Дэвидсон, Оуэн

Оуэн Дэвидсон
Гражданство	Австралия Австралия
Место проживания	Лондон, Великобритания
Дата рождения	4 октября 1943(1943-10-04) (80 лет)
Место рождения	Мельбурн, Австралия
Рост	185 см
Вес	82 кг
Рабочая рука	левая
Одиночный разряд
Матчей в/п	55—88
Турниры серии Большого шлема
Австралия	1/4 финала (1962—65, 1967)
Франция	1/4 финала (1967)
Уимблдон	1/2 финала (1966)
США	1/4 финала (1966, 1967)
Парный разряд
Матчей в/п	127—66
Титулов	10
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1972)
Франция	3-й круг (1968)
Уимблдон	финал (1966)
США	победа (1973)
Завершил выступления

О́уэн Дэвидсон (англ. Owen Davidson; р. 4 октября 1943, Мельбурн) — австралийский теннисист и теннисный тренер. Победитель 13 турниров Большого шлема в мужском и смешанном парном разряде; обладатель Большого шлема за 1967 год в смешанном парном разряде. Член Международного зала теннисной славы с 2010 года и Зала теннисной славы Австралии с 2001 года.

Игровая карьера

Оуэн Дэвидсон выиграл за карьеру 11 турниров Большого шлема в смешанном парном разряде, из них восемь с американской теннисисткой Билли-Джин Кинг. Вместе с ней он четыре раза побеждал на Уимблдонском турнире, что является рекордом турнира для мужчин. В 1967 году они выиграли совместно три турнира Большого шлема из четырёх, начиная с чемпионата Франции, а перед этим Дэвидсон выиграл с австралийкой Лесли Тёрнер-Боури чемпионат Австралии, став по итогам сезона обладателем Большого шлема.

Дэвидсон успешно выступал в парах как до, так и после начала Открытой эры, когда теннисисты-профессионалы были допущены к участию в любительских турнирах. С 1968 года он выиграл пять титулов на турнирах Большого шлема в миксте и два в мужском парном разряде. Ещё дважды за этот период он играл в финалах турниров Большого шлема, в том числе в финале первого Открытого чемпионата Франции в 1968 году. В 1974 году он в паре с Джоном Ньюкомбом также дошёл до финала итогового чемпионата WCT — на тот момент одного из двух наиболее престижных профессиональных турниров, к участию в которых допускались только лучшие игроки-профессионалы. В то же время большинство его успехов в одиночном разряде приходятся на период, когда любительские и профессиональные соревнования были разделены. Пиком его одиночной карьеры стал выход в 1966 году в полуфинал Уимблдонского турнира, где он уступил будущему чемпиону Маноло Сантане.

В последний раз Дэвидсон сыграл в индивидуальном профессиональном турнире в 1975 году, но с 1974 по 1976 год он выступал в профессиональной командной теннисной лиге World Team Tennis (WTT), сначала в команде из Миннесоты, а затем в клубе Hawaii Leis, где его партнёрами были Ньюкомб, Кен Розуолл и Илие Нэстасе.

В 2010 году имя Оуэна Дэвидсона было включено в списки Международного зала теннисной славы.

Тренерская карьера

Уже в 1967 году, в год своего высшего игрового триумфа, Дэвидсон возглавил в качестве тренера сборную Великобритании в Кубке Дэвиса. Он тренировал британскую сборную до 1970 года.

В 1982 году Дэвидсон стал тренером команды Houston Astro-Knots, выступающей в лиге WTT, а позже возглавил другой клуб из этой же лиги, Boston Bays, причём в 1986 году он также выступал за эту команду в качестве игрока.

Дэвидсон также девять лет был главным тренером клуба «Tennis Ranch», владельцем которого был Ньюкомб, а в 2009 году подписал контракт с теннисным клубом Сэмми Джаммалвы.

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (18)

Мужской парный разряд (6)

Победы (2)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1972	Открытый чемпионат Австралии	Кен Розуолл	Росс Кейс Джефф Мастерс	3–6, 7–6, 6–2
1973	Открытый чемпионат США	Джон Ньюкомб	Род Лейвер Кен Розуолл	7–5, 2–6, 7–5, 7–5

Поражения (4)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1966	Уимблдонский турнир	Билл Боури	Джон Ньюкомб Кен Флетчер	3–6, 4–6, 6–3, 3–6
1967	Чемпионат Австралии	Билл Боури	Джон Ньюкомб Тони Роч	6–3, 3–6, 5–7, 8–6, 6–8
1967	Чемпионат США	Билл Боури	Джон Ньюкомб Тони Роч	8–6, 7–9, 3–6, 3–6
1972	Открытый чемпионат США (2)	Джон Ньюкомб	Клифф Драйсдейл Роджер Тейлор	4–6, 6–7, 3–6

Смешанный парный разряд (12)

Победы (11)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1965	Чемпионат Австралии	Робин Эбберн	Маргарет Корт Джон Ньюкомб	не игрался, титул разделён
1966	Чемпионат США	Донна Флойд	Кэрол Хенкс-Окамп Эд Рубинофф	6–1, 6–3
1967	Чемпионат Австралии (2)	Лесли Тёрнер-Боури	Джуди Тегарт-Дальтон Тони Роч	9–7, 6–4
1967	Чемпионат Франции	Билли-Джин Кинг	Энн Хейдон-Джонс Ион Цирьяк	6–3, 6–1
1967	Уимблдонский турнир	Билли-Джин Кинг	Мария Буэно Кен Флетчер	7–5, 6–2
1967	Чемпионат США (2)	Билли-Джин Кинг	Розмари Касальс Стэн Смит	6–3, 6–2
1971	Уимблдонский турнир (2)	Билли-Джин Кинг	Маргарет Корт Марти Риссен	3–6, 6–2, 15–13
1971	Открытый чемпионат США (3)	Билли-Джин Кинг	Бетти Стове Боб Мод	6–3, 7–5
1973	Уимблдонский турнир (3)	Билли-Джин Кинг	Дженет Ньюберри Рауль Рамирес	6–3, 6–2
1973	Открытый чемпионат США (4)	Билли-Джин Кинг	Маргарет Корт Марти Риссен	6–3, 3–6, 7–6
1974	Уимблдонский турнир (4)	Билли-Джин Кинг	Лесли Чарльз Марк Фаррелл	6–3, 9–7

Поражение (1)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1968	Открытый чемпионат Франции	Билли-Джин Кинг	Франсуаза Дюрр Жан-Клод Барклай	1–6, 4–6

Участие в финалах итоговых турниров WCT в парном разряде (1)

Поражение (1)

Год	Место проведения	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1974	Монреаль, Канада	Джон Ньюкомб	Фрю Макмиллан Боб Хьюитт	2–6, 7–6, 1–6, 2–6

Ссылки

• [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)

• [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
• [www.tennisfame.com/owen-davidson Оуэн Дэвидсон] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)

Отрывок, характеризующий Дэвидсон, Оуэн

– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.