Душевная кухня

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Душевная кухня
Soul Kitchen
Жанр

кинокомедия

Режиссёр

Фатих Акин

Продюсер

Фатих Акин
Анн-Кристин Хоманн
Клаус Мэк

Автор
сценария

Фатих Акин
Адам Бусдукос

В главных
ролях

Адам Бусдукос
Мориц Бляйбтрой
Бироль Юнель
Анна Бедерке

Оператор

Райнер Клаусманн

Кинокомпания

Corazón International, Dorje Film, Norddeutscher Rundfunk (NDR), Pyramide Productions

Длительность

99 мин.

Бюджет

4 млн

Сборы

17,9 млн $

Страна

Германия Германия

Язык

немецкий
греческий

Год

2009

IMDb

ID 1244668

К:Фильмы 2009 года

«Душевная кухня» (англ. Soul Kitchen) — кинофильм режиссёра Фатиха Акина, вышедший на экраны в 2009 году.





Сюжет

Зинос Казанцакис (Адам Бусдукос) — владелец небольшого ресторана под названием Soul Kitchen, в котором подают исключительно простую и непритязательную пищу. И хотя больших денег он не приносит, Зиносу нравится это место и эта работа. Поэтому когда его девушка Надин (Фелина Рогган) решает отправиться корреспондентом в Китай, он не может отважиться последовать за ней и бросить своё заведение. И тут как назло проблемы начинают сыпаться на его голову одна за другой: передвигая тяжести, он повреждает себе спину и, не имея страховки, ничего не может с этим поделать; его вороватый брат Иллиас (Мориц Бляйбтрой) уговаривает Зиноса взять его на работу, чтобы иметь возможность каждый день покидать тюрьму; чересчур изысканная стряпня нового повара — вспыльчивого Шейна (Бироль Юнель) — распугала всех постоянных посетителей. Но хуже всего другое — старый знакомый Зиноса Томас Нойманн (Вотан Вилке Мёринг) положил глаз на землю, на которой находится ресторан, и решил во что бы то ни стало стать её собственником.

В ролях

Награды и номинации

Музыка

В фильме в различных вариациях звучит песня «La Paloma» испанского композитора XIX века Себастьяна Ирадьера.

Напишите отзыв о статье "Душевная кухня"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Душевная кухня

«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.