Макавеев, Душан

Душан Макавеев
Душан Макавејев / Dušan Makavejev
Дата рождения:	13 октября 1932(1932-10-13) (91 год)
Место рождения:	Белград, Королевство Югославия
Гражданство:	Югославия Югославия
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист
Карьера:	1953—1996

Душан Макавеев (серб. Душан Макавејев, сербохорв. Dušan Makavejev, род. 1932) — сербский, югославский кинорежиссёр и сценарист. Один из первых создателей фильмов, которые позже были названы критиками Югославской чёрной волной (серб. Црни талас, англ. Yugoslav Black Wave).

Биография

Душан Макавеев родился в 1932 году в Белграде. В пятилетнем возрасте увидел мультипликационный фильм «Белоснежка и семь гномов» The Walt Disney Company и, по собственному признанию, навсегда увлёкся кинематографом. После завершения среднего образования поступил в Белградский университет, где изучал психологию. Среди преподавателей были специалисты старой немецкой школы гештальтпсихологии, в том числе соратники Зигмунда Фрейда. Именно там Душан Макавеев впервые познакомился с работами Эриха Фромма и Вильгельма Райха, которые позже окажут значительное влияние на его творчество. В 1955 году обучение в университете было завершено.

Ещё студентом Душан Макавеев начал работать в качестве сценариста и режиссёра хроникально-документальных фильмов. Взгляды молодого автора носили про-коммунистический, нередко ортодоксальный характер; названия его картин говорили за себя «Иллюстрированная книга пчеловодов», «Что такое Совет рабочих?», «Парад 1962 года» и т. д. При этом его честные намерения критически отражать и изобличать существующие в обществе недостатки и этим вносить свой вклад в строящийся социализм натыкались на обвинения в «перетряхивании грязного белья» и клевете. В середине 1960 годов ему пришлось уйти из кино-документалистики.

В 1964 году Душан Макавеев вступает в брак с Бояной Мариян.

Творческая карьера

«Человек не птица» (1965 год)

Дальнейшая творческая судьба, как предполагает сам режиссёр, сложилась успешно благодаря, в том числе, экономическому кризису в кинематографе США. Удорожание процессов съёмок в Америке привело к переносу их в Европу, большей частью в Италию (явление Спагетти-вестернов). Италия, в свою очередь, делегировала часть функций в Югославию, где в сельском хозяйстве сохранились большие популяции лошадей, рабочая сила для строительства декораций была недорога и доступна, а правительство практически даром предоставляло военнослужащих в качестве статистов для массовых сцен. Югославские студии были загружены заказами из за рубежа (в это время, в частности, происходили съёмки таких крупных проектов, как «55 дней в Пекине» и «Корабли викингов»), в результате чего в кинематографическом бюджете образовались свободные денежные ресурсы, и несколько молодых режиссёров получили возможность финансирования съёмок полнометражных художественных проектов.

Душан Макавеев получил оператора, художника-постановщика, помещение в киностудии «Avala Film» и приступил к съёмкам первого фильма «Человек не птица». Формально картина представляла собой производственную драму, содержащую романтическую интригу сразу с двумя любовными треугольниками. Однако ряд сцен и ситуаций предлагал взглянуть с иронией на социальные, а иногда и политические реалии социалистической Югославии. Кроме того, фильм содержал откровенную для своего времени сексуальную энергетику. Но результатами работы молодой творческой группы чиновники, увлечённые сотрудничеством с американскими студиями, практически не интересовались. «Должностные лица были слишком заняты съёмками этого гигантского голливудского фильма, что они либо не понимали или не беспокоились о том, чем мы занимаемся… А люди, которые понимали, что мы делаем, — любили нас».

«Любовная история или трагедия телефонистки» (1967 год)

При схожих обстоятельствах происходили съёмки следующего фильма — «Любовная история или трагедия телефонистки» (на фоне романтической история выстроен сюрреалистический коллаж: сексолог читает лекцию о древних фаллических культах, телевизионный диктор сообщает данные о росте популяции чёрных крыс и успехах дератизаторов по борьбе с ними, криминалист делает подробный доклад по методам убийства и трудностях при расчленении тел). Макавеев запросил разрешение, ему предложили написать сценарий. Он написал несколько страниц полу-абсурдного текста. Не читая, ему предложили расширить до 24 страниц. Режиссёр пошёл в полицейский участок и получил информацию о самом громком случае последних дней — обнаружении утопленницы, неизвестной молодой женщины. Макавеев описал этот случай, расширив «сценарий» до требуемого объёма, и немедленно приступил к съёмкам. В творческий процесс опять никто не вмешивался. Только после того, как фильм вышел на экраны, был куплен для проката в Германии, выяснилось, что официального разрешения на его производство никто не давал. Но любители и знатоки кино во всём мире уже говорили о Макавееве, как о подающем большие надежды режиссёре, стиль которого многие сравнивали с ранним Годаром, а иронию с юмором «комика без улыбки» Бастера Китона. Начинающий в тот период критик Роджер Эберт так писал в 1969 году о впечатлении от «Любовной истории…»: «Проблема заключается в следующем: фильмы Макавеева просто не могут быть сопоставлены с большой частью американской аудитории. Я оцениваю, что как минимум половина купивших билеты посчитали, что их ограбили. И это случилось не потому, что Макавеев излишне интеллектуален или что-нибудь иное, столь же ужасное в этом роде. Его фильмы прямы, откровенны, иногда грубы… Но, кроме того, они чувственны и смешны. Вы должны обладать определённым складом ума, чтобы оценить юмор и точность Макавеева. Вчера вечером в кинотеатре всего 20 человек были в состоянии восторга. Мы плакали от смеха, задыхаясь и хрипя, аплодировали. Остальные зрители сидели в полном молчании». В конце 1960 годов картина заняла второе место по сборам от проката в Югославии. Сам режиссёр предполагает, что причина этого — наличие сцен сексуального характера.

«Невинность без защиты» (1968 год)

К съёмкам третьего фильма вновь приступили при аналогичных обстоятельствах отсутствия цензурного контроля. После первой картины, которая была принята успешно, коллеги предупреждали Душана Макавеева: второй фильм ожидает провал, всё, что начинающие режиссёры могут сказать зрителю, они высказывают в первой работе. C «Любовной историей…» такого не произошло, её демонстрировали вне конкурса на нескольких международных фестивалях. Но во время подготовки к третьей ленте Макавеев испытал определённый творческий кризис и принял решение снимать документальный фильм. Он разместил объявления в газетах о поиске людей с экстраординарными психическими и физическими возможностями. Пришли тысячи ответов, но «первая половина была от глотателей огня, а вторая — от людей способных удерживать футбольный мяч на голове в течение длительного времени». Тогда режиссёр решил исследовать фильм, о котором все слышали, но практически никто не видел. Во время немецкой оккупации сербский спортсмен и акробат Драголюб Алексич снял любительский фильм «Невинность без защиты» (сербохорв. Nevinost bez zastite). Даже ограниченный прокат принёс ему определённый доход. Однако после войны, во время массового преследования дельцов, разбогатевших на спекуляциях с продуктами и сотрудничестве с нацистами, Алексич не стал афишировать свой фильм и полученные от него доходы.

Душан Макавеев разыскал автора и ленту, и на её основе создал полнометражный документальный фильм, включив туда записи своих беседы с Алексичем. Эта работа стала одной из самых успешных в творчестве режиссёра. Она получила два приза на кинофестивале в Берлине, демонстрировалась на киноконкурсах в Мексике, США, Балканских странах; была куплена для проката югославским телевидением.

В 1970 году Душан Макавеев был приглашён членом жюри Берлинского кинофестиваля. Прямой и свободолюбивый художник отказался следовать заранее спланированному исходу политизированного кино-конкурса и открыл журналистам все заранее известные результаты. В итоге большинство участников сняли свои фильмы с программых показов, а фестиваль практически был сорван.

«W. R. Тайны организма» (1971 год)

Четвёртый полнометражный фильм Душана Маковеева югославского периода творчества — «W. R. Мистерии организма» (или «W. R. Тайны организма»), — является, безусловно, самой известной и обсуждаемой из его работ. Инициалы W. R. принадлежат Вильгельму Райху — австрийскому психологу, одному из основоположников неофрейдизма, стороннику отмены репрессивной морали и введения широкого полового просвещения. Идеи Райха заинтересовали режиссёра ещё во время обучения в университете. Трагическая судьба экстравагантного учёного в период его американской эмиграции со значительной долей художественного вымысла была положена в основу фильма.

Картина с восторгом была принята международными кинокритиками, включена в программу обучения большинства университетов с киноведческими факультетами, получила несколько фестивальных наград.

Кинематографическое исследование теории об оргонической энергии сопровождалось, в том числе, откровенными сценами демонстрации половых актов. Кроме того, главной героине, являвшейся воплотительницей идей жизни и любви, противостоял советский фигурист с говорящим именем Владимир Ильич. Фильм был объявлен порнографическим, а режиссёр — разрушителем моральных устоев, врагом государства, «порнографом-антисоветчиком». К показу картина была запрещена (впервые в Югославии вышла только через 16 лет). В один из дней 1973 года Душан Макавеев случайно обнаружил, что болты крепления колёс на его автомобиле подпилены. Опасаясь дальнейшей мести властей, он экстренно эмигрировал во Францию.

«Сладкий фильм» (1974 год)

Достаточно скоро Душан Макавеев нашёл источники финансирования для съёмок новой ленты . Именно в этот период Фрэнсис Форд Коппола, посмотрев «W. R. Тайны организма», предложил ему стать режиссёром своего проекта «Апокалипсис сегодня». Но тот отказался, так как уже приступил с созданию картины «Сладкий фильм».

Совместная лента компаний Канады, Франции и ФРГ — это эпатажная социальная сатира, драма с многочисленными элементами сексуального характера и эстетикой венского акционизма. Фильм вызвал скандал на фестивале в Каннах и был сразу запрещён к прокату в большинстве стран мира.

По первоначальной концепции картина не должна была стать столь жёсткой. Душан Макавеев задумал её как комедию, в которой героиня актрисы Милены Дравич, голова которой была отрезана в предыдущем фильме «W. R. Тайны организма», состоит из трёх женских типажей (некоторая аллюзия на доктора Джекила и мистера Хайда). Милена Золотая должна была отражать богемную индивидуалистку, представительницу общества потребления, Милена Красная — мятущуюся героиню пьес Максима Горького, но с большим юмором, Милена Серая — шизофреничка с кататоническим синдромом. В финале три Милены должны были соединиться в одну, став действительно живым, многогранным человеком.

Финансирование осуществляли международные, большей частью правительственные источники Канады и Франции. Югославская актриса Милена Дравич была заменена на канадку Кароль Лор. Сценарий стал развиваться, трансформироваться. Недовольная большим количеством самых откровенных сцен, главная героиня отказалась продолжить съёмки. Для продолжения процесса производства была приглашена польская театральная актриса Анна Пруцналь. Картина получалась разделённой на две сюжетные линии, лишь несколько связанные между собой, всё более политизированной и острой.

После премьеры критики разделились на два лагеря, а рецензии в разные годы в разных странах колебались от «странное, плохое, неприятное, тяжёлое, недопустимое кино» до «по-настоящему новаторский, нарушающий кинематографические правила и расширяющий художественные границы (фильм)». Если в Англии и ЮАР лента была запрещена даже без рассмотрения возможности цензурных купюр, то в Италии она была освобождена от цензуры судом (авторский дубляж сделал Пьер Паоло Пазолини), а Израиль купил на неё права и продлевал их в течение 21 года.

Душан Макавеев оказался в двусмысленной ситуации. В социалистических странах он был изгоем и диссидентом. Продюсеры капиталистических стран признавали в нём талантливого кинематографиста, но финансировать фильмы соглашались только при условии предварительного согласования сценария, от чего отказывался сам режиссёр. На семь лет он был отлучён от творческого процесса.

«Монтенегро» («Черногория», 1981 год)

В 1980 году шведский продюсер Бо Йонссон предоставил Душану Макавееву полный карт-бланш на производство нового фильма. Созданная им картина «Монтенегро» (рус. Черногория) основывается на следующем сюжете. Достаточно молодая (37 лет) женщина изнывает от безделья и сексуальной неудовлетворённости в особняке своего мужа-бизнесмена. По воле случая она знакомится с мужчиной по кличке Монтенегро и попадает на самое дно иммигрантских трущоб Стокгольма. Последующие приключения полностью изменяют её мировоззрение. По воспоминанию режиссёра он «планировал разместить в начале картины следующие титры: „Этот фильм посвящён новой невидимой нации Европы, занимающей четвертое место из 11 миллионов иммигрантов и гастарбайтеров, которые двинулись на север с их грязными привычками, плохими манерами и запахом чеснока“». Фильм был номинирован на Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, но награды не получил (уступив её «Человеку из железа» Анджея Вайды).

Дальнейшее творчество

В 1985 году режиссёр поставил в Австралии фильм «Кокакольщик» (или "Парень из фирмы «Кока-Кола» "), который, несмотря на участие в главной роли Эрика Робертса, брата знаменитой американской звезды Джулии Робертс, успеха не имел. В 1988 году Душан Макавеев выпустил фильм — политическую сатиру «Манифест». В 1993 году — «Горилла купается в полдень», также не получивший широкого распространения. В этот период режиссёр зарабатывал на жизнь, преподавая лекции на кинематографических курсах, в том числе в Гарвардском университете, и занимаясь литературной деятельностью.

Критика творчества

В адрес режиссёра неоднократно звучала критика не только от политических и идеологических противников, но и от специалистов в области психологии и сексологии за примитивное, на их взгляд, толкование теорий Вильгельма Райха. Так, доктор философии Джеймс де Мео, основатель и директор биофизической лаборатории оргонической энергии в штате Орегон, США, прямо обвиняет его в сомнительных спекуляциях на идеях психоаналитика, в их эксплуатации для прикрытия собственной творческой несостоятельности. Отражение так называемой «свободной любви» не согласуются с призывами Райха к разностороннему, но деликатному сексуальному воспитанию. Сцены совращения детей прямо противостоят работам психоаналитика, где тот настаивал на тщательной защите малолетних от взрослых растлителей.

Избранная фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1965	ф	Человек не птица	Човек није тица	автор сценария, режиссёр
1967	ф	Любовная история или трагедия телефонистки	Љубавни случај или трагедија службенице ПТТ	автор сценария, режиссёр
1968	док	Невинность без защиты	Невиност без заштите	автор сценария, режиссёр
1971	ф	W. R. Тайны организма	W.R. Мистерије организма	автор сценария, режиссёр
1974	ф	Сладкий фильм	Sweet Movie	автор сценария, режиссёр
1981	ф	Монтенегро	Montenegro	автор сценария, режиссёр
1985	ф	Кокакольщик	The Coca-Cola Kid	режиссёр
1988	ф	Манифест	Manifesto	режиссёр
1993	ф	Горилла купается в полдень	Gorilla Bathes at Noon	режиссёр

Литература

• Tom & Sara Pendergast. International Dictionary of Films and Filmmakers. Volume 2. Directors. — 4 edition. — St.James Press, 2001. — 1329 с. — ISBN 978-1558624771.
• Raymond Durgnat. WR: Mysteries of the Organism. — Berkeley: BFI Publishing, distributed by The University of California Press, 1999. — 96 с. — ISBN 0 85170 720 3.

Ссылки

• Душан Макавеев (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Макавеев, Душан

– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.