Аксельрод, Дэвид

Дэвид Аксельрод

Дэвид Аксельрод (англ. David Axelrod; род. 22 февраля 1955, Нью-Йорк) — главный стратег предвыборного штаба Барака Обамы на президентских выборах 2008 и 2012 годов. Бывший старший советник президента США Обамы с января 2009 года по февраль 2011 года. С 1984 года работал политическим консультантом: в 1985 году основал собственную политико-консультативную компанию Axelrod & Associates, ныне известную как AKP&D Message and Media. С 1976 по 1984 годы работал репортером и политическим обозревателем газеты Chicago Tribune.

Биография

Дэвид Аксельрод (David Axelrod) родился 22 февраля 1955 года в Нью-Йорке в еврейской семье, принадлежащей к среднему классу. Его отец Джозеф Аксельрод (Joseph Axelrod) был психологом, мать Мирил Аксельрод (Myril Axelrod) в 1940-х годах была журналистом в PM — левой политической газете, а потом стала работать в рекламном бизнесе. Его родители впервые расстались, когда Дэвиду было пять лет, а окончательно развелись в 1968 году. Аксельрод вместе с сестрой Джоан (Joan) остался жить с матерью. Отец Аксельрода, которого тот позже назвал своим «лучшим другом и героем», покончил жизнь самоубийством, когда сыну было девятнадцать лет ,.

Аксельрод рано проявил интерес к политике. К примеру, в тринадцать лет он продавал предвыборные значки в рамках кампании сенатора от Нью-Йорка Роберта Кеннеди, который рассчитывал стать единым кандидатом от Демократической партии на выборах президента США, но был застрелен в июне 1968 года.

После окончания средней школы Аксельрод поступил в Чикагский университет (University of Chicago) и тем же летом, пока не перебрался в Чикаго, устроился работать репортером в манхэттенскую газету The Villager. Во время учебы в университете он специализировался на политических науках. Будучи магистрантом Аксельрод подрабатывал политическим обозревателем в газете Hyde Park Herald. После окончания университета в 1976 году он получил возможность летней стажировки в Chicago Tribune, по завершении которой чикагская газета предложила ему постоянную работу.

На должности репортера Chicago Tribune Аксельрод время от времени комментировал предвыборные кампании политических аутсайдеров. В 1979 году он занялся освещением кампании Джэйн Бирн (Jane M. Byrne) — малоизвестной кандидатки на пост мэра Чикаго. Его статьи стали важным фактором победы Бирн, которая выиграла выборы, став первой женщиной — мэром Чикаго. Это, в свою очередь, положительным образом повлияло на карьеру самого Аксельрода, занявшего место политического обозревателя Chicago Tribune.

В возрасте двадцати семи лет Аксельрод стал шефом бюро Chicago Tribune в городской администрации Чикаго, совмещая эту должность с обязанностями политического обозревателя. Однако, отчаявшись сделать достойную карьеру в Chicago Tribune, в 1984 году он присоединился к сенаторской избирательной кампании члена Палаты представителей от штата Иллинойс Пола Саймона (Paul Simon) в качестве руководителя отдела по связям с общественностью. Спустя всего несколько недель Аксельрод был назначен на должность одного из руководителей штаба предвыборной кампании демократа Саймона, опередившего в предвыборной гонке республиканца Чарльза Перси (Charles Percy), до этого трижды избиравшегося сенатором.

В 1985 году Аксельрод открыл собственную политико-консультативную компанию Axelrod & Associates, ныне известную как AKP&D Message and Media. В 1987 году он успешно участвовал в избирательной кампании первого чернокожего мэра Чикаго Гарольда Вашингтона (Harold Washington), переизбиравшегося на второй срок. Кроме того, Аксельрод долгое время оставался стратегом в команде мэра Чикаго Ричарда Дэйли, избранного на этот пост в 1989 году и успешно переизбиравшегося в 1991, 1995, 1999, 2003 и 2007 годах.

В 2004 году в качестве представителя пресс-службы Аксельрод участвовал в предвыборной кампании демократа Джона Эдвардса, баллотировавшегося на пост президента США. По результатам предварительных выборов Эдвардс не набрал достаточного количества голосов, единственный тур праймериз, который он выиграл, прошел в Южной Каролине.

В 2006 году Аксельрод консультировал избирательные штабы Элиота Спитцера, победившего с его помощью на выборах губернатора штата Нью-Йорк, и Деваля Патрика, который был избран губернатором штата Массачусетс.

Аксельрод всерьез думал о том, чтобы отказаться от участия в избирательных кампаниях кандидатов в президенты США, так как пятеро из них являлись его бывшими клиентами. Ими были Барак Обама, Хиллари Клинтон, Джон Эдвардс, Кристофер Додд и Том Вилсэк. Тем не менее, после некоторых раздумий Аксельрод принял решение об участии в избирательной кампании Обамы, став главным стратегом предвыборного штаба.

Основной темой кампании Аксельрод предложил идею перемен. Как показали результаты, он не ошибся. Предвыборный штаб Хиллари Клинтон, основной соперницы Обамы на предварительных выборах, сделал ставку на опыт и авторитетность своего лидера и проиграл. 7 июня 2008 года Клинтон заявила о прекращении предвыборной кампании и призвала избирателей поддержать Обаму, ставшего единым кандидатом от Демократической партии.

Предвыборная кампания Обамы под руководством Аксельрода имела ряд отличительных черт. Обама, например, отказался использовать средства из государственного бюджета на финансирование своей предвыборной кампании, а также брать деньги у лоббистов. Несмотря на все это, уже летом 2008 года предвыборный фонд Обамы более чем в два раза превышал фонд кандидата от республиканцев Джона Маккейна. Всего Обаме удалось собрать пожертвований на сумму более чем в 750 миллионов долларов. Для предвыборной агитации команда Аксельрода активно использовала интернет и SMS-сообщения. Кроме того, Обама получил поддержку известных культурных деятелей США, среди которых были Боб Дилан, Брюс Спрингстин и Чак Берри.

В день президентских выборов 4 ноября 2008 года Обама получил 51 процент голосов избирателей и более 300 голосов выборщиков, что обеспечило ему убедительную победу над республиканцем Маккейном. Явка избирателей стала самой высокой в США с 1908 года и составила примерно 64 процента.

Вскоре после избрания Обамы президентом США Аксельрод был назван будущим старшим советником президента. Комментируя это назначение, Аксельрод высказал предположение, что будет выполнять функции, схожие с теми, которые он выполнял во время предвыборной кампании Обамы. Аксельрод вступил в должность старшего советника Белого дома сразу после инаугурации Обамы, состоявшейся 20 января 2009 года. В феврале 2011 года Аксельрод оставил должность советника, чтобы заняться подготовкой новой президентской кампании Обамы на выборах 2012 года.

Свою будущую супругу Сьюзен Ландау (Susan Landau) Аксельрод встретил в Чикагском университете. Они поженились в 1979 году. У супругов трое детей, причем известно, что их дочь Лорен (Lauren) страдает от эпилепсии. Жена Аксельрода стала президентом, а он сам — почетным членом консультативного совета общественной благотворительной организации Citizens United for Research in Epilepsy (CURE), занимавшейся содействием исследованиям в области лечения эпилепсии.

Примечания

• При написании этой статьи использовался [www.lenta.ru/lib/14193035/ материал] (текст в Викитеке) из «Лентапедии», доступный по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Внешние ссылки

• [www.economist.com/news/united-states/21643150-barack-obamas-campaign-guru-disappointmentand-hillary-true-believer-meets-reality «A true believer meets reality», The Economist, Feb 14th 2015]

Отрывок, характеризующий Аксельрод, Дэвид

Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.