Дусаев, Олег Семёнович

Олег Семёнович Дусаев
Имя при рождении:	Олег Семёнович Дусаев
Род деятельности:	журналист, телеведущий, публицист, пианист, педагог
Дата рождения:	10 июля 1980(1980-07-10) (43 года)
Место рождения:	Казань, Республика Татарстан, СССР
Гражданство:	Россия Россия
Супруг:	Дмитрий Игоревич Степанов
Награды и премии:	Лауреат международных конкурсов

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Олег Семёнович Дусаев (10 июля 1980, Казань) — российский пианист, педагог, журналист, телеведущий, публицист. Стал широко известен после того, как в августе 2013 года совершил так называемый coming out, то есть публично сообщил о том, что он гомосексуал. Информация вызвала широкий резонанс, который серьёзно повлиял на его жизнь и карьеру.

Образование

Родился 10 июля 1980 года в Казани. С 1986 по 1992 год учился в средней специальной музыкальной школе при Казанской государственной консерватории у известного педагога Киры Шашкиной, первой учительницы знаменитого пианиста Михаила Плетнёва. Продолжил обучение у неё же в Центральной средней специальной музыкальной школе при Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского. Школу окончил в 1998 году. В этом же году поступил в Московскую консерваторию, где обучался в классе знаменитого профессора Веры Горностаевой. С 2003 по 2005 годы учился у Горностаевой в аспирантуре Московской консерватории. Аспирантуру не закончил. В годы учёбы был стипендиатом благотворительного фонда Новые имена, благотворительного фонда Владимира Спивакова, благотворительного фонда Мстислава Ростроповича.

Конкурсы и фестивали

В 1992 году Олег Дусаев стал победителем международного конкурса пианистов имени Балиса Дварионаса в Вильнюсе, Литва. В 1995 году участвовал в международном конкурсе имени Фридерика Шопена в Гёттингене, Германия. В 1997 году был участником международного конкурса памяти Владимира Горовица в Киеве, Украина. В 1998 году участвовал в Московском фестивале молодых пианистов имени Генриха Нейгауза. В 2000 году получил 1 премию на международном конкурсе пианистов в Обнинске (Россия). В 2001 году стал лауреатом 2 премии первого всероссийского конкурса-фестиваля концертмейстеров в Москве (Россия). В 2002 году принимал участие в международном музыкальном фестивале на Узедомских островах в Германии наряду с Михаилом Горбачёвым, Мстиславом Ростроповичем, Владимиром Спиваковым. В 2002 году получил 3 премию на Конкурсе детской песни в Москве (Россия) за создание песни «Город мастеров». В этом же году получил диплом лучшего концертмейстера на международном конкурсе вокалистов Bella Voce в Москве, Россия. Также в 2002 году стал финалистом международного конкурса пианистов в Танбридж-Уэллсе (Великобритания). В разные годы участвовал в фестивалях «Культура — третьему тысячелетию» в Оружейной палате Московского Кремля, «Шедевры и виртуозы» в Риге (Латвия), «Молодые таланты России на родине Чайковского» в Удмуртии, «Пианофорум» в Казани и других.

Концертная и преподавательская деятельность

До 2006 года выступал в разных городах России и Европы. С 2001 по 2004 гг. работал концертмейстером, а затем преподавателем по классу фортепиано в Детской музыкальной школе академического музыкального училища при Московской консерватории. В течение нескольких лет сотрудничал с композитором Алексеем Айги, исполняя и записывая его киномузыку в составе ансамбля 4’33. Выступал с различными камерными и симфоническими оркестрами, в том числе Российским Национальным Оркестром, Камерным оркестром Московской консерватории, Ижевским симфоническим оркестром, Симфоническим оркестром государственной филармонии на Кавказских Минеральных Водах. В 2006 году завершил исполнительскую и преподавательскую деятельность. Несколько лет Олег Дусаев был помощником знаменитого пианиста Николая Петрова.

Журналистика

Будучи аспирантом, начал работать в 2004 году внештатным корреспондентом программы «Новости культуры» на телеканале «Культура». В 2004 году создал авторскую программу о классической музыке «БлокНОТ», которую вёл до октября 2006 года. В те годы это была одна из немногих программ о классической музыке на федеральном телевидении. В 2006 году на пресс-конференции Президента России Владимира Путина задал вопрос главе государства об ответственности российских СМИ.

Работал ведущим новостей на телевидении Западного Административного Округа города Москвы, редактором телеканала ТВ Центр, ведущим радио-программы «Сильное впечатление» на радио Культура и программы «Грамотей» на радио Голос России, сотрудничал с Независимой газетой.

В 2007—2008 гг. работал корреспондентом отдела культуры журнала The New Times, ведущим ток-шоу на портале newtimes.ru. В журнале The New Times в эти годы выходили материалы Дусаева, среди которых выделяются интервью со знаменитыми музыкантами и деятелями культуры, такими, как Мстислав Ростропович, Григорий Померанц, Николай Петров, Гидон Кремер, София Губайдулина, Эльдар Рязанов, Родион Щедрин, Владимир Ашкенази и многие другие.

В прямом эфире newtimes.ru у Дусаева побывали известные политики и оппозиционеры: Алексей Навальный, Илья Яшин, Ирина Хакамада, Валерия Новодворская, гей-активист Николай Алексеев и многие другие.

Увольнение с радио «Культура»

В ноябре 2007 года радио «Культура» прекратило трудовые отношения с Дусаевым после того, как в журнале The New Times вышла его статья «Бескультурная частота», в которой говорилось о возможном закрытии радиостанции.

Камин-аут и увольнение с телеканала «Россия-Культура»

С 2008 года Олег Дусаев работал на телеканале Россия-Культура шеф-редактором группы выпуска новостей, с 2011 руководителем итоговой информационно-аналитической программы «Контекст».

30 августа 2013 года Олег Дусаев объявил на своей странице в facebook о том, что он гей.

Он сказал:

Честно и открыто я хочу сказать вам о том, что я гей. Тем, кто поспешит удалить меня из своих друзей, я хочу сообщить на прощание, что ориентация, гетеросексуальная или гомосексуальная, по моему мнению, не является определяющим фактором в отношении к жизни и к людям. Я остался совершенно таким же человеком, каким вы знали меня прежде

— [www.gay.ru/news/rainbow/2013/08/30-26912.htm"Гей.ру"]

.

Это заявление получило большой резонанс. В интервью телеканалу Дождь Дусаев сообщил, что на следующий день после его сообщения в facebook с ним перестали здороваться некоторые коллеги на телеканале Россия-Культура. 5 сентября 2013 года Дусаев получил приказ о том, что его контракт с телеканалом Россия-Культура будет расторгнут 19 сентября 2013 года. О причинах увольнения он не сообщил, однако гей-ресурсы указывали на то, что это уход в результате «гомофобной травли». Другие СМИ так же высказывали предположения, что признание в гомосексуальности могло стать причиной увольнения Дусаева.

Заключение брака

24 октября 2013 года Олег Дусаев заключил брак в мэрии Нью-Йорка со своим партнёром, психологом Дмитрием Степановым. Свидетелем на свадьбе был друг гомосексуальной пары, известный российский журналист, ранее также заявивший о своей гомосексуальной ориентации Антон Красовский. Сразу после свадьбы в родном городе Дмитрия Степанова Саранске в популярной местной газете «Столица С» вышло два больших материала подряд, посвященных гей-браку, в которых его осуждали родственники и знакомые семьи Степановых. В это же время британская газета Guardian поставила историю Дусаева в ряд 30 историй геев во всем мире в 2013 году. В России этот брак не может быть официально признан, так как согласно Семейному кодексу Российской Федерации «…регулирование семейных отношений осуществляется в соответствии с принципами добровольности брачного союза мужчины и женщины».

==Иммиграция== В октябре 2013 года бежал из России с будущем мужем. В мае 2015 года получил политическое убежище в США. В сентябре 2016 года получил Грин Карту.

Христианство

Дусаев часто высказывается о христианстве и называет себя христианином. В 2008 году он записал аудио книгу Клайва Стейплза Льюиса «Просто христианство». Несколько лет Олег Дусаев был волонтёром в Российской Детской Клинической Больнице.

Ссылки

• [facebook.com/dusaev Официальная страница Дусаев, Олег Семёнович] в социальной сети Facebook
• Дусаев, Олег Семёнович в «Твиттере»
• www.theguardian.com/world/interactive/2013/nov/15/gay-lesbian-around-world
• www.quarteera.de/news/olegdusaevkommtraus
• lettera22.it/showart.php?id=12695&rubrica=11
• news.sky.com/story/1146438/russia-gay-rights-olympics-protest-broken-up
• m.thenewcivilrightsmovement.com/thenewcivilrights/#!/entry/breaking-russia-dismisses-acclaimed-journalist-who-came-out-as-gay,526d1de9025312186c718c99
• www.snob.ru/profile/26658/blog/68543

Отрывок, характеризующий Дусаев, Олег Семёнович

– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.