Семинария
Поделись знанием:
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
(перенаправлено с «Духовная семинария»)
 |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
Духо́вная семина́рия (от лат. seminarium — рассадник) — учебное заведение для подготовки христианского духовенства.
Содержание
- 1 История в Русской Православной церкви
- 2 В современной РПЦ
- 3 Православные семинарии
- 3.1 Русская православная церковь
- 3.2 Болгарская православная церковь
- 3.3 Грузинская православная церковь
- 3.4 Православная Церковь в Америке
- 3.5 Сербская православная церковь
- 3.6 Александрийская православная церковь
- 3.7 Антиохийская православная церковь
- 3.8 Иерусалимская православная церковь
- 3.9 Семинарии других православных поместных церквей
- 4 Протестанты
- 5 Католические семинарии в России и СНГ
- 6 См. также
- 7 Примечания
- 8 Ссылки
История в Русской Православной церкви
- См. также в статье Церковная реформа Петра I
В Российской империи (Северо-восточной России) семинарии (архиерейские школы) начали учреждаться в начале XVIII века, обычно при архиерейских домах; были преимущественно сословными учебными заведениями для сыновей духовенства и не имели первоначально целью подготовку обязательно священнослужителей, ввиду определённой нехватки мест для клириков.
В XVIII веке полный курс, имевшийся далеко не везде[1], мог занимать 8 лет в следующих ступенях («классах»): фара (или аналогия), инфима, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия, богословие. В основе всей системы обучения лежало совершенное овладение латинским языком; все прочие знания давались попутно, из чтения латинских текстов. Постепенное введение греческого началось в конце XVIII века, при митрополите Московском Платоне (Левшине).
В 1814—1818 году была предпринята реформа духовных школ в Российской империи, в результате которой семинарии по своему статусу стали равны гимназиям, тогда как академии представляли собой высшие духовные заведения[2]. До конца 1870-х годов окончившие курс семинарий имели свободный доступ в высшие учебные заведения, наравне с гимназистами; затем доступ этот был закрыт.
Под влиянием митрополита Филарета (Дроздова) в XIX веке происходил постепенный отход от латинский схоластики.
По определению [dlib.rsl.ru/viewer/01003550911#?page=4 устава духовных семинарий 1884 года], семинарии представляли собою «учебно-воспитательные заведения для приготовления юношества к служению православной церкви». Семинарии находились под общим управлением Святейшего Синода, состояли в непосредственном ведении епархиальных архиереев, имевших высшее наблюдение за направлением преподавания, за воспитанием учащихся и за выполнением правил устава в общем. Семинарии содержались на средства Св. Синода и на пособия, отпускаемые из государственного казначейства. Непосредственное управление семинарией принадлежало ректору, инспектору и правлению, имеющему собрания педагогические и распорядительные.
Обучение в семинариях было бесплатным, причём сироты и дети бедных родителей принимались на казённое содержание. Курс обучения составлял шесть лет. В семинарии принимались молодые люди православного исповедания из всех сословий, как уже обучавшиеся в других учебных заведениях, так и получившие домашнее образование; для поступления в 1-й класс установлен был возраст от 14 до 18 лет. Преобладающее значение в учебном курсе семинарий занимали богословские науки, но в значительном объёме преподавались и науки общеобразовательные, входившие в курс классических гимназий. Для оценки знаний использовалась бальная система: 5 — отлично, 4 — очень хорошо, 3 — хорошо, 2 — посредственно, 1 — слабо. Учащиеся первых трёх классов, показавшие слабые результаты, могли оставляться однократно на второй год в том же классе.
Лучшие воспитанники продолжали обучение в духовных академиях; большая часть воспитанников определялась епархиальным начальством на места священно- и церковнослужителей либо на должности учителей и надзирателей в духовно-учебные заведения.. В конце XIX века лучшим из окончивших курс семинарий было также дозволено поступать в Томский и Юрьевский университеты.
К началу XX века существовало 55 духовных семинарий, в которых учились около 18 тысяч человек.
В современной РПЦ
Согласно данным, приведённым патриархом Алексием II на Епархиальном собрании города Москвы 24 декабря 2007[3], в Русской православной церкви (без учёта РПЦЗ) было 38 духовных семинарий. В современной РПЦ действует 51 духовная семинария.
В основу деятельности семинарий РПЦ положены «Концепция высшего Духовного образования Русской Православной Церкви» и «Церковный образовательный стандарт высшего образования специалиста в области православного богословия (Семинария)», принятые Священным Синодом РПЦ 21 августа 2007 года[4] по докладам Председателя комиссии по подготовке концепции Духовного образования Русской православной церкви и анализу проводимых реформ духовных школ, архиепископа Тобольского и Тюменского Димитрия (Капалина) и Председателя Учебного комитета Московского патриархата архиепископа Верейского Евгения (Решетникова). Благодаря этим документам семинария стала высшим учебным заведением РПЦ.
Болонский процесс в РПЦ
По инициативе Святейшего Патриарха Кирилла в РПЦ начинается реформирование духовного образования. Преобразования нацелены на интеграцию российского духовного образования в европейское и отечественное образовательное и научное пространство. Главная цель реформы — это повышение уровня качества духовного образования России[5].
В соответствии с Болонским процессом духовное образование в РПЦ будет трёхуровневым[6]:
- Первый уровень — Бакалавриат, итогом которого становится написание дипломной работы на соискание степени «Бакалавр богословия». Как и любой другой бакалавриат в России, это завершённое высшее образование. Термин «семинария» является вторым равнозначным наименованием бакалавриата как духовного учебного заведения в РПЦ. В некоторых богословских учебных заведениях бакалавриат включает 4 обязательных года и 1 пастырский и практический год обучения в Семинарии, итогом которого становится написание Дипломной работы на соискание степени «Бакалавр богословия». В других бакалавриатом называется пятилетнее образование: подготовительный («нулевой») курс + 4 года основного образования. В последнем случае зачисление на 1 курс бакалавриата производится не столько по результатам успеваемости на подготовительном курсе, сколько по результатам дисциплинарных наблюдений. В основу деятельности бакалавриата (семинарий) РПЦ положены «Концепция высшего Духовного образования Русской Православной Церкви» и «Церковный образовательный стандарт высшего образования специалиста в области православного богословия (Семинария)», принятые Священным Синодом РПЦ 21 августа 2007 года[4] по докладам Председателя комиссии по подготовке концепции Духовного образования Русской православной церкви и анализу проводимых реформ духовных школ, архиепископа Тобольского и Тюменского Димитрия (Капалина) и Председателя Учебного комитета Московского патриархата архиепископа Верейского Евгения (Решетникова). Благодаря этим документам семинария и превратилась в высшее учебное заведение РПЦ.
- Второй уровень — Магистратура: 2-х годичная программа при Духовных Академиях и других богословских учебных заведениях РПЦ, итогом которой становится написание Магистерской диссертации на соискание степени «Магистр богословия». С недавнего времени в некоторых Духовных академиях РПЦ написание Магистерской диссертации является условием обучения в Магистратуре. С началом Болонского процесса в РПЦ термин «Академия» стал иметь двоякое значение: с одной стороны им как официально, так и неофициально называют Магистратуру, с другой — учебное заведение, объединяющее в себе несколько звеньев богословского образования РПЦ, например, бакалавриат (семинарию), Магистратуру, Аспирантуру и Докторантуру.
- Третий уровень — Аспирантура: 3-х годичная программа в Духовных Академиях, итогом которой становится написание Кандидатской диссертации на соискание степени «Кандидат богословских наук» (в европейской классификации — «Доктор теологии I степени»). Особо отличившиеся Кандидаты богословия могут продолжить заниматься богословскими науками в Докторантуре при Общецерковной аспирантуре и докторантуре им. свв. Кирилла и Мефодия, и защитить Докторскую диссертацию на соискание степени «Доктор богословия» (в европейской классификации — «Доктор теологии II степени» или «Doctor of Divinity»).
Все действующие Семинарии РПЦ в течение ближайших лет (начиная с 2010 года) должны будут представлять Бакалавриат — программу обучения в соответствии с государственным стандартом по специальности «Теология» (031900), и получить государственную лицензию на осуществление образовательной деятельности по специальности «Теология» (031900) высшего профессионального образования. И по окончании семинарий выпускники должны будут получать диплом государственного образца со степенью «Бакалавр богословия».
Некоторые семинарии РПЦ уже к 2010 году получили государственную лицензию на осуществление образовательной деятельности по специальности «Теология» (031900) и сформировали программу соответствующую государственным стандартам, как например: Смоленская православная духовная семинария[7], получившая лицензию в 2009 году[8].
Православные семинарии
Русская православная церковь
- ныне действующие
- Алма-Атинская духовная семинария (с 2010)
- Барнаульская духовная семинария (с 2006)
- Белгородская духовная семинария (с миссионерской направленностью) (1787—1799, с 1996)
- Витебская духовная семинария (БПЦ) (1856—1918, 2011)
- Владимирская духовная семинария (1750—1918, с 1995)
- Волынская духовная семинария (1796—1964, с 1991)
- Воронежская духовная семинария (1745—1918)
- Донская духовная семинария (1868—1918, с 2010)
- Екатеринбургская духовная семинария (1916—1919, с 2001)
- Екатеринодарская духовная семинария (с 2006)
- Иваново-Вознесенская духовная семинария (c 2002)
- Казанская духовная семинария (1723—1921, с 1998)
- Калужская духовная семинария (1775—1917, с 1996)
- Киевская духовная семинария (УПЦ МП) (1808—1918, 1947—1960, с 1989)
- Кишинёвская духовная семинария (1813—1940, с 1991)
- Коломенская духовная семинария (1723—1800, с 1996)
- Кузбасская духовная семинария (с 2007)
- Костромская духовная семинария (1747—1918, с 1996)
- Курская духовная семинария (1787—1918, с 1991)
- Минская духовная семинария (БПЦ) (1793—1918, 1947—1963, с 1989)
- Московская духовная семинария (1814—1919, с 1946)
- Нижегородская духовная семинария (1721—1918, с 1995)
- Николо-Угрешская духовная семинария (с 1999)
- Новосибирская духовная семинария (с 2009)
- Одесская духовная семинария (УПЦ МП) (1838—1920, с 1945)
- Оренбургская духовная семинария (1884—1919, с 2008)
- Пензенская духовная семинария (1800—1918, с 2010)
- Перервинская духовная семинария (1775—1823, с 2001)
- Пермская духовная семинария (c 2010)
- Полтавская Миссионерская Духовная Семинария (УПЦ) (1776—1797, 1862—1918, с 2007)
- Почаевская духовная семинария (УПЦ МП) (с 1994)
- Православная духовная семинария во Франции (с 2008)
- Рижская духовная семинария (1850—1919, 1926—1936, с 1993)
- Рязанская духовная семинария (1722—1918, с 2004)
- Самарская духовная семинария (1858—1918, с 1997)
- Санкт-Петербургская духовная семинария (1725—1918, с 1946)
- Саратовская православная духовная семинария (с 1830—1919, 1947—1960, с 1991)
- Свято-Троицкая духовная семинария в Джорданвилле (РПЦЗ) (с 1948)
- Смоленская духовная семинария (1728—1918, с 1995)
- Сретенская духовная семинария (с 2000)
- Ставропольская духовная семинария (1846—1920, 1946—1962, 1990)
- Таврическая духовная семинария (УПЦ МП) (1869—1918, с 2006)
- Тамбовская духовная семинария (1779—1918, с 2005)
- Ташкентская духовная семинария (с 1998)
- Тобольская духовная семинария (1743—1919, с 1989)
- Токийская духовная семинария (Японская православная церковь) (1879—нач. 1940-х, с 1954)
- Томская духовная семинария (1858—1918, с 1992)
- Тульская духовная семинария (1800—1918, с 2001)
- Хабаровская духовная семинария (с 2005)
- Харьковская духовная семинария (УПЦ МП) (1734—1917, с 1996)
- Якутская духовная семинария (1858—1870, 1884—1920, с 2011)
- Ярославская духовная семинария (1747—1918, с 2006)
- недействующие
- Александровская миссионерская духовная семинария (1895—1917)
- Архангельская духовная семинария (1723—1920)
- Астраханская духовная семинария (1778—1918)
- Благовещенская духовная семинария (1871—1918)
- Виленская духовная семинария (1839—1944, 1946—1947)
- Вифанская духовная семинария (1797—1918)
- Вологодская духовная семинария (1730—1918)
- Вятская духовная семинария (1735—1918)
- Екатеринославская духовная семинария (1804 — ок. 1918)
- Иркутская духовная семинария (1780—1920)
- Красноярская духовная семинария (1895—1920)
- Могилёвская духовная семинария (1757—1918)
- Новгородская духовная семинария (1740—1918)
- Новоархангельская духовная семинария (1845—1858)
- Олонецкая духовная семинария (1829—1918)
- Орловская духовная семинария (1778—1918)
- Переяславская духовная семинария (1738—1862)
- Подольская духовная семинария (1797—1920)
- Псковская духовная семинария (1733—1918)
- Севская духовная семинария (1778—1788)
- Симбирская духовная семинария (1840—1918)
- Слуцкая духовная семинария (1785—1793)
- Тверская духовная семинария (1722—1918)
- Троицкая лаврская духовная семинария (1738—1814)
- Уфимская духовная семинария (1800—1919)
- Холмская духовная семинария (1876 — 1921)
- Черниговская духовная семинария (1700—1918)
- Читинская духовная семинария (1917—1919)
Болгарская православная церковь
- Софийская духовная семинария (с 1874)
- Пловдивская духовная семинария (1915—1950, с 1990)
Грузинская православная церковь
- Ахалцихская духовная семинария во имя св. Григория Хандзойского
- Батумская духовная семинария во имя св. Иоанна Богослова (с 1993)
- Кутаисская духовная семинария во имя св. еп. Гавриила (1894 — 1906, с 1995)
- Тбилисская духовная семинария (1817—1921, с 1993)
Православная Церковь в Америке
- Свято-Владимирская духовная семинария (с 1938)
- Свято-Тихоновская духовная семинария (с 1938)
- Свято-Германовская духовная семинария (с 1973)
Сербская православная церковь
- Духовная семинария святого Иоанна Златоуста в Крагуевце (с 2000)
- Духовная семинария святого Петра Цетинского (1863—1941, с 1992)
- Карловацкая духовная семинария
- Семинария Трёх Святителей при Монастыре Крка (1615—1647, 1964—1995, с 2000)
- Призренская духовная семинария святых братьев Кирилла и Мефодия (1871—1999, с 2010)
Александрийская православная церковь
Антиохийская православная церковь
Иерусалимская православная церковь
Семинарии других православных поместных церквей
- Православная семинария Святого Константина Брынковяну (Румынская православная церковь)
- Православная духовная семинария в Варшаве (1942—1944, с 1951) (Польская православная церковь)
Протестанты
Существует большое количество евангельских церквей. Основной упор в евангельских семинариях делается на тщательное изучение Библии — книг Ветхого и Нового Заветов, прививаются навыки душепопечения, активного миссионерства и служения обществу.
Некоторые семинарии евангельских христиан
- [www.moscowseminary.ru Московская Семинария евангельских христиан]
- [www.etsmoscow.org Евроазиатская богословская семинария]
- Таврийский христианский институт
- [www.lts.lviv.ua Львовская богословская семинария]
- Украинская евангельская теологическая семинария [www.uets.net]
Католические семинарии в России и СНГ
- «Мария — Царица Апостолов» (Санкт-Петербург)
- Высшая духовная семинария Наисвятейшего Сердца Иисуса (Ворзель, Киевская область, Украина).
- Высшая духовная семинария Львовской архидиецезии Римско-Католической Церкви (пгт. Брюховичи, г. Львов, Украина).
- Высшая духовная семинария в Гродно (Белоруссия)
- Пинская семинария (Белоруссия)
- Высшая духовная семинария «Мария — Матерь Церкви» в Караганде, Казахстан.
См. также
Напишите отзыв о статье "Семинария"
Примечания
- ↑ [www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=258 Юбилей Полтавской Духовной Семинарии]
- ↑ [www.sedmitza.ru/text/412160.html В Казани отмечают 10-летие возрождения Казанской Духовной семинарии (комментарий в свете веры) — Статьи — Церковно-Научный Центр "Православная Энциклопедия"]
- ↑ [patriarchia.ru/db/text/342893.html Вступительная речь Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Епархиальном собрании г. Москвы] Официальный сайт МП 24 декабря 2007 г.
- ↑ 1 2 [www.patriarchia.ru/db/text/283491.html ЖУРНАЛЫ заседания Священного Синода Русской православной церкви от 21 августа 2007 года // ЖУРНАЛ № 71]
- ↑ Официальный сайт Учебного комитета РПЦ: [www.uchkom.info/index.php?option=com_content&view=article&id=130:-q-q&catid=3:2010-05-21-12-24-53&Itemid=32 «Опубликована презентация „Трансформация системы духовного образования“»].
- ↑ Официальный сайт Patriarchia.ru: [www.patriarchia.ru/db/text/1184617.html «Духовное образование на пороге перемен»].
- ↑ Официальный сайт: [www.smolensk-seminaria.ru/ «Смоленская Православная Духовная Семинария»].
- ↑ Сайт СПДС: [www.smolensk-seminaria.ru/uD/materiali/seminar22-23092010/programma.php «Лицензирование и аккредитация Духовных учебных заведений»].
Ссылки
- [www.hristianstvo.ru/life/education/highschool/ Духовные академии и семинарии]
- [ezh.sedmitza.ru/index.html?did=610 Духовное образование в России. XVII—XX вв.] В Православной энциклопедии (2000)
- Мраморнов А. И. [seminarium-book.narod.ru/ Духовная семинария в России начала XX века: кризис и возможности его преодоления (на саратовских материалах). Саратов: «Научная книга», 2007]
- [pravostok.ru/ Информационно-аналитический портал Хабаровской духовной семинарии «Православие на Дальнем Востоке»]
- [www.ioannp.ru/publications/89086 Духовный и интеллектуальный облик российского семинариста в начале XX в.]
- [seminarnia.ru/ Социальная сеть студентов Духовных школ Русской Православной Церкви]
- [www.patriarchia.ru/db/text/1434901.html Концепция дальнейшего реформирования системы духовного образования Русской Православной Церкви]
Отрывок, характеризующий Семинария
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
