Духоборческий погром (1895)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Духоборческий погром — погром в общине «Большой партии» духоборцев, совершённый правительственными войсками в 1895 году.

После смерти лидера духоборцев, Лукерьи Калмыковой, в общине произошёл раскол. Часть духоборцев пошла за зажиточным Михаилом Губановым, а часть, более крупная, состоящая в основном из бедных духоборцев, за фаворитом Лукерьи, Петром Веригиным. Пошедшие за Веригиным получили название «Большой партии» из-за своей численности в 11 тысяч человек. В том же году, когда произошёл раскол, в кавказском регионе был издан закон о всеобщей обязанности нести воинскую службу. Одним из догматических законов духоборцев всегда являлось ненасильственное сопротивление, а потому служба в вооружённых силах была противна самой сущности движения.

В 1895 году Веригин сказал, что «...уместно было бы духоборцам, как и христианам нынешнего времени, совсем отказаться от военной службы. Оружие, какое есть у духоборцев, например, ружья, револьверы, сабли, кинжалы, которые приобрели они, удаляясь от учения Христа, все собрать в одно место и в знак непротивления злу злом и во исполнение заповеди «не убий» предать сожжению».

29 июня духоборцы числом около 2 тысяч человек из 7 сёл Елизаветопольской, Тифлисской губерний и Карсской области, с исполнением псалмов, сожгли всё оружие, наличествующие в общине. Губернатор Георгий Шервашидзе посчитал выступление духоборов бунтом. Для наведения порядка он послал части 1-го конного Уманского полка кутаисского казачьего войска под командованием есаула Праги. Мужчины-духоборцы образовали круг, а дети и женщины остались в её центре. Казаки атаковали круг духоборцев, в результате чего несколько человек погибли. После казаки отправились в селения духоборцев, участвовавших в сожжении оружия, где устроили погромы. После этого, Шервашидзе вызвал духоборцев к себе с требованием военной службы, однако те ответили отрицательно.

Тогда Шервашидзе отправил казаков, отказавшихся продолжать погромы, в казармы и призвал лезгинскую жандармерию. После этого, 6 дней в сёлах проходили погромы: всё имущество селян было разграблено, женщины были выпороты и изнасилованы, а сёла сожжены. Выживших духоборцев числом около 4000 человек отправили в горы, где погибло около тысячи человек. 330 духоборов арестованы и направлены в штрафные войска, оставшиеся оправлены в долгую 18-летнюю ссылку. Впоследствии ещё 4300 человек, из числа не участвовавших в сожжении оружия, были отправлены в Кахетию и Картли без права продажи недвижимого имущества.

Швейцарский журнал «Работник» написал: «Эта возмутительная история стоит того, чтобы на неё было обращено большое внимание. Она вскрывает нам тот страшный азиатский деспотизм, который совершенно немыслим в цивилизованной стране».

Напишите отзыв о статье "Духоборческий погром (1895)"



Ссылки

  • [magazines.russ.ru/novyi_mi/2011/1/si10.html Лев Симкин. Путешествия духоборов]

Литература

  • Алла Беженцева. Страна Духобория. — Тбилиси: Международный культурно-просветительский Союз «Русский клуб», 2007.


Отрывок, характеризующий Духоборческий погром (1895)

Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.