Дыбенко, Павел Ефимович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дыбенко П. Е.»)
Перейти к: навигация, поиск
Павел Ефимович Дыбенко
Дата рождения

16 (28) февраля 1889(1889-02-28)

Место рождения

село Людково,
Черниговская губерния,
Российская империя

Дата смерти

29 июля 1938(1938-07-29) (49 лет)

Место смерти

Москва, РСФСР, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Годы службы

19121938

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Первая мировая война
Русская революция:
Июльское восстание
Октябрьская революция
Гражданская война в России:

Награды и премии

Па́вел Ефи́мович Дыбе́нко (16 (28) февраля 1889 — 29 июля 1938) — российский революционер, советский политический и военный деятель, 1-й народный комиссар по морским делам РСФСР, командарм 2-го ранга (1935).

Член РСДРП с 1912 года.





Ранние годы

Родился в селе Людково Черниговской губернии (ныне в черте города Новозыбкова Брянской области) в многодетной семье крестьянина-малоросса.

Начальное образование получил в народной школе, затем в 1899 году был принят в специальные классы Новозыбковского трёхклассного городского училища, полный курс которого окончил в 1903 году. Продолжать учёбу не имел возможности из-за социального статуса и материального положения семьи.

В 1906 году 17-летний Павел Дыбенко поступил на службу в казначейство в Новоалександровске, где проживали его родственники, но был уволен оттуда «за неблагонадёжность» — в 1907 году принял участие в работе большевистского кружка, попав по этой причине под негласный надзор полиции.

В 1908 году уехал в Ригу, где работал разнорабочим, портовым грузчиком, также учился на электротехнических курсах.

Служба на флоте и Первая мировая война

С декабря 1911 года — на действительной военной службе матросом на Балтийском флоте. Пытался уклониться от воинской повинности, но был арестован и отправлен на призывной пункт в Новозыбков этапом. По прибытию в Санкт-Петербург зачислен во 2-й Балтийский флотский экипаж и отправлен на обучение на остров Котлин в состав Кронштадтского учебного отряда. Служил на учебном судне «Двина», окончил минную школу, произведён в унтер-офицеры. В декабре 1912 переведен в Гельсингфорс на броненосец «Император Павел I» и служил на нём корабельным электриком до конца октября 1915. Летом 1913 года участвовал в заграничном плавании с заходом в порты Франции, Англии, Норвегии. С началом Первой мировой войны участвовал в боевых походах эскадры в Балтийском море.

Был членом подпольной большевистской группы на корабле (в состав группы входил также матрос Ховрин[1]). После бунта матросов на линкоре «Гангут» в октябре 1915 и ареста большевиков на броненосце «Император Павел I», Павел Дыбенко был списан с корабля, зачислен в состав отдельного морского добровольческого батальона и в январе 1916 отправлен на сухопутный фронт под Ригу, где принимал участие в боевых действиях. В апреле 1916 за антивоенную агитацию был арестован и заключён на два месяца в военно-исправительную тюрьму в Гельсингфорсе. После освобождения назначен баталером на военно-транспортное судно «Ща» в Гельсингфорсе. Продолжал вести подпольную революционную деятельность.

Революция и Гражданская война

В дни Февральской революции 1917 года принимал участие в вооружённом восстании в Петрограде.

С марта 1917 года был членом Гельсингфорсского Совета депутатов армии, флота и рабочих; с апреля 1917 года — председатель «Центробалта» (Центрального комитета Балтийского флота).

Совместно с Антоновым-Овсеенко принимал активное участие в антиправительственном выступлении в июле 1917 года в Петрограде, в подготовке флота к Октябрьскому вооружённому восстанию. 5 июля был арестован и заключён в тюрьму «Кресты». По настоянию большевиков, 5 сентября 1917 был освобождён и вернулся в Гельсингфорс.

В конце сентября 1917 Дыбенко — делегат 2-го съезда моряков Балтийского флота. В октябре 1917, во время Моонзундского сражения, принимал участие в боях с германским флотом у острова Даго.

Во время Октябрьской революции Дыбенко руководил формированием и отправкой из Гельсингфорса и Кронштадта отрядов революционных моряков и военных кораблей в Петроград; во время выступления Корнилова командовал красными отрядами в Гатчине и Красном Селе, арестовывал генерала П. Н. Краснова. На II Всероссийском съезде Советов вошёл в состав Совета народных комиссаров в качестве члена Комитета по военным и морским делам. До марта 1918 года — народный комиссар по морским делам.

В ноябре 1917 избран депутатом Учредительного Собрания от Балтийского флота. 6(19) января 1918, имея в своем распоряжении более 5 тыс. революционных матросов, сосредоточенных в Петрограде «для охраны общественного порядка» в связи с созывом Учредительного Собрания, Павел Дыбенко принял непосредственное участие в разгоне «Учредиловки».

В феврале 1918 года, в период общего наступления германских войск на российско-германском фронте, командовал отрядом моряков под Нарвой. Вскоре отряд Дыбенко оставил Нарву.
«… оставление Нарвы произошло преимущественно потому, что не было общего руководства и связи в действиях, оттого, что слабо или даже вовсе почти неподготовленные отряды водили в бой неумело и они несли излишние потери (больше других потерпели матросы); наконец, на настроение войск оказало, по-видимому, известное влияние и создавшееся тогда положение как бы между войной и миром, что волновало людей и способствовало уменьшению их стойкости.»[2]

Отступив до Гатчины, его отряд 6 марта 1918 был разоружён. Дыбенко исключили из РКП(б)[3], а 16 марта, на IV-м съезде Советов, он был лишён всех постов. Вскоре арестован. 25 марта 1918 выпущен на поруки с условием нахождения в Москве до суда, но бежал в Самару, откуда возвращён в Москву. В мае 1918 года отдан под суд, был оправдан.

Летом 1918 года направлен на подпольную работу в Западно-Черноморский регион (в Одессу). В августе 1918 года, находясь в Севастополе, был арестован крымскими властями, но в октябре обменян на пленных германских офицеров. С ноября 1918 года Дыбенко в Украинской советской армии — командир полка, бригады, группы войск, дивизии. Возглавлял 1-ю Заднепровскую Украинскую Советскую дивизию, в которую влились многотысячные отряды самых известных на Украине партизанских атаманов — Никифора Григорьева и Нестора Махно[4].

В апреле 1919 украинские советские войска под командованием Павла Дыбенко захватили Перекопский перешеек, затем весь Крым (за исключением Керчи). С мая 1919 года П. Дыбенко — командующий 9-ти тысячной Крымской советской армией, сформированной из частей 1-й Заднепровской дивизии и местных отрядов, и одновременно нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета провозглашённой Крымской советской республики. В мае—июне 1919 командует советскими войсками в Крыму, отступающими под натиском белогвардейцев, с июня по сентябрь 1919 — в Северной Таврии; принимает участие в подавлении «григорьевщины» и «махновщины».

В сентябре 1919 отозван в Москву, в октябре зачислен слушателем Академии Генерального штаба РККА, однако уже через месяц назначен начальником 37-й стрелковой дивизии. В конце декабря 1919, командуя соединениями, отличился при освобождении Царицына. Участник разгрома армии генерала Деникина на Северном Кавказе весной 1920 года. С 3 марта по 11 мая 1920 года — начдив 1-й Кавказской кавалерийской дивизии.

Летом 1920 командовал соединениями в Северной Таврии, сражающимися с Русской армией генерала Врангеля и махновцами. С 28 июня по 17 июля 1920 года — начдив 2-й Ставропольской кавалерийской дивизии имени М. Ф. Блинова.

С сентября 1920 по май 1921 — слушатель младшего курса Военной Академии РККА.

В марте 1921, под общим командованием М. Н. Тухачевского, Дыбенко во главе Сводной дивизии был одним из руководителей подавления Кронштадтского восстания. После ликвидации восстания — комендант Кронштадтской крепости. О деятельности Дыбенко во время штурма крепости докладывал заместитель начальника особого отделения Юдин:

«561-й полк, отойдя полторы версты на Кронштадт, дальше идти в наступление отказался. Причина неизвестна. Тов. Дыбенко приказал развернуть вторую цепь и стрелять по возвращающимся. Комполка 561 принимает репрессивные меры против своих красноармейцев, дабы дальше заставить идти в наступление».

В апреле 1921 участвовал в подавлении крестьянского восстания в Тамбовской губернии.

Послевоенная карьера

  • май—июнь 1921 — начальник войск Западно-Черноморского сектора (район Тирасполя—Одессы—Николаева—Херсона);
  • июнь—октябрь 1921 — начальник 51-й стрелковой дивизии;
  • октябрь 1921 — июнь 1922 — слушатель старшего курса Военной Академии РККА;
  • 1922 — экстерном окончил Военную Академию (Академию Генерального штаба) РККА;
  • 1922 — восстановлен в РКП(б) с зачётом партстажа с 1912 года.
  • 05.1922 — 10.1922 — командир 6-го стрелкового корпуса;
  • 10.1922 — 05.1924 — командир 5-го стрелкового корпуса;
  • май 1924—1925 — командир 10-го стрелкового корпуса;
  • май 1925 — ноябрь 1926 — начальник Артиллерийского управления снабжений РККА;
  • ноябрь 1926 — октябрь 1928 — начальник снабжений РККА;
  • октябрь 1928 — декабрь 1933 — командующий войсками Среднеазиатского ВО;
  • декабрь 1933 — май 1937 — командующий войсками Приволжского ВО;
  • в 1937 — командующий войсками Сибирского ВО (в должность не вступал);
  • 5 июня 1937 — 10 сентября 1937 — командующий войсками Ленинградского военного округа;

Был членом РВС СССР, членом ЦИК СССР.

Арест и гибель

В 1937 году Дыбенко был избран депутатом Верховного Совета 1-го созыва. В 1937 году под руководством Дыбенко и начальника Ленинградского УНКВД Л. М. Заковского в частях Ленинградского военного округа развернулась кампания массовых репрессий комсостава. Дыбенко входил в состав Специального судебного присутствия, осудившего на смерть группу высших советских военачальников по «Делу Тухачевского» в июне 1937 года.

10 сентября 1937 года Дыбенко был снят с должности командующего Ленинградским военным округом[5], но затем восстановлен. Однако вскоре, в январе 1938 года Дыбенко был повторно смещен с поста и уволен из РККА. На январском пленуме ЦК ВКП(б) Дыбенко подвергся резкой критике и нападкам со стороны Сталина, обвинившего его в морально-бытовом разложении и пьянстве. После этого Дыбенко «в порядке последнего испытания» был назначен заместителем наркома лесной промышленности СССР; при этом ему было поручено курировать выполнение плана заготовок древесины в системе ГУЛАГа.

Арестован 26 февраля 1938 года в Свердловске. Обвинен в участии в военно-фашистском заговоре в РККА и в наркомате лесной промышленности СССР и в шпионаже в пользу США. Также Дыбенко был обвинен в связях с М. Н. Тухачевским, которого он сам незадолго до этого отправил на расстрел. На следствии подвергался жестоким пыткам. Признал себя виновным во всех предъявленных обвинениях, кроме шпионажа; писал покаянные письма Сталину. 29 июля 1938 года Дыбенко был приговорён к смертной казни и расстрелян. Место захоронения — полигон «Коммунарка». Реабилитирован посмертно в 1956 году.

Семья

Жена — Александра Михайловна Домонтович, по первому мужу — Коллонтай, из дворянского рода Домонтовичей, известная революционерка.

Брат — Фёдор Ефимович Дыбенко (1891—1919), офицер военного времени Русской императорской армии (поручик), с мая по сентябрь 1918 — офицер армии Украинской державы, перешедший на сторону большевиков. В ноябре-декабре 1918 принимал активное участие в формировании частей Украинской советской армии, в январе 1919 назначен начальником 42-й стрелковой дивизии РККА, действовавшей на Донбассе против белогвардейцев. Погиб 31 марта 1919 года во время мятежа в красноармейских частях; похоронен в с. Людково.[6]

Награды

  • три ордена Красного Знамени РСФСР:
    • за штурм Кронштадта в марте 1921 (Приказ РВСР № 112, 1921, первое награждение);
    • за взятие Севастополя в апреле 1919 (Приказ РВСР № 36, 1922, второе награждение);
    • за освобождение Царицына в декабре 1919 (Приказ РВСР № 97, 1922, третье награждение)[7].
  • два ордена Красной Звезды.
  • орден Трудового Красного Знамени Узбекской ССР (1931).
  • орден Трудового Красного Знамени Таджикской ССР (1931).

См. также

Сочинения

  • Дыбенко П. В недрах царского флота. — М.-Пг., 1919
  • Дыбенко П. Военная доктрина и эволюция армии. (Опыт исследования). — Одесса, 1922. — 63 с.
  • Дыбенко П. Мятежники: (из воспоминаний о революции). — М.: «Красная новь», Главполитпросвет, 1923. — 111 с. — 20 000 экз. — Обл. Родченко.
  • Дыбенко П. Из недр царского флота к великому Октябрю. Из воспоминаний о революции. 1917—7.XI—1927. — М., Военный вестник, 1928. 237 с. — 7000 экз.
  • Дыбенко П. Октябрь на Балтике. — Ташкент, 1934.

Память

Напишите отзыв о статье "Дыбенко, Павел Ефимович"

Примечания

  1. Ховрин Н. А. Балтийцы идут на штурм! — М.: Воениздат, 1987
  2. Парский Д. [www.grwar.ru/library/Mil-Collect-II/MCII_05.html Воспоминания и мысли о жизни и службе в Ямбургском отряде Красной армии в марте-апреле 1918 г. // Военно-исторический сборник]. — М., 1919. — Вып. 2. — С. 201—202.
  3. Был восстановлен в партии в 1922 году
  4. [www.palariev.sitecity.ru/ltext_2102213715.phtml?p_ident=ltext_2102213715.p_2511232637 Участие Одессы в мировой революции]
  5. [ru.wikisource.org/wiki/Приказ_НКО_СССР_от_10.09.1937_№_197 Приказ НКО СССР от 10.09.1937 № 197]
  6. [www.mbuknkm.narod.ru/fedor-efimovich-dybenko.html Фёдор Ефимович Дыбенко]
  7. [www.kdkv.narod.ru/WW1/Spis-BKZ-05D.html Сборник лиц, награждённых орденом Красного Знамени (РСФСР)]

Источники

  • [forum.milua.org/viewtopic.php?f=85&t=17551 Гражданская война на Украине 1918—1920. Сборник документов и материалов в трёх томах, четырёх книгах. Киев, 1967.]
  • В. Антонов-Овсеенко. Записки о гражданской войне. — М.:, — Л.: 1933.
  • Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [www.mbuknkm.narod.ru/pavel-efimovich-dybenko.html МБУК «Новозыбковский краеведческий музей». Павел Ефимович Дыбенко.]

Литература

  • Григорян А. М., Мильбах В. С., Чернавский А. Н. Политические репрессии командно-начальствующего состава, 1937—1938 гг. Ленинградский военный округ. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2013. — 423 с. — ISBN 978-5-288-05282-8.
  • Жигалов И. M. Дыбенко. — М.: Молодая гвардия, 1983.
  • Жигалов И. М. Повесть о балтийском матросе. — М.: Политиздат, 1973.
  • Киршнер Л. А. Колокол громового боя. — Л.: Лениздат, 1985.
  • Лазарев С. Е. Социокультурный состав советской военной элиты 1931—1938 гг. и её оценки в прессе русского зарубежья. — Воронеж: Воронежский ЦНТИ — филиал ФГБУ «РЭА» Минэнерго России, 2012. — 312 с. — 100 экз. — ISBN 978-5-4218-0102-3.
  • Дж. Леви. Павел Дыбенко и миф о 23 февраля 1918 года ([forum.polismi.ru/index.php?/topic/1322- часть 1], [forum.polismi.ru/index.php?/topic/1391- часть 2], [forum.polismi.ru/index.php?/topic/1456- вопросы]), Полюс Мира, 2012.
  • Суворов В. Очищение. — М., АСТ, 2002.
  • Якупов Н. М. Трагедия полководцев. — М.: Мысль, 1992. — С. 66—97. — 349 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-244-00525-1.
  • Млечин Л. М. Полководцы — Революционеры. — СПб, 2015 год, изд. ООО Торгово-издательский дом «Амфора».

Публицистика

  • Дормидонтов В. С. [vozvr.ru/tabid/248/ArticleId/2337/language/ru-RU/Default.aspx «О бедном Дыбенко замолвите слово…» О «заслугах и подвигах» героя революции]
  • [www.mahno.ru/other/38.php Нарком Дыбенко — мятежник и каратель]
  • [samara-volga.ru/history.shtml История Васильевских островов]
  • Савченко В. А. [militera.lib.ru/bio/savchenko/index.html Авантюристы гражданской войны]. — М., 2000. — ISBN 966-03-0845-0, 5-17-002710-9

Отрывок, характеризующий Дыбенко, Павел Ефимович

– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.