Дымарский, Виталий Наумович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виталий Дымарский
Виталий Наумович Дымарский
Виталий Дымарский 4 декабря 2011 года.
Род деятельности:

журналист, публицист

Место рождения:

Львов

Вита́лий Нау́мович Дыма́рский (22 февраля 1947, Львов, УССР, СССР) — российский журналист, публицист. Сын известного спортивного журналиста Наума Александровича Дымарского.





Биография

Окончил Московский педагогический институт иностранных языков. С 1968 года редактор, переводчик в издательстве «Прогресс».

По его мнению, «рынок и демократия — отнюдь не идеальные конструкции, имеют свои изъяны и проблемы, однако все остальные модели, включая плановую, просто-напросто еще хуже»[1].

Награды

21 февраля 2011 года награждён медалью «За заслуги в увековечении памяти погибших защитников Отечества»[2].

Семья

Жена — Елена Лазаревна Дымарская (урождённая Меерович; 1947—2013), старшая сестра Алексея Макаревича — продюсера группы «Лицей» и двоюродная сестра Андрея Макаревича — лидера группы «Машина времени», двое детей — Алексей Дымарский и Марина Дымарская[3], двое внуков.

Напишите отзыв о статье "Дымарский, Виталий Наумович"

Примечания

  1. www.fss.ru/digest/2009/obzor17122009.doc
  2. Радиостанция «Эхо Москвы»: [echo.msk.ru/doc/760258-echo.html «Виталий Дымарский награждён медалью „За заслуги в увековечении памяти погибших защитников Отечества“».]
  3. [brama.brestregion.com/nomer25/artic15.shtml Гiстарычная брама № 1 (25) 2010 г]

Ссылки

  • [www.rg.ru/tema/avtor-Vitalij-Dymarskij/ Публикация в «Российской газете»]
  • [www.rg.ru/plus/dymarsky 2 Публикация в «Российской газете»]
  • [www.echo.msk.ru/contributors/832/ Страница на сайте «Эха Москвы»]

Отрывок, характеризующий Дымарский, Виталий Наумович

– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.