Глава 24
  23. [www.the-leaky-cauldron.org/2007/7/30/j-k-rowling-web-chat-transcript J.K. Rowling Web Chat Transcript], The Leaky Cauldron.
  24. [www.hp-lexicon.org/wizards/weasley.html HPL: The Weasley Family]
  25. [www.accio-quote.org/articles/2007/0730-bloomsbury-chat.html 2007: Accio Quote!, the Largest Archive of J.K. Rowling quotes on the web]
  26. [www.bloomsbury.com/jkrevent Harry Potter]
  27. Шон Смит. Глава вторая. Книжный Ребёнок // Биография создателя Гарри Поттера. — М.: Астрель, 2002. — С. 54. — 314 с. — 10 000 экз. — ISBN 1-85479-820-0.
  28. [news.bbc.co.uk/hi/russian/life/newsid_2678000/2678641.stm Эльф Добби "списан" с Путина?] (рус.), BBC Russian (21 января 2003). Проверено 4 марта 2012.
  29. [www.jkrowling.com/textonly/en/extrastuff_view.cfm?id=10 J.K.Rowling Official Site]
  30. 1 2 www.hp-lexicon.org/wizards/myrtle.html
  31. [www.jkrowling.com/textonly/en/faq_view.cfm?id=117 J.K.Rowling Official Site]
  32. [archive.is/o7ZTd#selection-269.0-273.38 Архивная копия]

Отрывок, характеризующий Список основных персонажей серии романов о Гарри Поттере

Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.