Дьюла (титул)

Согласно арабским и византийским источникам, дьюла (венг. Gyula) — это титул второго по значимости вождя федерации венгерских племён в IX—X веках. В самых ранних венгерских письменных источниках титула дьюла уже нет, а это слово используется исключительно как имя собственное.

Дьюла в IX веке

Согласно Ибн Русте и Гардизи, венграми совместно управляли два соправителя, среди которых находящийся выше по старшинству назывался кенде или кюндю, он был номинальным властителем, а находящийся ниже — дьюла — обладал реальной властью. Предполагается, что данная система появилась у венгров под влиянием Хазарского каганата, где каган формально обладал всей полнотой власти, но не имел аппарата для навязывания своих решений, а вся реальная власть была сосредоточена в руках мелека. Всё, что известно о дьюла из мусульманских источников — так это только то, что он отвечал за военные вопросы, касающиеся федерации племён, в то время как номинальный вождь всех венгров военными делами не занимался.

Дьюла в X—XI веках

После того, как в 896 году венгры перебрались на Среднедунайскую низменность, о дьюла упомянул византийский император Константин VII Багрянородный в своём трактате «Об управлении империей». Император подтверждает, что в 950 году дьюла был одним из двух помощников надьфейеделема (вождя всех венгров), и что у каждого венгерского племени был свой собственный вождь.

Византийский автор Иоанн Скилица во второй половине XI века записал, опираясь на более древние записи, факт крещения в Константинополе в середине X века венгерского вождя Дьюла (либо венгерского дьюлы). Согласно Иоанну, Дьюла остался верным избранному пути и взял с собой епископа для миссионерской деятельности.

Написанные почти в то же время хроники «Annales Hildesheimenses» говорят, что в 1003 году «венгерский король Иштван повёл армию против своего дяди по матери, короля Дьюлы».

Дьюлы в венгерских источниках

«Gesta Hungarorum» анонимного автора

Анонимный автор «Gesta Hungarorum» («Деяния венгров») был первым венгерским хроникёром, составившим список семи венгерских вождей, завоевавших придунайские земли. На седьмом месте у него стоит Тетени (Тёхётём), отец Хорки, среди сыновей же Хорки упомянуты Дьюла и Зомбор (Зубор); сказано, что Зомбор был отцом младшего Дьюлы. Также повествуется, что Тетени завоевал Трансильванию у валашского властителя Гелу.

Генеалогическое древо дьюл согласно «Gesta Hungarorum»

                                     Тетени (Tuhutum) ♂
                                                │
                                      Хорка (Horca) ♂
                            ┌───────────────────┴──────────────────────┐
                   Дьюла (Gyyla/Geula) ♂                     Зомбор (Zubor) ♂
                ┌───────────┴──────────┐                               │
         Каролд(Caroldu) ♀   Саролт (Saroltu) ♀   Дьюла-младший (Geula/Gyla) ♂
                                    ∞ Геза ♂                 ┌─────────┴────────┐
                                       │               Болья (Bua/Biua) ♂  Боньха (Bucna) ♂    
                                   Иштван I ♂               │                  │
                                                        родич Маглод (genus Maglout)

«Gesta Hunnorum et Hungarorum» Симона Кезского

Между 1280 и 1285 Симон Кезский написал хронику «Деяния гуннов и венгров», где поместил Дьюлу среди семи венгерских вождей, завоевавших Трансильванию. В отличие от анонимного автора «Деяний венгров», он пишет лишь об одном Дьюле, а не о двух.

«Chronicon Pictum»

В «Венгерской иллюстрированной хронике» (известна также как «Chronicon Pictum») упоминаются уже три Дьюлы, однако автор плохо их различает.

Генеалогическое древо дьюл согласно «Chronicon Pictum»

                         Дьюла I ♂
                ┌──────────┴─────────┐
            Саролт ♀              Дьюла II ♂
            ∞ Геза ♂                 │
                                  Дьюла III ♂

Кто был дьюлой

Среди историков нет единого мнения по поводу того, кто из известных исторических личностей носил титул дьюла.

Многие историки полагают, что ко времени венгерского нашествия в Центральную Европу Арпад (чьи потомки впоследствии правили Венгрией до 1301 года) был дьюлой, так как анонимные авторы венгерских хроник пишут, что именно он руководил завоеванием Среднедунайской низменности. Ряд авторов утверждает, что Арпад был кенде, а дьюлой был Курсан, чьё имя, в отличие от Арпада, можно встретить в западных текстах того времени.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Дьюла (титул)

Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.