Фалуди, Дьёрдь

Дьёрдь Фалуди
György Faludy
Дата рождения:	22 сентября 1910(1910-09-22)
Место рождения:	Будапешт, Австро-Венгрия
Дата смерти:	1 сентября 2006(2006-09-01) (95 лет)
Место смерти:	Будапешт, Венгрия
Гражданство:	Венгрия, Канада
Род деятельности:	прозаик, поэт, переводчик
Годы творчества:	1934—2006
Жанр:	сонет, лирика, эссе, роман
Язык произведений:	венгерский
Премии:	Премия имени Кошута (1994)
Награды:

Дьёрдь Фа́луди (венг. Faludy György; 22 сентября 1910, Будапешт — 1 сентября 2006, там же) — венгерский поэт, прозаик, переводчик.

Биография

Родился в еврейской семье, отец был профессором университета. В 1928—1933 учился в университетах Вены, Берлина и Грац. В 1938 году переехал во Францию, оттуда в Марокко, а затем в США. Издавал журнал, в 1943—1945 служил в американской армии.

В 1946 вернулся в Венгрию. Был близок к социал-демократам, возглавлял группу молодых рабочих, поваливших памятник епископу-антисемиту Оттокару Прохазке. В 1949 был арестован режимом Ракоши, провел три года в лагере принудительного труда Речк. В 1991 Фалуди написал стихотворение Péter Gábor, az ÁVH parancsnoka — Габор Петер, командир ÁVH. Произведение в поэтической форме описывает допрос, учинённый в отношении Фалуди директором ракошистской госбезопасности.

По возвращении занимался переводами. В 1956 вновь эмигрировал, жил в Великобритании, Канаде, Италии, на Мальте, с 1967 — в Канаде. Был приглашённым профессором в Колумбийском университете, в университете Филадельфии и др. В 1976 получил канадское гражданство, в 1978 был избран почётным доктором университета Торонто. В 1989 вернулся в Венгрию.

Творчество

Помимо стихов, опубликовал переводы Гейне, Вийона, Рабле. Наибольшим признанием пользуется его автобиографическая книга о лагере «Мои счастливые дни в аду», изданная на английском языке в 1962 (раньше, чем Один день Ивана Денисовича), переведенная на немецкий и французский. На венгерском языке она появилась в 1987 в самиздате.

Произведения

• 1938 — A pompeji strázsa, стихи
• 1947 — Őszi harmat után, стихи
• 1957 — Tragödie eines Volkes; Ungarns Freiheitskampf durch die Jahrhunderte, эссе
• 1961 — Emlékkönyv a rőt Bizáncról, избранные стихотворения
• 1962 — My Happy Days in Hell, автобиография
• 1966 — Karoton, роман
• 1970 — Erasmus of Rotterdam, биография
• 1975 — Levelek az utókorhoz, стихи
• 1978 — East and West, стихи
• 1980 — Faludy György összegyűjtött versei, собрание стихотворений
• 1983 — Learn this poem of mine by heart, шестьдесят стихотворений
• 1983 — Twelve sonnets, стихи
• 1983 — Börtönversek 1949—1952, стихи, написанные в заключении
• 1985 — Ballad for Isabelle, стихи
• 1985 — Selected poems, 1933—1980
• 1987 — Hullák, kamaszok, tücsökzene, стихи
• 1987 — Pokolbéli víg napjaim, автобиография (самиздатская публикация)
• 1988 — Notes from the Rainforest, эссе (в соавторстве с Эриком Джонсоном)
• 1990 — 200 szonett, 200 сонетов
• 1990 — Erotikus versek, любовная лирика
• 1992 — Dobos az éjszakában, избранные стихотворения
• 1994 — Jegyzetek a kor margójára, статьи в газетах
• 1995 — 100 könnyű szonett, 100 сонетов
• 1995 — Összegyűjtött versek, собрание стихотворений
• 1998 — Vitorlán Kekovába, стихи
• 2003 — A század vallomása, избранное 1933—2003

Признание

В 1994 Фалуди была присуждена в Венгрии премия имени Кошута. В Торонто его именем назван парк, разбитый напротив дома, где он прожил свыше 20 лет.

Литература

• Pomogáts B. Faludy György. Budapest: Glória, 2000

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Дьёрдь Фалуди
• [www.hunlit.hu/faludygyorgy,en Страница Дьёрдя Фалуди на сайте hunlit.hu]

Отрывок, характеризующий Фалуди, Дьёрдь

Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.