Орт, Дьёрдь

Дьёрдь Орт
Общая информация
Полное имя	Дьёрдь Фалуди
Прозвище	Tata
Родился	30 апреля 1901(1901-04-30) Будапешт, Австро-Венгрия
Умер	11 января 1962(1962-01-11) (60 лет) Порту, Португалия
Гражданство	Венгрия
Позиция	нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
	ИЛК
	Эржебетвароши
1914—1915	Терезвароши
1915	Вашаш
Клубная карьера*
1915—1916	Вашаш
1916	Пиза
1917—1923	МТК	сумма ниже
1923	Виенна
1923—1927	МТК	167 (138)
1927—1929	Олимпик (Марсель)
1929—1930	Будаи 33
1932	Будаи 11
1932	Бочкаи	1 (0)
1932—1933	Мессина
1937—1938	Нюрнберг
Национальная сборная**
1917—1927	Венгрия	32 (13)
Тренерская карьера
1930	Чили
1930—1931	Коло-Коло
1932	Бочкаи
1932—1933	Мессина
1933—1934	Л’Аквила
1934—1935	Пиза
1935—1936	Дженоа
1937—1938	Нюрнберг
1938—1939	Мец
1939—1940	Катанья
1940—1942	Савона
1942—1944	Чили
1944—1945	Сан-Лоренсо
1945	Росарио Сентраль
1945—1946	Гвадалахара
1946—1948	Мексика
1949—1950	Бока Хуниорс
1950—1951	Некакса
1955—1956	Колумбия
1956—1960	Перу
1961	Спортинг (Лиссабон)
1961—1962	Порту
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Дьёрдь Орт (венг. Orth György; 30 апреля 1901, Будапешт — 11 января 1962, Порту), настоящее имя Дьёрдь Фа́луди (венг. Faludi György) — венгерский футболист и тренер. Работал в девяти странах, тренировал три различные сборные, в том числе сборную Чили на первом чемпионате мира. По опросу Лучшие футболисты XX века по версии МФФИИС занимает 8 место среди лучших футболистов Венгрии XX века.

Карьера

Игровая карьера

Дьёрдь Орт начал свою карьеру в команде ИЛК, выступавшей только в молодёжных первенствах Будапешта. Команда просуществовала относительно недолго, но сумела воспитать для Венгрии ряд игроков, ставших, в будущем, игроками сборной.

Поиграв в командах «Эржебетвароши» и «Терезвароши», в возрасте 15-ти лет Орт пришёл в клуб «Вашаш», где, начав с молодёжного состава, уже через несколько месяцев играл за первый состав команды. Затем Орт ненадолго уехал в Италию, где поиграл за Пизу, но меньше чем через год вернулся в Будапешт и присоединился к клубу МТК, который в те годы тренировал англичанин Джимми Хоган. В те годы команда у МТК подобралась великолепная, в ней играли такие «звёзды» 1910-20 годов, как Имре Шлоссер, Альфред Шаффер, Йожеф Браун и, конечно, Орт. Сперва Орта поставили в защиту, где он играл рядом с Дьюлой Фельдманном и Дьюлой Манди, но в сезоне 1919—1920, после ухода из клуба Шаффера, Орт был выдвинут в нападение и сразу же стал забивать, по итогам сезона став лучшим снайпером чемпионата с 28-ю мячами, этот «подвиг» он повторял ещё два года, становясь лучший венгерский снайпером, а МТК, ведомый своим бомбардиром, выиграл 8 раз чемпионат Венгрии и один раз был сильнейшим в кубке страны, правда в 1923 году Орт сыграл несколько матчей в австрийском «Фёрсте».

В сентябре 1925 года, МТК играл товарищеский матч в Вене с местной командой «Винер Аматеур», в этом матче Орт получил тяжёлую травму колена, столкнувшись с Йоханном Тандлером. Почти год Дьёрдь не играл, залечивая повреждение, и лишь осенью 1926-го он вернулся в строй. Несмотря на то, что Орт ещё долгое время выступал на футбольной площидке, травмированное колено беспокоило венгра до конца его карьеры.

После МТК, Орт уехал из страны, выступая во Франции, затем вернулся в Венгрию, чтобы провести несколько матчей в «Будаии 33» и «Будаи 11», но в этих клубах, как и в итальянской «Мессине» и немецком «Нюрнберге», роль Орта, по большей части, сводилась к выполнению функций тренера, а игроком он был с ничтожном числе матчей.

Карьера в сборной Венгрии

В национальной сборной Венгрии Орт дебютировал в возрасте 16-ти лет в ноябре 1917 года, где венграм противостояла Австрия, матч завершился со счётом 2:1. В последующие годы Орт всегда был «в обойме» сборной, почти всегда выходя в стартовом составе, играя на месте центрфорварда или полузащитника. В 1924 году венгры приняли участие в Олимпиаде 1924, но уверенно победив Польшу в первом круге, во втором Венгрия была разгромлена сборной Египта со счетом 0:3, Орт выступал в обоих матчах, но ничем не отличился. Последнюю игру за национальную команду Орт отыграл против сборной Чехословакии в октябре 1927 года, в которой венгры проиграли 1:2. Всего за сборную Венгрии Орт провёл 32 матча и забил 13 голов.

Тренерская карьера

Тренерскую лицензию Орт получил в Германии в Высшей Академии Берлина на кафедре физической культуры. Свою же карьеру тренера Орт начал в 1930-м году, приняв предложение Чилийского Футбольно Союза возглавить национальную сборную на первом чемпионате мира. Возглавив чилийцев Орт стал вторым, вслед за тренером сборной Аргентины Хуаном Хосе Трамутолой, молодым тренером в истории чемпионатов мира. Чилийцы выиграли два матча из трёх, но по тогдашним правилам из группы выходила лишь одна команда и этой командой стала Аргентина. Орт, вместе с командой, вернулся в Чили, где возглавил местный клуб «Коло-Коло». Там же Орту предоставили чилийское гражданство.

В 1932 году Орт вернулся в Венгрию, где играл в «Будаи», а затем встал на тренерский мостик клуба «Бочкаи», за которую даже провёл один матч в чемпионате. Затем Орт уехал в Италию, где тренировал местные команды «Мессину», «Л’Аквилу», «Пизу» и «Дженоа».

Осенью 1936 года Орт приехал в Германию, задыхающуюся под игом фашизма, чтобы возглавить клуб «Нюрнберг», в первый же год в новом клубе Орт выиграл с командой чемпионат Баварии и дошёл до финала общегерманского первенства, где проиграл клубу «Шальке-04» 0:2. На следующий год «Нюрнберг» вновь выиграл чемпионат Баварии, но в чемпионате Германии вылетел уже на стадии группового турнира. В сезоне 1938—1939 клуб занял лишь 5 место в первенстве Баварии и Орт был вынужден покинуть Нюрнберг.

После работы в двух клубах итальянской серии B «Катаньи» и «Савоны», Орт в 1942 году уехал в Чили, где тренировал национальную сборную страны. Затем Орт работал в аргентинском клубе «Сан-Лоренсо» и мексиканском клубе «Гвадалахара». Затем на протяжении 15-ти лет работал тренером в Америке с разными командами, включая «Боку Хуниорс» и национальные сборные Колумбии, Перу и Мексики.

В начале 1960-х Орт вернулся е Европу, чтобы тренировать португальские команды «Спортинг» и «Порту», командой, во время работы с которой Дьёрдь Орт скончался 11 января 1962 года.

Достижения

• Чемпион Венгрии: 1918, 1919, 1920, 1921, 1922, 1923, 1924, 1925
• Обладатель Кубка Венгрии: 1923
• Лучший бомбардир чемпионата Венгрии: 1920 (28 голов), 1921 (21 гол), 1922 (26 голов)

Источники

• [www.mundoandino.com/Chile/Gyorgy-Orth Профиль на mundoandino.com]
• [www.focitipp.hu/?content=cikkek&id=3119 Статья на focitipp.hu]
• [www.mommo.hu/media/Orth_Gyorgy_Bp_1901_apr_30__Porto_Portugalia_1962_jan_11_labdarugo_kereskedo Профиль на mommo.hu]
• [www.huszadikszazad.hu/index.php?apps=cikk&cikk=13636 Профиль на huszadikszazad.hu]
• [www.xlsport.hu/showcikk.php?scid=1005656 Профиль на xlsport.hu]
• Книга «Orth és társai… (Orth György — Schlosser Imre — Zsák Károly)». Автор Fekete Pál. Будапешт. 1963
• [www.nemzetisport.hu/sportlexikon/bajnoki-mult-4399.html?oldal=3 Лучшие бомбардиры чемпионата Венгрии]
• [next.habostorta.hu/hu/habostorta/szerinted/kategoriak/sport/a-legjobb-magyar-futballista Статья на habostorta.hu]
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/fa/gyorgy-faludy-1.html Статистика на ОИ]

Отрывок, характеризующий Орт, Дьёрдь

– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.