Дымшиц-Толстая, Софья Исааковна
Поделись знанием:
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
| Софья Дымшиц-Толстая | |
 Софья Дымшиц-Толстая в гостях у Волошина. Коктебель, 1909 | |
| Имя при рождении: |
Сара Исааковна Дымшиц |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Жанр: |
художница, живописец, |
| Учёба: |
Бернский университет (медицинский и философский факультеты); |
| Стиль: | |
| Влияние: | |
Со́фья Ды́мшиц-Толста́я (11 (23) апреля 1884, Санкт-Петербург — 30 августа 1963, Ленинград) — европейски образованная российская художница-авангардистка, блеснувшая в краткую пору расцвета русского новаторского искусства начала XX века конструктивистскими и дадаистскими работами.[1]
Поколение Софьи Дымшиц, искренне откликнувшееся на революционное обновление в России, довольно скоро обнаружило себя не только невостребованным, но и раздавленным машиной тоталитарного государства, формировавшегося в СССР с начала 1930-х годов.
Биография
Софья Исааковна Дымшиц родилась в 23 апреля 1884 года[2] в Санкт-Петербурге, в большой семье коммерсанта иудейского вероисповедания.
- 1903—1906 : Слушает начальный курс в Бернском университете, сначала на медицинском, позднее — на философском факультете.[3][4]
- 1906 : Занятия в Художественной школе С. С. Егорнова. Знакомство с графом Алексеем Толстым, однокашником брата; родители против визитов в их дом женатого человека. Весной 1907 года Толстой делает Софье предложение.[5]
- 1907—1910 : Студия рисования и живописи Званцевой;[6][7] в Санкт-Петербурге. Преподавательский состав студии очень мощный: М. Добужинский, Л. Бакст, К. Петров-Водкин, К. Сомов. В этой же студии вместе с Софьей занимались Елена Гуро, Александр Ромм[8] и Марк Шагал.[9] А ещё здесь брала уроки Наталья Крандиевская, которая станет следующей женой А. Н. Толстого. Софья и Наталья работали за соседними мольбертами, а Алексей Толстой часто заглядывал в студию.[10]
- 1908 : По совету Л. Бакста едет стажироваться, как художник, в Париж. Её сопровождает А. Н. Толстой. Софья осваивает офорт под руководством Е. Кругликовой (в парижском ателье Кругликовой на ул. Буасоннад, 17); занимается в Академии «La Palette»[en] (руководители Жак-Эмиль Бланш, Шарль Герен и Анри Ле Фоконье).[11]
- 1910—1911 : В круг общения Софьи и Алексея входят художники Судейкин и Сапунов, а также Вс. Мейерхольд, Гумилёв и Ахматова, Сологуб, М. Кузмин.[12]
- 1911 : Пребывание супругов Софьи и Алексея Толстых в Париже. Рождение дочери Марианны.
- 1914 : Прекращены отношения с Алексеем Толстым.
- 1918 : Избирается секретарём отдела ИЗО Наркомпроса; входит в состав Всероссийского выставочного отделения при Наркомпросе.[13]
- 1919 : Организует художественную постановку празднования 2-й годовщины Октябрьской революции в Москве. В конце года уезжает в Петроград.
- 1919—1920 : Дымшиц-Толстая увлечённо экспериментирует с живописью на стекле. Судьба свела её с одним из лидеров русского авангарда, Владимиром Татлиным; Софья становится его секретарём и помощником в годы создания Памятника Третьему Интернационалу. Дымшиц-Толстая работает над объёмами кубов, конусов и шаров, вращающихся внутри спиралевидной конструкции. Эти объёмы были выполнены из художественно обработанного стекла. Стекло с присущими ему материальными свойствами было важной составной частью проекта. В то время как общая революционная концепция Башни Татлина заметно повлияла на реформу принципов архитектоники во всех сферах модернистского искусства XX века.
- 1921 : Софья выходит замуж за немецкого архитектора, коммуниста Германа Пессати (Guermain Pessati).[14]
- 1922 : Рождение сына Александра.[15]
- 1925—1935 : С. Дымшиц-Толстая заведует художественным отделом журнала «Работница и Крестьянка». Журнал был заметным явлением в советской культуре. В 1933 году публикуется приветствие «Работнице и Крестьянке» от Максима Горького[16]: «Поздравляю журнал „Работница и крестьянка“ с десятилетием его глубоко важной работы… каждый раз, когда приходилось читать его, меня радовало уменье, с которым ведёте вы журнал, простота языка, которым беседуете с работницей и крестьянкой, ясность изложения великих идей, которые объединяют рабочий народ в одну силу».
— М. Горький, «Работнице и крестьянке», 1933.
Оно должно было быть разворотным, одно на обе страницы. Так как обложка печаталась в цинкографии на хорошей бумаге, работницы обложку снимали и вешали на стенку, как картинку. Таким образом, обложка давала не только агитационное восприятие, но и в известной степени и эстетическое".— Дымшиц-Толстая, С. И. Воспоминания, 1939—1940 (рукопись). Отдел рукописей ГРМ, СПб.
- Вторая половина 1920-х : С этого времени художница обращается к живописи натюрмортов.
- 1934 : Награждена премией вновь организованного «Союза Советских художников» за работу в журнале.
- 1953—1959 : Состоит в Ленинградском отделении Союза художников СССР.
Изображения в сети
- [soniathemovie.com/images/EarlyFamilyGroup.jpg 1903. Софья в окружении семьи] (стоит почти в центре снимка; перед ней сидят мать и брат), 1903: год поступления Софьи в Бернский университет).
- [coollib.com/i/98/273298/i_005.jpg Софья Дымшиц в пору расцвета её женского очарования. Фотопортрет середины 1900-х].
- [soniathemovie.com/images/Trailer_480.jpg 1909. Софья] с Алексеем Толстым в Коктебеле, в гостях у Волошина.
- М. Сарьян. [www.pv-gallery.ru/upload/iblock/895/SARIAN_DIMCHIZ-TOLSTAIA.jpg Женщина в маске (Софья Дымшиц).] 1913. Холст, темпера, 105 × 135 см. Национальная картинная галерея Армении, Ереван. На сайте [www.pv-gallery.ru/information/8816/?lang=ru «Прошлый Век».]
- С. И. Дымшиц-Толстая. [old.vrubel.ru/exhibitions/06032009.htm Портрет] Е. Ю. Кузьминой-Караваевой. 1913[17]
- С. И. Дымшиц-Толстая. [galleryego.ru/image/avtor/D/Dimshitc/D06.jpg Композиция. Компас]. до 1919. Холст, масло, песок, верёвка, алюминий, краска. 69 × 53 см. Самарский художественный музей Инв. Ж 835.
- С. И. Дымшиц-Толстая. [nacfund.ru/sites/default/files/cirk_fakturnaya_zadacha_ne_pozdee_1921._holst_maslo_kleevaya_kraska_pesok_bitum._112h755.jpg Цирк (Фактурная задача) Не поздее 1921]. Холст, масло, клеевая краска, песок, битум. 112 × 75.5 см.
- [soniathemovie.com/images/gypsy_sonia.jpg Портрет Сони в образе цыганки]. Исполнен её мужем, немецким коммунистом, Германом Пессати. 1923.
- [soniathemovie.com/images/gal04_diary.png Черновик письма Дымшиц-Толстой маршалу Советского Союза Клименту Ворошилову] с просьбой о выделении пенсии пожилой художнице (запись после 1945 года). В пенсии было отказано.
- [cinemaguild.com/mm5/graphics/00000002/sonia.jpg Фотомонтаж: позднее фото Софьи Исааковны Дымшиц-Толстой] времён её членства в ЛОСХ и занятий натюрмортной живописью.
Выставки
- 1912—1913 и 1915—1916 : Участвует в выставках объединения «Мир Искусства».[18]
- 1913 : Участвует в выставках «Бубнового валета». Москва, Санкт-Петербург.[19]
- 1915 : «Москва. 1915 год» — Выставка произведений левых течений, Москва.[20]
- 1922 : «Объединение новых течений в искусстве». Петроград.
- 1924 : Софья Дымшиц участвует в XIV-й Венецианской Биеннале.
- 1934 : «Женщина в социалистическом строительстве», Ленинград.
- 1935 : Первая выставка ленинградских художников, Ленинград.
- 1936 : Осенняя выставка ленинградских художников, Ленинград.[21]
Напишите отзыв о статье "Дымшиц-Толстая, Софья Исааковна"
Литература
- Дымшиц-Толстая, С. И. Воспоминания. / Рукопись. — Отдел рукописей Государственного Русского музея, СПб., 1939—1940. — Т. ф. 700. — ед. хр. 249 с.
- С. Дымшиц-Толстая, Ю. Олеша и др. Воспоминания об А. Н. Толстом (А. Н. Толстой в воспоминаниях современников) / Составитель: Людмила Толстая. — М.: Советский писатель, 1982. — С. 44—79. — 496 с. — 100 000 экз.
- Елена Толстая. [coollib.com/b/273298/read Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург]. — Новое литературное обозрение, 2013. — 544 с. — ISBN 9785444800072.[22]
- С. Абрамов (ред.). [www.pv-gallery.ru/author/1703/Dymshic-Tolstaya-S-I/ Русское Искусство. Вып.1]. — М.-Пб. [Пг.]: Творчество; Государственный Трест «Петропечать», 1923. — С. И. Пуни. Обзор новых течений в искусстве Петербурга, с.17 – 28.
- Хмельницкая Людмила. [sites.utoronto.ca/tsq/24/tolstaya24.shtml Сплетение судеб (Исаак Розенфельд, Софья Дымшиц-Толстая, Марк и Белла Шагалы)]. — Витебск: Бюллетень Музея Марка Шагала, 2006, № 14..
- Великая утопия: Русский и советский авангард. 1915—1932 : [каталог выставки]. — Берн, Москва: Издательства «Бентелли» и «Галарт», 1993. — 832 с. стр. 760; илл. 77, 78, 81, 484
Примечания
- ↑ «Софья Исааковна Дымшиц-Толстая, художница, жена Алексея Толстого на протяжении 1907—1914 годов, спутница Владимира Татлина в первые пореволюционные годы, имеет право на то, чтобы войти в историю русской культуры — как адресат, вдохновительница и прототип многих первоклассных литературных текстов и модель многих портретов выдающихся русских художников 1900—1910-х годов» — [sites.utoronto.ca/tsq/24/tolstaya24.shtml Е. Д. Толстая]: «„Я пою и я — ничья“: К тексту Софьи Дымшиц-Толстой в русской литературе».
- ↑ Софья родилась в 1884 году — при том, что во всех её биографиях годом рождения указан 1889-й. При поступлении в Бернский университет в 1903 году она указала дату «1884». Родственники считали, что она завысила возраст из страха, что 14-летнюю девочку не примут в университет. Но при поступлении в университет всегда требуется оригинал метрического свидетельства, так что она не могла не указать свой настоящий возраст. // Елена Дмитриевна Толстая: «Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург» — С.3; Издательство НЛО, 2013.
- ↑ «После окончания женской гимназии, имея отроду 18 лет, Софья уехала учиться в Швейцарию и приступила к занятиям на медицинском факультете Бернского университета 28 октября 1903 года, с началом зимнего семестра. Согласно матрикулярным книгам, она записалась в университет как Сара Дымшиц (Sarah Dymschitz), здесь же был указан и настоящий год её рождения, 1884». [chagal-vitebsk.com/node/37 Л. Хмельницкая. Сплетения судеб] : Бюллетень Музея Марка Шагала. Вып. 14. Витебск, 2006, с. 87—109
- ↑ Любопытно, что как раз в эти годы (1902—1909), неподалёку, в патентном Бюро, скромно трудился выпускник Бернского университета Альберт Эйнштейн.
- ↑ В мемуарах Софьи Дымшиц эпизод с предложением выглядит так:«Однажды, весной 1907 года, Алексей Николаевич явился в школу Егорнова, облачённый в сюртук, торжественный, застёгнутый на все пуговицы. Оставшись со мной наедине, он сделал мне предложение стать его женой. В ответ я обрисовала ему всю нелепость нашего положения: я — неразведённая жена, он — неразведённый муж. Но Алексей Николаевич продолжал настаивать, заявил, что его решение куплено ценой глубоких переживаний, говорил, что его разрыв с семьёй предрешён, и требовал моего ухода из семьи. Всё же мы в этот раз ни до чего не договорились и в следующие дни ещё неоднократно обсуждали наши радостные чувства и невеселые обстоятельства. Наконец, желая окончательно проверить чувства Алексея Николаевича к его семье и ко мне, я предложила, чтобы он с Юлией Васильевной совершил заграничную поездку».
— Варламов А. Н. Красный шут. Биографическое повествование об Алексее Толстом; Серия ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2006 г. — 591 с.: ил.
- ↑ О семье Званцевых и связи времён [seledkagazeta.ru/news/153/17/zelenskaya-3 рассказывает историк Дина Коротаева]
- ↑ [letopisi.org/index.php/Обсуждение:Званцева,_Елизавета_Николаевна О знакомстве Званцевой с И. Е. Репиным]
- ↑ Ромм, Александр Георгиевич (1886—1952) — российский и советский искусствовед, переводчик, художник.
- ↑ Елизавета Званцева (1864—1921), с 1888 года — ученица И. Е. Репина, организовала собственные художественные школы в Москве (1899—1906) и Санкт-Петербурге (1906). Петербуржская студия упоминается в [silverage.ru/dobuzhpis/#4 мемуарах М. Добужинского].
- ↑ Алексей Толстой посещал знаменитые среды в «башне» у Вячеслава Иванова. Поскольку студия Званцевой располагалась на первом этаже того же дома на углу Таврической и Тверской (дом 1) улиц, а среди преподавателей значились Л. Бакст, М. Добужинский и К. Петров-Водкин, то многие из легендарных персонажей Серебряного века попросту «перетекали» из художественных классов в литературную «башню» и обратно.
- ↑ Биография Софьи Дымшиц-Толстой на сайте [ejwiki.org/w/index.php?title=Дымшиц-Толстая,_Софья_Исааковна Еврейской Вики-энциклопедии.]
- ↑ Я помню, как мы проводили петербургские белые ночи. Мы были в то время особенно дружны с художником Судейкиным и его женой артисткой Ольгой Афанасьевной, с Мейерхольдом и поэтом Кузминым. В их обществе, а иногда и с другими художниками мы все ночи проводили на Островах, на поплавках. Поплавки — это были маленькие открытые ресторанчики, построенные на Неве на сваях. Мы там сидели заворожённые необыкновенной красотой нашего великого города с его дворцами и необычайной архитектурой. <…> Насладившись красотой, мы уезжали к Судейкину. Он жил на Васильевском острове в мастерской с большим итальянским окном. Здесь начинались мистерии творчества — Кузмин садился за рояль и звучала музыкальная импровизация.
— Дымшиц-Толстая, С. И. Воспоминания, 1939—1940. Отдел рукописей Государственного Русского музея, СПб. С.15-16.
- ↑ Новая власть на первых порах раскрепостила не только представителей национальных меньшинств России — права гражданства получили все авангардные художественные направления, которые ранее также дискриминировались буржуазным обществом. Деятели русского авангарда обрели государственную поддержку и сосредоточили в своих руках определённую власть. В январе 1918 г. в Петрограде при Наркомпросе был учрежден Всероссийский Отдел Изо. Заведовал им Д. Штеренберг; в Коллегию по делам искусств при Отделе вошли Н. Альтман, В. Баранов-Россинэ, И. Школьник. Московский филиал Отдела Изо возглавил В.Татлин; в московскую Художественную коллегию в 1918—1919 гг. входили С. Дымшиц-Толстая, Р. Фальк.
— Александра Шатских. [chagal-vitebsk.com/node/101 Евреи в русском авангарде. Шагаловский сборник.] Вып. 2. Материалы VI-IX Шагаловских чтений в Витебске (1996-1999). Витебск, 2004. С.102-115.
- ↑ [books.google.ru/books?id=6_0Y0PALzQMC&pg=PA481&lpg=PA481&dq=Guermain+Pessati&source=bl&ots=tVu82MGtUV&sig=np1QpoIu4dUIMizMgb5CrOmy0Cs&hl=ru&sa=X&ei=r8DoU6mcGcr4yQO2hIC4Cw&redir_esc=y#v=onepage&q=Guermain%20Pessati&f=false Dictionary of Women Artists]: Artists, J-Z (editor: Delia Gaze); by Jane A. Sharp; p. 481. В конце 1930-х он был репрессирован, оказался в лагерях. Герман Пессати «освободился» из ГУЛАГа, будучи смертельно больным.
- ↑ Сын Александр погиб в 1942 году под Сталинградом.
- ↑ Цитируется по книге: Е. Д. Толстая: Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург. Стр. 56.
- ↑ Этот портрет был представлен публике на «Выставке одной картины» в [vrubel.ru Омском областном музее изобразительных искусств имени М. А. Врубеля], с 6 по 12 марта 2009. Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (Мать Мария, 1891—1945) — русский поэт, художник, богослов. В 1932 году приняла пострижение в монахини (в миру). В 1945-м казнена в газовой камере в нацистском концентрационном лагере Равенсбрюк. Знакомство художницы Софьи Исааковны Дымшиц с Елизаветой Юрьевной состоялось в 1911 году в Петербурге. Во время московских встреч, в 1913 году, Дымшиц написала портрет Кузьминой-Караваевой. В коллекцию музея портрет поступил без указания имени героини. Благодаря исследованиям сотрудников, переписке с родными Елизаветы Юрьевны, удалось атрибутировать произведение. [rmx.ru/Poster/events/?EventID=1366 Издание «Открытый Омск», 2009.]
- ↑ Каталог выставки картин «Мир Искусства». Москва. 1912
- Каталог выставки картин «Мир Искусства». Москва. 1913
- Каталог выставки картин «Мир Искусства». 1-е изд. С.-Петербург. 1913
- Каталог выставки картин «Мир Искусства». 2-е изд. Петроград. 1916
- Каталог выставки картин «Мир Искусства». 2-е изд. Петроград. 1917
- ↑ Гр. С. И. Толстая // Каталог выставки картин Общества художников «Бубновый Валет». С.-Петербург. 1913. № № 333—334
- ↑ Выставка живописи 1915 год. Москва. Художественный Салон. [1915]
- ↑ В каталоге: «Великая утопия: Русский и советский авангард. 1915—1932» — Берн, Москва, 1993. С.760.
- ↑ Елена Дмитриевна Толстая — профессор Иерусалимского университета, автор монографий о Чехове, Алексее Толстом, Андрее Платонове.
Ссылки
- [magazines.russ.ru/nlo/2008/91/to10.html Елена Толстая: Одна, в плаще весенней мглы] к тексту Софьи Дымшиц-Толстой в русской литературе / «НЛО» 2008, № 91
- [artinvestment.ru/auctions/145980/biography.html Биография Софьи Исааковны Дымшиц-Толстой] на сайте ARTinvestment.RU
- [soniathemovie.com/about.html О 96-минутном фильме «Соня»] (2007 г.), снятом внучатой племянницей Софьи Дымшиц-Толстой, Люси Костеланец
- [www.pv-gallery.ru/author/1703/Dymshic-Tolstaya-S-I/ Библиография] на сайте галереи «Прошлый Век», СПб.
Отрывок, характеризующий Дымшиц-Толстая, Софья Исааковна
– Нет еще. А вы куда?– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Художники по алфавиту
- Художницы
- Художники России
- Художники СССР
- Художники XX века
- Родившиеся 23 апреля
- Родившиеся в 1884 году
- Умершие 30 августа
- Умершие в 1963 году
- Художники-абстракционисты России
- Скульпторы-абстракционисты
- Художницы русского авангарда
- Конструктивисты
- Графики СССР
- Мастера натюрморта Российской империи
- Мастера натюрморта СССР
- Живописцы Ленинградского Союза художников
- Редакторы СССР
- Редакторы журналов
- Жёны Алексея Николаевича Толстого
- Художницы СССР
- Женщины-скульпторы
