Дылицы

Деревня Дылицы Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Гатчинский Сельское поселение Елизаветинское Координаты 59°28′56″ с. ш. 29°45′33″ в. д.59.48222° с. ш. 29.75917° в. д. / 59.48222; 29.75917    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Вздылици, Долицы, Владимирское Высота центра 124 м Население ▲ 81 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81370 Почтовый индекс 188370 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41218824006 41 218 824 006]

Ды́лицы (фин. Tillitsa) — деревня в Гатчинском районе Ленинградской области. Входит в состав Елизаветинского сельского поселения.

История

Впервые упоминается в Писцовой книге Водской пятины 1500 года, как село Вздылици в Егорьевском Вздылицком погосте Копорского уезда.

Затем, как село Fsdilitzi во Вздылицком погосте в шведских «Писцовых книгах Ижорской земли» 1618—1623 годов.

Село несколько раз оказывалась под властью шведов, пока Пётр I в 1710 году не присоединил эти земли к Российской империи.

В 1712 году деревня Вздылицы переходит во владение Г. И. Волконского, который строит здесь деревянную усадьбу. В эти же годы название деревни претерпевает изменение и превращается в более благозвучное Дылицы.

Следующим владельцем имения стала Елизавета Петровна. Как раз при ней был построен «походный» дворец и рядом разбит парк. Автор проекта дворца точно не установлен, в краеведческой литературе бездоказательно фигурируют имена Растрелли и Ринальди.

В конце 1750-х имение покупает Екатерина, будущая жена Петра III, которая впоследствии дарит имение Василию Григорьевичу Шкурину в благодарность за участие в перевороте. Шкурин в 1766 году строит и освящает каменную церковь, которую называют Владимирской в честь Владимирской иконы Божией матери. Есть версия, что архитектором церкви был Савва Чевакинский. Также при Шкурине строится большое количество хозяйственных построек из местного известняка.

На карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года упомянуто селение Здылицкая.

На «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Ф. Ф. Шуберта 1831 года, упомянуты: мыза Дылицы помещика Шкурина и при ней деревня Владимирское или Дылицы из 22 дворов.

ДЫЛИЦЫ — мыза принадлежит Генерал-Майору Шкурину, при оной каменная церковь во имя Владимирской Божией Матери.
ДОЛИЦЫ — деревня принадлежит Генерал-Майору Шкурину, число жителей по ревизии: 85 м п., 49 ж. п. (1838 год)

Согласно карте Ф. Ф. Шуберта 1844 года, деревня называлась Владимирское (Дылицы) и насчитывала 22 крестьянских двора.

В 1840-х годах имение переходит к помещице Волковой, которая в 1852 году продает его. Владельцем имения становится князь Пётр Никитич Трубецкой (1826—1880), действительный статский советник, Санкт-петербургский уездный предводитель дворянства, гусар гвардии. В свою очередь князь дарит имение своей жене, Елизавете Эсперовне (1834—1907), дочери князя Э. А. Белосельского-Белозерского, владевшей имением до 1907 года.

ДЫЛИЦЫ — деревня княгини Трубецкой, по просёлочной дороге, число дворов — 13, число душ — 51 м п. (1856 год)

Согласно «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний» в 1860 году Село Владимирское при мызе Дылицы насчитывало 18 дворов.

ВЛАДИМИРСКОЕ (ДЫЛИЦЫ) — мыза и деревня владельческие при пруде и колодце, число дворов — 20, число жителей: 71 м п., 65 ж. п.;
Церковь православная. Богадельня. Сельское училище. Ярмарка. (1862 год)

В 1885 году, согласно карте окрестностей Петербурга, деревня Дылицы (тогда она называлась — Владимирское) насчитывала 19 дворов. Сборник же Центрального статистического комитета описывал деревню так:

ДЫЛИЦЫ — село бывшее владельческое, дворов — 14, жителей — 72; церковь православная. (1885 год).

В 1889 году на кладбище взамен часовни была построена деревянная церковь во имя святой равноапостольной княгини Ольги.

В XIX веке деревня административно относилась к Губаницкой волости 1-го стана Петергофского уезда Санкт-Петербургской губернии, в начале XX века — 2-го стана.

По данным «Памятной книжки Санкт-Петербургской губернии» за 1905 год, мыза Дылицы площадью 1704 десятины принадлежала княгине Елизавете Эсперовне Трубецкой, кроме того Шпаньковский обрез мызы Дылицы площадью 1013 десятин, находился во владении Удельного ведомства.

После смерти Елизаветы Эсперовны Трубецкой в 1908 году имение по завещанию переходит к её дочери — Александре Петровне Охотниковой (1857—1949) и её супругу шталмейстеру Владимиру Петровичу Охотникову (1847—1917).

К 1913 году количество дворов увеличилось до 20.

В 1917 году усадьба переходит в собственность народа. Во время гражданской войны всё, что оставалось в имении, было разграблено окончательно.

С 1917 по 1923 год деревня Дылицы входила в состав Елизаветинского сельсовета Губаницкой волости Петергофского уезда.

С 1923 года, в составе Венгисаровской волости Гатчинского уезда.

С 1927 года, в составе Гатчинского района.

В 1928 году население деревни Дылицы составляло 149 человек.

По административным данным 1933 года, деревня Дылицы входила в состав Елизаветинского сельсовета Красногвардейского района.

Согласно топографической карте 1934 года деревня насчитывала 20 дворов, в деревне была церковь и ветряная мельница.

Во время войны, с 19 августа 1941 по 27 января 1944 года Дылицы были заняты немецкими войсками, а в усадьбе устроены склады.

В 1958 году население деревни Дылицы составляло 154 человека.

По данным 1966 и 1990 годов деревня Дылицы входила в состав Елизаветинского сельсовета.

В 1997 году в деревне проживали 72 человека, в 2002 году — 60 человек (русские — 95%), в 2007 году — 58.

География

Деревня расположена в северо-западной части района к югу от автодороги Р38 Гатчина — Волосово — Ополье.

Расстояние до административного центра поселения — посёлка Елизаветино, 0,5 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Елизаветино — 2 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:370 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:154 ScaleMajor = unit:year increment:50 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:134 width:15  text:134 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:136 width:15  text:136 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1
  from:0 till:72 width:15  text:72 textcolor:red fontsize:8px
bar:1928 color:gray1 width:1
 from:0 till:149 width:15 text:149 textcolor:red fontsize:8px
bar:1958 color:gray1 width:1
 from:0 till:154 width:15 text:154 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:72 width:15  text:72 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:60 width:15 text:60 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:58 width:15  text:58 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:81 width:15  text:81 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Достопримечательности

• Церковь Владимирской иконы Божьей матери, выстроена в 1762—1765 гг. Архитектор С. И. Чевакинский. К церкви примыкает трёхъярусная колокольня. С 1852 года в церкви располагалась фамильная усыпальница князей Трубецких. Богослужения в церкви прекращены в 1940 году. В настоящее время церковь находится в сильно разрушенном состоянии.
• Усадьба «Дылицы» с парком (обнесена забором, с 2004 г. недоступна для посещения). По данным газеты «Аргументы и факты», дворец реставрирует компания ООО «Петробилд». Компания взяла дворец и парк в аренду на 49 лет. Во дворце может быть размещен музей.

В реальности после реставрации дворец используется как индивидуальный жилой дом. Достопримечательности деревни часто приписывают близлежащему посёлку Елизаветино.

Предприятия и организации

Дом культуры.

Образование

Школа.

См. также

Елизаветино

Отрывок, характеризующий Дылицы

Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.