DHARMA Initiative

DHARMA Initiative (сокр. от англ. Department of Heuristics And Research on Material Applications Initiative — Отдел Эвристики и Исследований по её Практическому Применению) — вымышленная научная организация сериала «Остаться в живых», научно-исследовательский проект, официально занимающийся изучением шести научных областей: психологией, парапсихологией, метеорологией, зоологией, электромагнетизмом, и исследованиями современного общества. Согласно обучающему фильму третьей станции, проект был основан в 1970 году. Основателями проекта были аспиранты Мичиганского университета — Карен и Джеральд ДеГруты, а спонсировать проект взялся оружейный магнат Алвар Хансо.

История

В сериале

В 1977 году произошёл инцидент. Во время бурения скважины для постройки будущей станции «Лебедь» учёные наткнулись на источник электромагнитной энергии. Несмотря на зашкаливающие показания датчиков, учёные продолжили бурение. Произошёл огромный выброс энергии, затронувший весь остров. В дальнейшем эти выбросы повторялись, и учёным пришлось переоборудовать станцию «Лебедь» для нейтрализации энергии, для чего необходимо было вводить числа «4 8 15 16 23 42» в компьютер каждые 108 минут (сумма вводимых чисел). В 1987 году, «Фонд Хансо» прекратил финансирование ввиду отсутствия результатов по поводу основной деятельности проекта — изменению уравнения Валензетти, а через пять лет, 19 декабря 1992 года, уроженцы Острова, они же Другие, убили всех сотрудников проекта «Дхарма» газом (предположительно со станции «Буря») и захватили их станции и технологии. Согласно сериалу, цифры означали номера кандидатов на замену Джейкобу, в финальном сезоне остались кандидаты с этими номерами (4 — Локк, 8 — Рейес, 15 — Форд, 16 — Джарра, 23 — Шепард, 42 — Квон «Сун или Джин»).

В игре The Lost Experience

Согласно игре, предпосылки для создания проекта берут своё начало с 1962 года, когда конфликт между СССР и США поставил мир на грань ядерной войны. После разрешения конфликта, Совет Безопасности ООН всерьёз задумался над техногенной проблемой общества, и заказал создание уравнения, которое точно укажет дату, когда человечество погубит себя в результате своей деятельности. Так, итальянским математиком Энзо Валензетти было создано уравнение, указывающую дату «конца Света», будь то войны, эпидемии, перенаселения. Ключевые природные и человеческие факторы уравнения в численном виде выглядели так: «4 8 15 16 23 42».

Совет Безопасности ООН скептично отнёсся к этим числам, но Альвара Хансо они заинтересовали всерьёз. Было решено, что если умело управлять природой и социальным обществом, то можно изменить ключевые значения уравнения (то есть изменить числа), тем самым, предотвратив «Конец света». Так и появился на свет проект «Дхарма».

Центром исследований был выбран остров в Тихом океане — одно из немногих мест на Земле, обладающее сверхъестественным геоактивным благоприятным воздействием. Кроме того остров поворачивается вокруг своей оси, а также перемещается в южном полушарии. На нём были построены научные и технические станции со всеми необходимыми средствами, включая лекарства, еду и всё другое, что необходимо учёным для проживания на острове в течение долгого времени.

Однако, несмотря на все усилия и манипуляции окружающей средой, числа невозможно было изменить, более того они возвращались на исходное положение, принося проекту одни лишь неудачи.

Логотип DHARMA Initiative

Логотип DHARMA Initiative основан на старинном китайском символе Ба-Гуа (кит. «восемь триграмм», «восемь направлений»). С помощью него пытались выразить всё многообразие явлений природы и человеческого бытия. В учении Фэн-Шуй Ба-Гуа используется как амулет, помогающий принимать благоприятные и своевременные решения, делать выбор. Непрерывные линии символизируют мужское начало Ян, прерывистые — женское Инь. В оригинальном изображении в центральном круге вместо логотипа Дхармы находится символ Инь-Ян. На логотипе представлена немного другая расстановка триграмм (боковые элементы перевернуты) — такое начертание тоже допускается.

Станции DHARMA

Название станции	Номер	Первое появление на экране	Первое посещение на экране	Последнее появление на экране	Впервые названо имя	Назначение	Статус
«Гидра»	1	«Повесть о двух городах»	«Повесть о двух городах»	«Новый лидер»	«Повесть о двух городах»	Биологические и генетические опыты с животными.	покинута
«Стрела»	2	«Все ненавидят Хьюго»	Хронология серий: «Все ненавидят Хьюго», хронология событий: «Другие 48 дней»	«Другие 48 дней»	«Взаперти»	Разработка оборонной стратегии и разведка о коренных уроженцах острова.	покинута
«Лебедь»	3	«В сердце джунглей»	«Человек науки, человек веры»	«Некоторые любят похолоднее»	«Ориентация»	Исследование электромагнетизма. После Инцидента — периодическая выгрузка электромагнитной энергии.	уничтожена
«Пламя»	4	«Цена жизни»	«Введите 77»	«Намасте»	«Взаперти»	Станция связи.	уничтожена
«Жемчужина»	5	«?»	«?»	«Разоблачение»	«?»	Психологические эксперименты, наблюдение за другими станциями.	покинута
«Орхидея»	6	«Долгожданное возвращение»	«Долгожданное возвращение»	«Переменная»	конференция Comic-Con	Изучение пространства-времени.	покинута
«Фонарь»	неизвестен	«Ложь»	«316»	«316»	«316»	Определение местонахождения острова.	покинута
«Посох»	неизвестен	«Радость материнства»	«Радость материнства»	«Домашние радости»	«Взаперти»	Медицинские исследования.	полуактивная
«Зеркало»	неизвестен	«Избранное»	«Избранное»	«В Зазеркалье»	«Избранное»	Глушить сигналы с Острова.	покинута, частично затоплена
«Буря»	неизвестен	«Другая женщина»	«Другая женщина»	«Другая женщина»	«Другая женщина»	Хранение газа и энергоснабжение (не установлено).	покинута

Станция «Гидра»

Станция «Гидра» (англ. The Hydra) находится на небольшом острове, который расположен рядом с главным Островом. Представляет собой обширное скопление зданий и подземных помещений и на настоящий момент является самой большой станцией из найденных. Изначальное предназначение станции — исследования и опыты на животных. В одной из первых серий четвёртого сезона Шарлотта на раскопках в пустыне обнаруживает останки белого медведя с ошейником Дхармы. После падения проекта станция использовалась как основное место работы Других, где они проводили различные эксперименты.

Надземная станция

Надземная часть станции Гидра имеет несколько зон. По-видимому, секретность не являлась здесь приоритетной целью. В этой части располагались клетки, где содержались Сойер и Кейт. По словам Тома, здесь проводили эксперименты над белыми медведями. Есть ещё одна клетка из менее прочного на вид материала, где содержался Карл; по-видимому, здесь находились другие виды животных. На небольшом расстоянии от клеток находится, по-видимому, главное здание. Его первой увидела Кейт — она очнулась после похищения в одной из комнат. В комнате находилось множество шкафчиков и душевой блок. Именно здесь находится операционная, где Джек оперировал Бена — с рентгеновским аппаратом и другим медицинским оборудованием. Скорее всего — здесь лечили и изучали животных. Недалеко от главного здания находится каменоломня, где работали Сойер и Кейт. По словам Других — здесь должна быть взлетно-посадочная полоса. Также к наземной части станции относится небольшое здание, которое охранял Алдо. Здесь находится Комната 23, где содержался Карл. В этом же здании Другие удерживали похищенного Уолта («Комната 23 (мобизод)»). В комплекс зданий наземной части входит лекционная комната, которая, вероятно, использовалась для общих собраний. Здесь судили Джульет за убийство Дэнни Пикетта.

Подземная станция

В подземной части находится аквариум, где содержался Джек. По словам Джульет — здесь раньше жили дельфины и акулы. Здесь также находится люк, через который можно заполнить аквариум морской водой, и красная кнопка, включающая насосную систему. В аквариуме есть интерком, но Джульет сказала, что он не работает. Однако Джек слышал из него голос своего отца, крики Сойера и спор между двумя неизвестными Другими о Карле и Алекс. Кроме аквариума в подземной части есть комната с мониторами, которую использовал Бен. Она подобна аналогичной на станции Жемчужина: 6 мониторов, отображающих живую картинку. Камера номер 1 показывает хижину лжеДжейкоба.

Станция «Стрела»

Когда станцию «Стрела» (англ. The Arrow) нашли выжившие пассажиры с рейса 815, она была полностью пуста (за исключением одного сомнительного ящика), поэтому судить о её предназначении очень сложно. Однако, исходя из плана Кельвина, можно предположить, что эта станция была чем-то вроде склада. Первая станция, построенная Дхармой. Интересно, что на комбинезоне Горация Гудспида был логотип «Стрелы», а ниже специальность — «математик». В первой серии пятого сезона нам дают крупицу информации — доктор Кендл, записывая видеоролик, заявил, что станция номер два-«Стрела» занимается разработкой оборонной стратегии и слежением за коренными жителями острова. В серии LaFleur Гораций Гудспид даёт команду: «…сообщите на „Стрелу“ — пусть выкатывают гаубицы…»

Станция «Лебедь»

Станция «Лебедь» (англ. The Swan), также известна как Люк. Случайно обнаружена Локком и Буном в серии «В сердце джунглей». Согласно инструкции «Лебедь» была лабораторией «где учёные могли работать, чтобы понять уникальные электромагнитные флуктуации, исходящие из этого участка острова». Однако после Инцидента, последовал протокол в котором говорится, что два человека должны посменно нажимать кнопку, вводя числа в компьютер каждые 108 минут на протяжении 540 дней. После этого на станцию прибывают другие работники чтобы заменить текущих. В эпизоде «Живём вместе, умираем в одиночестве» (Часть 1), Локк принимает решение не нажимать кнопку, думая что это просто психологический эксперимент. Как результат, вся станция начинает трястись и Десмонд поворачивает ключ безопасности. Происходит взрыв и на месте станции образуется огромный кратер.

Станция «Пламя»

Станция «Пламя» (англ. The Flame) была построена DHARMA Initiative для связи с внешним миром. Её символику и название мы впервые видим изображёнными на рисунке бронедвери. В соответствии с картой Дхармы, найденной Саидом, станция Пламя расположена на северо-востоке от Казарм. Станция осуществляла связь с внешним миром, а также с другими станциями проекта. Возможно, с её помощью можно было вызвать вертолёт для поставки медикаментов и других необходимых средств.

Она состоит из трёх частей: жилое помещение, своего рода склад и комната с компьютерным оборудованием. Под ковром спрятана дверь на нижний секретный уровень, в котором содержались инструкции для проведения особых операций и эксплуатационные руководства по управлению станцией, а также дополнительное хранилище. Снаружи здания располагался загон для коров, но вероятнее всего он был уничтожен при взрыве.

Станция была напичкана взрывчаткой C-4, спрятанной на нижнем уровне. Ввод оператором специального кода «77» на компьютере станции в ответ на вопрос «Проникли ли на станцию враги?» был сигналом для подрыва всего комплекса. Локк обнаружил этот код, когда выиграл у компьютера станции партию в шахматы. Позже он ввёл его, прежде чем покинуть сооружение, и пошёл на встречу с остальными в джунглях. В результате станция взорвалась и всё, что располагалось поблизости, было уничтожено.

Станция «Жемчужина»

Станция «Жемчужина» (англ. The Pearl), как объясняется в видеоинструкции, предназначена для круглосуточного видеонаблюдения за другими станциями, причём все наблюдения необходимо записывать в тетрадь и отправлять по трубе пневматической почты в казармы. На самом деле тетради не доставляются в казармы — труба заканчивается где-то на острове, а контейнеры с тетрадями сваливаются в кучу на поляне.

Также помимо психологических экспериментов, станция использовалась для наблюдения и координации работы станций проекта «Дхарма». На станции есть кассета с ориентационным фильмом «Дхарма», компьютер как на станции «Лебедь», фиксирующий ввод цифрового кода, с подключенным к нему принтером для распечатки логов и работающий туалет.

Впервые была обнаружена Никки и Пауло на 24 день, когда они искали свой пропавший багаж, после чего была обнаружена Локком и Эко.

Станция «Орхидея»

Станция «Орхидея» (англ. The Orchid) находится глубоко под землёй, в ней проводились различные эксперименты по перемещению во времени. За основу опытов были взяты эксперименты и открытия Хендрика Казимира. Станция построена над камерой с «Колесом Времени» и «колоссальным источником энергии».

В серии «Нет места лучше дома» Бен и Локк проникли на эту станцию, чтобы переместить остров.

Наружняя часть станции «Орхидея» представляет собой оранжерею, вероятно сооруженную чтобы скрыть истинное предназначение станции. Оранжерея сильно разрушена и заросла различными растениями. В самой оранжерее есть секретный рычаг, который активизирует лифт, ведущий под землю — на нижний (основной) уровень станции. Станция залегает довольно глубоко. От лифта ведёт короткий коридор со смежными комнатами и большим помещением со столами, электроникой, клетками для кроликов, телевизором и видеомагнитофоном. На станции есть необычная камера из неизвестного материала с пневматическими дверьми. Камера предназначена для перемещения во времени.

Позади стены камеры перемещения есть туннель, оканчивающийся лестницей. Она ведёт в отверстие покрытое льдом, а затем в ледяную пещеру с иероглифами. Здесь есть маленький фонарь и замороженное колесо. Оно, вероятно, представляет собой устройство, которое перемещает Остров во времени/пространстве и функционирует подобно системе аварийной ликвидации на станции «Лебедь» через электромагнитный выброс. До построения «Орхидеи» доступ в пещеру с колесом для перемещения острова осуществлялся через колодец (серия «Остров смерти»).

Станция «Фонарь»

Станция «Фонарь» (англ. The Lamp Post) находится в Лос-Анджелесе, под зданием церкви, где работает мать Фарадея и знакомая Бена − Элоиза Хоукинг. Предназначена для того, чтобы определять координаты острова, на компьютере «Apple II» производятся вычисления будущего местонахождения Острова, который постоянно перемещается в пространстве.

Интерьер станции представляет собой следующее: круглая комната — основное помещение станции, с поставленными вдоль стены компьютерами. На одной из стен висит табло, где панели с числами (очень похожими на табло регистрации прилётов-вылетов в аэропортах и на счётчик на станции «Лебедь») постоянно меняются, показывая широту и долготу места, где сейчас находится Остров. Посреди комнаты находится карта южного полушария Земли, а над ней — некий маятник (по всей видимости маятник Фуко), вычерчивающий амплитуды на карте.

Если верить словам Элоизы, то станция построена над магнитным колодцем, а маятник сооружен неизвестным гением. Существуют предположения, что этим гением может оказаться либо Джеральд ДеГрут, либо Энзо Валензетти.

Станция «Посох»

Станция «Посох» (англ. The Staff) предназначена для оказания медицинской помощи и проведения медицинских исследований. Другие использовали её для лечения беременных женщин. Клер попала сюда, когда её похитил Итан. После её побега Другие поместили всё ценное оборудование в тайник и закрыли станцию. Позже Клер опять попала на станцию вместе с Кейт и Руссо. Джульет приходила на станцию вместе с Сун, чтобы провести тесты на беременность, а также когда Джеку понадобилась операция по удалению аппендикса. На станции отсутствует видео инструктаж и компьютер.

На станции имеется спасательный люк, ведущий в неизвестном направлении.

Станция «Зеркало»

Станция «Зеркало» (англ. The Looking Glass) блокировала все сигналы, поступающие с острова во внешний мир, дабы обеспечить секретность проекта «Дхарма Инишатив». Также под станцией имеется маяк, посылающий сигналы, по которым подводная лодка проекта могла находить остров, поскольку другими путями найти его фактически невозможно. По словам Бенджамина Лайнуса, маяк вышел из строя после разряда (поворот ключа Дезмондом), что не мешало станции «Зеркало» продолжать блокировать сигналы с острова и на него. Позже, после падения проекта, Враги, они же Другие, использовали станцию в тех же целях. Лидер Других, Бенджамин Лайнус сказал своим людям, что станция «Зеркало» затоплена в результате аварии. На станции находились две женщины — Бонни и Грета, смотрительницы станции. На станции имеется двухсторонний видео терминал для связи с проходящими судами, который впоследствии был уничтожен Чарли, а помещение, в котором он находился, затоплено.

Станция «Буря»

На станции «Буря» (англ. The Tempest) производился контроль над выбросом нервно-паралитического газа и — по словам некоторых персонажей (в частности — Джульет) — выработка электроэнергии. Интересно мнение Фарадея, который, зная о станции, спрашивал о том, откуда Остров получает энергию. По-видимому — на Острове есть другой источник электричества.

Станция состоит из двух уровней — верхнего, включающего вход и главный коридор, приводящий к площадке, и нижнего с компьютерной системой. В целом по сравнению с другими станциями «Буря» выглядит чистой и отремонтированной. Вход на станцию Буря закрывает бронированная дверь, далее следует коридор, похожий на аналогичный на станции «Посох», который приводит на площадку. На стенах коридора расположены лампы и громкоговорители. На нижнем уровне расположены два компьютера — один отображает интерактивную блок-схему процесса активации/деактивации газа, другой, по видимому, служит для управления различными частями химической реакции, включая команды по регулированию давления и открытию/закрытию вентилей. На мониторе отображались названия химикатов: О-этил 2-диизопропиламиноэтил и N,N-диизопропил-2-аминоэтан тиол. Эти вещества являются основой для изготовления нервно-паралитического газа VX; он был запрещен конвенцией ООН в 1993 году, но был доступен для «Дхарма» в 70-х. Видно, что компьютеры неодинаковы: один аналогичен компьютеру на станции Лебедь, а другой — более новая модель.

Станция была использована Другими против сотрудников «Дхарма Инишатив» в ходе операции «Чистка». В четвёртом сезоне одной из задач «спасателей» было именно посещение станции «Буря». Одна из версий — с помощью станции Шарлотта хотела выпустить ядовитый газ и отравить этим газом всех Других, либо — Бена.

На данный момент станция не представляет опасности — Дэниэл Фарадей и Шарлотта Льюис сделали газ инертным и не представляющим опасности для обитателей Острова.

Предположительно существующие станции

«Храм»

Номер — неизвестен.

Статус — активна.

Задача — делать людей Другими, лечить Других.

Станция «Храм» вызывает необратимые изменения в человеческом сознании. По сюжету серии «Остров Смерти», в 1988 году дымовой монстр («Охранная система») схватил Монтанда — одного из мужчин-участников французской экспедиции — и затащил внутрь строения. Монтанд попросил вытащить его, и все остальные участники — Роберт, Бреннан и Лакомб (кроме Даниеэль Руссо) спустились за ним.

Серия «Что случилось — то случилось» даёт понять, что «Храм» не только делает людей Другими, но также и лечит Других. В конце серии Ричард Алперт заносит в «Храм» смертельно раненого 12-летнего Бена Лайнуса, предупредив Сойера и Кейт, что «если я заберу его, то он уже никогда не будет прежним, он всегда будет одним из нас».

Упоминается как «самое безопасное место» на Острове, где укрылась часть Других во время событий 4-го сезона.

«Дверь»

Номер — неизвестен.

Статус — неизвестен.

Задание — неизвестно.

Строение, которое увидел Майкл, когда был схвачен Другими при попытке спасти сына. Позже — когда в лагерь проник Саид — там уже никого не было, и тогда в числе прочего он заглянул и в эту «Дверь». Особого назначения она не несёт.

Дверь — название металлической двери с эмблемой DHARMA Initiative в деревне-приманке, которая была замечена в эпизодах Три минуты и Живём вместе, умираем поодиночке. Как правило — эта дверь располагается под скалой. Когда Саид открыл её, он увидел, что за дверью нет ничего, кроме самой скалы. Вероятно — дверь использовалась для обмана выживших, а также — самого Майкла. Настоящая цель двери (даже если за ней и существует станция) пока не известна. Есть версия об идее Дхармы, как о порождении Фэн-Шуй, и в соответствии с этой версией по зеркалу Ба-Гуа станций должно быть восемь, а центральная — «Жемчужина», и значит «Дверь» — это одна из подземных станций, замурованная после Инцидента в 80-х годах. Вторая версия — «Дверь» как-то связана с «Орхидеей».

Изначально дверь была замечена Майклом, когда его взяли в плен — тогда она охранялась двумя Другими.

Другие строения

Посёлок

Место на севере острова, где жили учёные и участники проекта. В целях безопасности Посёлок окружен высокочастотным звуковым барьером. Барьер можно выключить с помощью кода, который постоянно менялся и выдавался рабочим. Барьер мог остановить «Монстра» — «Человека в чёрном», конкурента Джейкоба. Сами же участники пользовались подводной лодкой, которая могла покидать остров, и подземными туннелями, ведущими во многие части острова.

Pala Ferry

Небольшая пристань на севере острова, предназначенная для отчаливания от острова. Дело в том, что по правилам проекта не все участники должны знать о существовании казарм и о том, что в них существует причал, поэтому была построена дополнительная пристань вне казарм.

Радиовышка

Находится на юге острова, служила для передачи ключевых факторов уравнений Валензетти в филиал фонда Хансо. Обычно сигнал был одинаковым: «4 8 15 16 23 42», но в случае, если бы удалось изменить одно из шести чисел, и послать новую форму, которое приобрело бы уравнение Валензетти, то фонд Хансо узнал бы об успешном завершении миссии проекта. Но в 1988 году сигнал был полностью стёрт француженкой Даниэль Руссо и заменён её сигналом о помощи, работавшим шестнадцать лет. Его выключила сама Даниэль в последней серии третьего сезона «В Зазеркалье».

Члены DHARMA Initiative

• Джеральд и Карен ДеГруты — эта супружеская пара является основателями проекта и доцентами университета Мичиган, статус неизвестен.
• Алвар Хансо — жив, финансист проекта, которого заинтересовала идея его создания.
• Пьер Чанг (Марвин Кендл, Марк Викмунд, Эдгар Халоуокс) — сотрудник «Дхарма Инишатив», человек из обучающих фильмов, в каждом из которых он представлялся разными именами, отец Майлза.
• Стюарт Радзинский — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». В 1977 году работал на станции «Пламя» его должность — Глава исследований. Погиб уже после «Чистки», застрелился из дробовика, дата смерти не известна, работал на станции «Лебедь».
• Келвин Джо Инман — в 1992 году работал в «Дхарма Инишатив». Погиб 22 сентября 2004 года от рук Десмонда, работал на станции «Лебедь»;
• Роджер Лайнус — в 1973—1992 годах работал в «Дхарма Инишатив». Должность — разнорабочий. Отец Бенджамина Лайнуса. Погиб во время Чистки 19 декабря 1992 года.
• Бенджамин Лайнус — в 197(?)— 1992 годах работал в «Дхарма Инишатив». Перешёл на сторону уроженцев и возглавил общество Других.
• Гораций Гудспид — в 1973—1992 годах работал в «Дхарма Инишатив». Должность — математик. Погиб во время Чистки 19 декабря 1992 года.
• Оливия Гудспид — в 1973—1992 годах работала в «Дхарма Инишатив». Должность — учительница. Погибла во время Чистки 19 декабря 1992 года.
• Базз — в 1992 году работал в «Дхарма Инишатив». Погиб во время Чистки 19 декабря 1992 года.
• Фил — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив» Охранником. Находился в подчинении у Джеймса ЛаФлёра. Погиб во время Инцидента.
• Джерри — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив» охранником. Находился в подчинении у Джеймса ЛаФлёра.
• Пол — в 1974 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — начальник охраны. Убит Другими.
• Джеймс ЛаФлёр (Сойер) — в 1974—1977 годах работал в «Дхарма Инишатив». Должность — начальник охраны. (В результате перемещения во времени).
• Джульет Бёрк — в 1974—1977 годах работала в «Дхарма Инишатив» механиком на автобазе «Дхарма». (В результате перемещения во времени).
• Джин Квон — в 1974—1977 годах работал в «Дхарма Инишатив» охранником. (В результате перемещения во времени).
• Майлз Стром — в 1974—1977 годах работал в «Дхарма Инишатив». Должность — охранник. (В результате перемещения во времени).
• Дэниел Фарадей — в 1974—1977 годах работал в «Дхарма Инишатив». Точная должность — физик — был отправлен, как учёный на исследования в «ЭНН АРБОР», после чего был в группе станции «Лебедь». (В результате перемещения во времени)
• Джек Шепард — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — разнорабочий. (В результате перемещения во времени)
• Кейт Остин — в 1977 году работала в «Дхарма Инишатив». Должность — механик на автобазе «Дхарма». (В результате перемещения во времени)
• Хьюго Рейес — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — шеф-повар. (В результате перемещения во времени)
• Ронни — в 1977 году был рекуртом «Дхарма Инишатив». Должность — разнорабочий. Прибыл вместе с другими новобранцами в 1977 году.
• Эми — в 1974—1977 годах работала в «Дхарма Инишатив».
• Олдэм — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — дознаватель.
• Рози — в 1977 году работала в «Дхарма Инишатив». Должность — медсестра. Работала на станции «Зеркало».
• Том — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — механик на автобазе «Дхарма».
• Безымянный Доктор — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — доктор.
• Рэймонд — в 1977 году был рекрутом в «Дхарма Инишатив». Должность — картограф. Прибыл вместе с другими новобранцами в 1977 году.
• Энтони — в 1977 году был рекрутом в «Дхарма Инишатив». Должность — охранник. Прибыл вместе с другими новобранцами в 1977 году.
• Элмер — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — инженер.
• Эрин — в 1977 году работала в «Дхарма Инишатив».
• Клив — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив».
• Крэйг — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив».
• Билл — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив».
• Кикер — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Был режиссёром Ориентационного видео для 2 станции.
• Опал — в 1973 году работала в «Дхарма Инишатив». Должность — медсестра.
• Кейси — в 1973 году работала в «Дхарма Инишатив». Должность — гемологист.
• Майк — в 1973 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — техник. Работал на станции 5 — «Жемчужина».
• Митч — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Работал на причале. Сопровождал Сойера и Джульет до подлодки.
• Джун — в 1973 году работала в «Дхарма Инишатив». Должность — техник. Встречала Роджера и Бена Лайнуса.
• Эрик — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — рабочий (работал на строительстве «Орхидеи»)
• Тони — в 1977 году работал в «Дхарма Инишатив». Должность — диспетчер (работал на строительстве «Орхидеи»)
• Дорис — в 1973 году работал в «Дхарма Инишатив».

Ссылки

• [ru.lostpedia.wikia.com/wiki/DHARMA_Initiative DHARMA Initiative] на сайте [ru.lostpedia.wikia.com Lostpedia]  (рус.)

Отрывок, характеризующий DHARMA Initiative

Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.