Байрон, Дэвид

Дэвид Байрон David Byron
Основная информация
Полное имя	David Garrick
Дата рождения	29 января 1947(1947-01-29)
Место рождения	Эппинг, Эссекс
Дата смерти	28 февраля 1985(1985-02-28) (38 лет)
Место смерти	Рединг, Беркшир
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	певец
Жанры	хард-рок арт-рок прогрессивный рок
Коллективы	Spice Uriah Heep Rough Diamond The Byron Band
Лейблы	Bronze Records
[www.david-byron.com/ www.david-byron.com]

Дэвид Байрон (англ. David Byron, настоящее имя Дэвид Гаррик, англ. David Garrick; 29 января 1947, Эппинг, Эссекс, Англия — 28 февраля 1985, Рединг, Беркшир, Англия) — британский рок-музыкант, певец и автор песен, начинавший в Spice (1967—1969), но всемирную известность получивший как вокалист хард-рок-группы Uriah Heep (1969—1976), с которой записал 9 первых студийных альбомов. После ухода из Uriah Heep Байрон пытался начать сольную карьеру, в какой-то момент отклонил приглашение вернуться в состав, а умер в 1985 году от последствий тяжёлой формы алкоголизма.

Биография

Дэвид Гэррик родился и воспитывался в музыкальной семье. В интервью голландскому журналу Muziek Express (октябрь 1973) он так рассказывал о себе:

Я начал петь 22 года назад, в пятилетнем возрасте. Моя мама пела в джаз-бэнде, да и вся семья увлекалась музыкой. Каждый или играл на каком-нибудь инструменте или танцевал чечётку. Примерно в то же время я попытался стать знаменитым, выступив в детском телешоу. Мой первый ансамбль не имел названия, не дал ни одного концерта и просуществовал ровно две недели. Когда мне было 16 лет, местная группа предложила мне работу. Я выступил с ними один раз и тут же перешел в группу Мика Бокса, которая называлась The Stalkers. Они как раз уволили прежнего вокалиста и на прослушивании я спел «Johnny B. Goode». Меня взяли немедленно. Дэвид Байрон, Muziek Express. 1973

Гэррик и Бокс

Кандидатуру Дэвида Гэррика на освободившуюся вакансию вокалиста The Stalkers предложил его кузен, барабанщик группы Роджер Пенлингтон. «Он был частым гостем на наших концертах: приняв по несколько пинт, мы начинали распевать старые рок-н-ролльные вещи. Перед прослушиванием я предложил ему хорошенько подзаправиться, чтобы снять неуверенность. Мы сыграли несколько вещей — и история началась!», — так говорил гитарист Мик Бокс о начале их творческого сотрудничества.

Некоторое время спустя Байрон и Бокс образовали Spice: группу, в состав которой вошли также бас-гитарист Пол Ньютон (англ. Paul Newton) и барабанщик Алекс Нэпьер (англ. Alex Napier). Группа активно гастролировала, получила контракт в United Artists и выпустила сингл «What About The Music/In Love» (UP 2246), оказавшийся единственным.. В какой-то момент Дэвид Гэррик сменил имя на Дэвид Байрон: как вспоминал Мик Бокс, произошло это неожиданно и без объяснений, но «…На смену имени как-то повлияла жена тогдашнего менеджера — отца бас-гитариста Пола Ньютона».

Uriah Heep

Несмотря на то, что Spice регулярно выступали в таких клубах, как Marquee, лишь с приходом менеджера Джерри Брона в истории группы произошел качественный сдвиг. В состав вошел Кен Хенсли, группа переименовалась в Uriah Heep и заставила о себе заговорить: сначала в Германии, позже в Великобритании и США. Дэвид Байрон стал не только важной творческой единицей (и соавтором многих ранних песен группы) но и её харизматичным, экспрессивным фронтменом. Известно, что некоторые вещи (в частности, «Easy Livin'») создавались «под Байрона», в расчете на его эффектную сценическую подачу. При том, что британская пресса поначалу сдержанно оценивала творчество группы, впоследствии критики отмечали его выдающийся вокал, близкий к оперному.

Первый сольный альбом

В 1975 году Байрон выпустил первый сольный альбом Take No Prisoners (Bronze Records ILPS 9824), участие в работе над которым приняли Мик Бокс, Ли Керслейк и Кен Хенсли, а также приглашённые музыканты Лу Стоунбридж (клавишные), Денни Болл (бас) и Пит Томпсон (ударные). По словам Мика Бокса, во время записи пластинки в студии царила прекрасная атмосфера: «Мы здорово повеселились… Возможно, выпили многовато, но зато насмеялись вдоволь».

Материал альбома не отличался оригинальностью, во многом напоминал по стилю музыку Uriah Heep (при том, что содержал элементы корневого рока и музыки соул), но был (как отмечает рецензент Allmusic) на удивление цельным и последовательным, а кроме того, мастерски сконструированным и аранжированным. Коммерческого успеха альбом не имел.

Одна из песен альбома, «Man Full Of Yesterdays», была написана о Гэри Тэйне, бас-гитаристе «звездного состава» Uriah Heep, который испытывал серьёзные проблемы с наркотической зависимостью и скончался вскоре после выхода пластинки. Но, как отмечает биограф Марк Бреннан, «по иронии судьбы Дэвид описал в ней — себя самого в недалёком будущем».

Уход из Uriah Heep

К 1976 году у Байрона обострились проблемы с алкоголем и вместе с ними — отношения с коллегами. Однако предопределил его уход, в основном, инцидент с альбомом High and Mighty, который (по его настоянию) был записан без продюсера. Сам Байрон так объяснял это в интервью Muziek Parade (октябрь, 1976):

Мы решили выпустить альбом своими силами, без продюсера, потому что Return to Fantasy плохо продавался в США… Проблема состояла в том, что мы использовали лишь один творческий источник. И еще слишком мало у нас было времени на студийную работу из-за напряженных гастролей. Мы решили составить альбом из песен одного только Кена и решили, что это сработает. А следовало бы всем дать в альбом авторский материал.

Принято считать, что Джерри Брон, взбешённый позицией Байрона, тайно организовал в прессе разгром пластинки. Провал её окончательно восстановил музыкантов против своего вокалиста, и по окончании испанского тура в июле 1976 года он был уволен. Как заметил в те дни Хенсли, — «Байрон — классический пример человека, который не в состоянии смотреть правде в глаза и утешение ищет в бутылке». Менеджер Джерри Брон в New Musical Express выступил с заявлением о том, что Uriah Heep решили расстаться с вокалистом «в собственных интересах». Он объяснил, что Байрон уже некоторое время находился в конфликте с другими участниками, которые «…наконец решили, что не в состоянии примирить его отношение к делу — со своим собственным».

Кен Хенсли в том же пресс-релизе приветствовал возможность «впустить в группу немного свежего воздуха» и заявил, что видит в случившемся «не конец, но начало». Однако впоследствии он первым признал, что с уходом Тэйна и Байрона «магия Uriah Heep развеялась» и группа перестала походить сама на себя.

Мик Бокс не ощущал раскаяния после того, как был уволен Байрон. «Этого было не избежать. Что-то должно было произойти. лучше бы, конечно, этого не произошло, но — такова жизнь», — говорил гитарист.

Сольные работы и проекты

После ухода из Uriah Heep Байрон вместе с гитаристом Клемом Клемпсоном (экс-Humble Pie) и Джеффом Бриттоном (экс-Wings) создал группу Rough Diamond. Подписав контракт с Island Records, она выпустила именной (коммерчески безуспешный) альбом (ILPS 9490) и тут же распалась. При участии мультиинструменталиста Дэниэла Буна (а также известного сессионного барабанщика Стюарта Элиота и басиста Алана Джонса) в 1978 году Байрон записал вторую сольную пластинку, Baby Faced Killer (с синглом «Rich Man’s Lady»), на Arista Records. Стилистически разнообразный, насыщенный неожиданными элементами (рокабилли, поп, диско) альбом был вновь мастерски сработан и аранжирован, однако, успеха не имел.

В 1981 году с молодым гитаристом Робином Джорджем (который имел в те годы репутацию вундеркинда) Байрон организовал The Byron Band. Группа выпустила синглы «Every Inch of the Living» и «Never Say Die», а также альбом On the Rocks (все — на Creole Records). Альбом в хит-парад не вошёл; он стал последней прижизненной работой Дэвида Байрона.

Последние годы

После ухода Хенсли, Тревор Болдер и Мик Бокс (по утверждению последнего) предложили Байрону вернуться в Uriah Heep и были обескуражены его отказом. Примерно в то же время в письме к некоему мистеру Трозли Байрон писал:

Не знаю ничего о Лоутоне и Сломане, потому что, уходя из Heep, решил запомнить только всё самое лучшее и <забыть> остальное. В конечном итоге они всех там поувольняли, один только Мик остался, и не уверен, что он захочет продолжать. У меня с каждым из них дружеские отношения, но чтобы восстановить их, потребовалось время…

Проблемы Байрона, связанные с алкоголизмом, усугублялись. Он дал несколько неудачных концертов, один из которых, в клубе Marquee, был сорван: певец потерял сознание уже через несколько минут после выхода на сцену.

28 февраля 1985 года Дэвид Байрон был найден мёртвым в своей квартире в Рединге; причиной смерти стал сердечный приступ. Он скончался не от алкоголизма, но долгосрочные его последствия были очевидны. К этому времени Байрон бросил пить; алкоголя в крови обнаружено не было; более того, в доме певца не нашли ни капли спиртного. Вскрытие показало, однако, что печень его была полностью разрушена.

Дискография

Uriah Heep

• Very 'eavy… Very 'umble (1970)
• Salisbury (1971)
• Look at Yourself (1971)
• Demons and Wizards (1972)
• The Magician's Birthday (1972)
• Uriah Heep Live (1973)
• Sweet Freedom (1973)
• Wonderworld (1974)
• Return To Fantasy (1975)
• High and Mighty (1976)

Сольные альбомы

• Take No Prisoners — 1975
• Baby Faced Killer — 1978
• That Was Only Yesterday - The Last EP — записан в 1984, выпущен в 2008 году

Rough Diamond

• Rough Diamond — 1977

The Byron Band

• On the Rocks — 1981
• Lost And Found — записан 1980-82, выпущен в 2003
• One Minute More — записан в 1980-82, выпущен в 2008

Примечания

Комментарии

Источники

Ссылки

• [www.david-byron.com/ David Byron official tribute website]
• [www.uriah-heep.com/ Uriah Heep official website]
• [www.moreheep.com/ Official website: pre-1986 Uriah Heep]
• [www.travellersintime.com/ Американский фэн-сайт]

Отрывок, характеризующий Байрон, Дэвид

Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.