Мудра

Мудра (санскр. मुद्रा, mudrā ^IAST, «печать, знак») — в индуизме и буддизме — символическое, ритуальное расположение кистей рук, ритуальный язык жестов.

Абхая-мудра

Мудра Абхая (санскр. अभय, abhaya ^IAST, букв. «без страха») мудра символизирует бесстрашие, уверенность, отсутствие опасений, дарование защиты и, одновременно, доброжелательность.

Абхая мудра выполняется следующим образом:
1. Рука согнута в локте и поднята, ладонь повернута вперед, от лица, пальцы вытянуты вертикально вверх.
2. Ладонь руки поднята на уровне груди и обращена наружу, кисть развёрнута ладонью от себя, пальцы направлены кверху, большой палец отстоит от других четырёх пальцев.
3. Этот жест выполняется поднятой рукой с ладонью, развёрнутой наружу, пальцы вытянуты вверх. Жест иногда делается обеими руками. На примере этой мудры видно, как ритуальные жесты происходят от естественных движений руки – с незапамятных времен открытая в приветствии ладонь символизирует отсутствие в руке оружия и, как следствие, доброжелательность, а ладонь, выставленная перед собой – останавливающий знак, «стоп».

Это жест утверждения силы в индуистской иконографии, означающий, помимо всего прочего, покровительство, одобрение и гарантию безопасности.

Из индуизма Абхая мудра «перекочевала» в буддизм. Она присутствует в старейшей сохранившейся школе буддизма, Тхераваде (или, иначе, Хинаяне). В традиции тхеравады абхая-мудра обычно строится следующим образом:кисть правой руки поднята на высоту плеч, рука наклонена, ладонь развернута наружу, пальцами вместе и вверх, левая рука покоится вдоль тела вниз (в положении стоя).

Божества с Абхая мудрой, сопровождаемой другой мудрой, часто встречаются на изображениях северных школ Махаяны. В царстве Гандхара, во времена легендарного правителя и популяризатора буддизма, царя Ашоки, эта мудра употреблялась в качестве символа проповедования. Абхая мудра часто присутствует на статуях «идущего Будды» в Лаосе и Таиланде. Также Абхая мудра является атрибутом японского направления буддизма Ваджраяны – Сингон, где выполняется с чуть выдвинутым вперед средним пальцем. Это мудра Авалокитешвары, Будды Амогхасиддхи, Будды Дипанкары, Бодхисаттвы Кшитигарбхи, Зелёной Тары и некоторых других божеств и святых.

Бхумиспарша-мудра

Мудра Бхумиспарша (санскр. भूमिस्पर्श, bhūmisparśa ^IAST, «касание земли») олицетворяет Будду, берущего землю в свидетели. Мудра напоминает о том, как Будда взял землю в очевидцы, когда разрешил проблему прекращения страданий, во время размышления под деревом Бодхи в позе «лотоса»: правая рука касается земли кончиками пальцев рядом с правым коленом, либо же только указательным пальцем, опущенным вниз и касающимся земли, с левой рукой, обычно покоящейся на верхней части левого бедра, ладонью, развернутой кверху. Мудра так же может олицетворять подчинение Мары.

Дхармачакра-мудра

Мудра Дхармачакра (санскр. धर्मचक्र, dharmacakra ^IAST, «управление законом») олицетворяет наивысший момент в жизни Будды, когда, после достижения просветления, он читал свою первую проповедь в Сарнатхе. Обычно, только Гаутама Будда изображается с этой мудрой, обозначая Майтрейю как хранителя Закона. Эта мудра обозначает поворот колеса Закона. Мудра строится следующим образом: правая рука на уровне груди, ладонь развернута вертикально наружу, пальцы согнуты, большой и указательный пальцы касаются друг друга. Левая рука, с таким же расположением пальцев горизонтально развернута к груди. Эта мудра так же известна как Витарка (санскр. वितर्क, vitarka ^IAST, «доказательство, увещевание»), Карана (санскр. करण, karaṇa ^IAST, «религиозное, магическое [действие]») и Вьяхьяна-мудра.

Витарка-мудра

Мудра Витарка (санскр. वितर्क, vitarka ^IAST, «доказательство, увещевание»), является разновидностью дхармачакра-мудры, и, обычно, несёт тот же сакральный смысл. Разница в построении состоит в том, что в витарке ладони обеих рук развернуты наружу от груди, пальцы выпрямлены (пальцы правой руки указывают вверх, левой — вниз), указательные и большие пальцы соединены. Также в буддизме символический жест дебатирующего, жест во время диспута и во время изложения учения. Это жест бодхисаттвы Майтреи, некоторых других божеств и святых.

Дхьяна-мудра

Мудра Дхьяна (санскр. ध्यान, dhyāna ^IAST, «медитация, концентрация») — мудра медитации, сосредоточенности. Обе руки покоятся внизу живота ладонями вверх, распрямлённые пальцы правой руки над распрямлёнными пальцами левой (либо с соприкасающимися средними фалангами пальцев, см. изображение), большие пальцы рук касаются друг друга, формируя «мистический треугольник», духовное пламя Триратны, олицетворяя три драгоценности. Эта мудра использовалась в изображениях Будды Шакьямуни и Будды Амитабхи. Иногда эту мудру использовали в изображении Бхайсаджъягуру, Будды-врачевателя.

Происхождение этой мудры намного древнее буддизма, так как использовалось в языке жестов йогов во время их медитативных или лечебных упражнений.

Варада-мудра

Мудра Варада (санскр. वरद, varada ^IAST, «подающий, дарующий») олицетворяет приветствие, милосердие, сострадание и искренность. Зачастую изображается при помощи левой руки теми, кто подвязался на служение спасению человечества. Рука с развернутой наружу раскрытой ладонью указывает вниз. Обычно варада-мудра используется в паре с другой мудрой, изображаемой правой рукой, чаще всего — абхая-мудрой.

Ваджра-мудра

Мудра Ваджра (санскр. वज, vajra ^IAST, «алмаз») — мудра Шести элементов, мудра знания. Составляется из правой руки, кулаком охватывающей указательный палец левой руки, направленный вверх; остальные пальцы левой руки так же сжаты. Мудра призвана олицетворять единство пяти мировых элементов (воды, земли, огня, воздуха и металла) с духовным самосознанием.

Варуна-мудра

В индийской мифологии Бога воды называют Варуна. Мудра воды — мудра Бога Варуны. Вода — одна из пяти первоэлементов, образующих наше тело и планету. В общем понимании вода — это основа жизни, без которой немыслимо все живое на планете. Выполняется мудра так: мизинец правой руки сгибаем до касания к основанию большого пальца, которым слегка прижимаем мизинец. Левой рукой обхватываем правую снизу, при этом большой палец левой руки располагается на большом пальце правой руки. Излишнее накопление слизи в организме может, согласно восточным концепциям, вызвать энергетическую блокаду всего организма. Данная мудра выполняется именно для того, чтобы вывести лишнее количество.

Анджали-мудра

Мудра Анджали (санскр. अञ्जलि, añjali ^IAST, «[жест-]приветствие») символизирует приветствие, уважение, благоговение. Является одной из наиболее распространённых и широко используется и по сей день в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке. Представляет собой традиционный «молельный жест»: руки соприкасаются распрямлёнными ладонями на уровне груди, ладони чуть наклонены вперёд.

Дигдзуб-мудра

Дигдзуб-мудра (тиб. sdigs mdzub, букв. грозный жест указательным пальцем; жест скорпиона, мудра угрозы) – в тантрическом буддизме жест подчинения вредоносных энергий, устранения негативных влияний. Мудра Ваджрапани и некоторых других гневных божеств.

См. также

• Махамудра

Ссылки

• Кюне Мария, Мудры, ISBN 5-8183-0371-3
• Гафуров Б.Г. Средняя Азия в древности и средневековье. - М.: Наука, 1977.
• Мифологический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский - М.: Советская энциклопедия, 1990.
• Нобель М., Кумарасвами А. Мифы буддизма и индуизма. - М.: Центрполиграф; 2010.
• [www.smbd.ru/yoga/mudryi/index.php Мудры, изображение, методика выполнения]
• [www.mudri.ru www.MUDRI.ru исцеляющие мудры, фотографии, подробное описание достигаемых эффектов, процесс выполнения, комбинации мудр]
• [probud.narod.ru/symbol/mudras_and_asanas.html Символические жесты и йогические позы будд, бодхисаттв, божеств, святых]

Отрывок, характеризующий Мудра

– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.