Дьяков, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Дьяков

Влади́мир Никола́евич Дья́ков (1 декабря 1882 года, Москва — 1958 год, там же) — советский историк-античник. Исследователь античной политической истории. Доктор исторических наук (1943), профессор (1921). Заведующий кафедрой истории древнего мира МПГУ (1938—1949).

Биография

Окончил 5-ю классическую гимназию и историко-филологический факультет Московского университета, где учился в 1901—1906 годах.

Был оставлен профессором Р. Ю. Виппером при университете на кафедре всеобщей истории, а затем направлен на стажировку во Фрейбургский университет.

По возвращении из заграницы в Москву был вынужден прервать свою связь с Московским университетом из-за постигшего университет в 1911 году разгрома министром народного просвещения Л. А. Кассо и ухода из него ближайших коллег и перейти на педагогическую работу в средние учебные заведения (Филармоническое училище, греческую гимназию Ржевской, гимназию Поливанова, Практическую академию коммерческих наук).

Возобновил работу в вузах в послереволюционный период: сначала профессором Смоленского и Белорусского университетов (1918—1925), а с 1925 года — в учебных заведениях и рабфаках Москвы, и одновременно являлся научным сотрудником Музея изобразительных искусств в Москве и Краеведческого музея в Алупке.

В 1935 году с восстановлением исторических факультетов становится профессором кафедры истории древнего мира МГПИ им. К. Либкнехта, а с 1938 года — МГПИ им. В. И. Ленина, временами занимая должность профессора также в МГПИ им. В. П. Потемкина и МГУ.

В 1948—1956 годах являлся старшим научным сотрудником Института истории АН СССР.

С 1940-х годов занимался, главным образом, исследованиями в области истории Древнего Рима.

Труды

• Среди рабочего люда в древних Афинах. Книга для чтения по истории древнего мира. — М., 1913.
• На заводах и в мастерских древнего Рима. — М., 1915.
• Римский город на германском рубеже. — М., 1915.
• Древности Ай-Тодора. — Ялта, 1930.
• Древняя Таврика до римской оккупации // ВДИ, 1939, № 3.
• Пути римского проникновения в Северное Причерноморье: Понт и Мезия // ВДИ, 1940, № 3—4.
• Таврика в период римской оккупации // Учёные записки МГПИ им. В. И. Ленина. — T. XXVIII. — М., 1942.
• История римского народа в античную эпоху // Учёные записки МГПИ им. В. И. Ленина. — T. 46, вып. 2. — М., 1947.
• Социальная и политическая борьба в Римской империи в середине III в. // ВДИ, 1961, № 1.

Награды

• Орден Трудового Красного Знамени,
• орден «Знак Почета»,
• медали.

Ссылки

• [annales.info/sbo/person/djakov.htm К 75-летнему юбилею профессора Владимира Николаевича Дьякова] // Вестник древней истории, 1957, № 4. — C. 200—201.
• [sites.google.com/a/m.mpgu.edu/diakovskie-ctenia/home/dakov-v-n Дьяков В. Н.]
• [мпгу.рф/scientists/dyakov-vladimir-nikolaevich/ Дьяков Владимир Николаевич]

Отрывок, характеризующий Дьяков, Владимир Николаевич

– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.