Альпари, Дьюла
| Дьюла Альпари | |
| венг. Alpári Gyula | |
 | |
| Имя при рождении: |
Adler Mózes |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Дунафёльдвар |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
концлагерь Заксенхаузен |
| Гражданство: |
Венгрия |
| Партия: | |
Дьюла Альпари (венг. Alpári Gyula), имя при рождении Мозеш Адлер (венг. Adler Mózes, также был известен как Юлиуш Альпари и Дьюла Марморштейн; 19 января 1882, Дунафёльдвар — 17 июля 1944, концлагерь Заксенхаузен) — венгерский коммунистический политический деятель и журналист.
Биография
В 1901 году Альпари вступил в Социал-демократическую партию Венгрии. С 1902 года участвовал в молодёжном рабочем движении. С 1903 года занимался переводами трудов теоретиков социализма. В 1907 года становится руководителем венгерского молодёжного рабочего движения. Альпари совместно с Карлом Либкнехтом был одним из инициаторов создания Социалистического Интернационала молодёжи и принимал участие в работе его учредительного конгресса в Штутгарте.
За участие во внутрипартийной левой оппозиции и выдвижение серьёзных обвинений в оппортунизме в адрес правых руководителей Социал-демократической партии Венгрии исключён из неё 27 марта 1910 года. В 1911 году он был исключён из II Интернационала. Копенгагенский конгресс II Интернационала подтвердил это решение, несмотря на поддержку, оказанную Альпари левым крылом (в том числе В. И. Лениным, К. Либкнехтом, К. Цеткин и Р. Люксембург).
После исключения из СДПВ как один из лидеров левой оппозиции выступал за организацию новой, коммунистической, партии, печатаясь в левосоциалистической лейпцигской газете «Volkszeitung», издавал газету «Szociáldemokrata». В частности, на страницах этого издания он в качестве представителя Циммервальдской левой обличал Первую мировую войну и приветствовал Февральскую и Октябрьскую революции в России.
После создания Коммунистической партии Венгрии Альпари вступил в неё, а после ареста руководителей партии 22 февраля 1919 года избран в ЦК нелегальной КПВ. В результате провозглашения Венгерской советской республики Альпари вошёл в правительство ВСР, заняв 24 июня 1919 года пост заместителя наркома иностранных дел Белы Куна.
После разгрома венгерской Красной армии находился в эмиграции в Чехословакии, принимал участие в создании Коммунистической партии Чехословакии, затем жил в Австрии, Германии, Швейцарии, чаще всего находясь на нелегальном положении.
Участвовал в работе Коммунистического Интернационала: был делегатом III и VI конгрессов Коминтерна, редактировал печатные издания; в 1921—1932 годах главный редактор коминтерновского журнала «Инпрекор». Затем жил во Франции, редактируя с июля 1932 года по октябрь 1939 года газету «Rundschau über Politik, Wirtschaft und Arbeiterbewegung». Во время нахождения в СССР был арестован как «троцкист», но вскоре освобожден.
Дьюла Альпари был схвачен гестапо после оккупации Парижа немецкими войсками в 1940 году, после чего был отправлен поочерёдно в ряд концлагерей. Погиб в застенках Заксенхаузена 17 июля 1944 года.
Напишите отзыв о статье "Альпари, Дьюла"
Отрывок, характеризующий Альпари, Дьюла
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
