Дэвис, Дуайт Филли

Дуайт Филли Дэвис Dwight Filley Davis
49-й военный министр США
14 октября 1925 — 4 марта 1929
Президент:	Калвин Кулидж
Предшественник:	Джон Уикс
Преемник:	Джеймс Гуд
9-й генерал-губернатор Филиппин
8 июля 1929 — 9 января 1932
Президент:	Герберт Гувер
Предшественник:	Юджин Гилмор, и. о.
Преемник:	Джордж Батт, и. о.
Вероисповедание:	баптист
Рождение:	5 июля 1879(1879-07-05) Сент-Луис, США
Смерть:	28 ноября 1945(1945-11-28) (66 лет) Вашингтон, США
Место погребения:	Арлингтонское национальное кладбище
Отец:	Джон Тилден Дэвис
Мать:	Мария Филли-Дэвис
Супруга:	Хелен Брукс (1905—1932) Полина Мортон-Сэбин (с 1936)
Партия:	Республиканская партия
Военная служба
Годы службы:	1918
Принадлежность:	США
Род войск:	армия
Звание:	подполковник
Сражения:	Сен-Миельская операция Мёз-Аргоннское наступление
Награды:

Дуайт Филли Дэвис (англ. Dwight Filley Davis; 5 июля 1879, Сент-Луис — 28 ноября 1945, Вашингтон) — американский политик и спортсмен. Основатель Кубка Дэвиса, 49-й военный министр США.

Студенческие годы и занятия теннисом

Дуайт Дэвис родился в семье богатого коммерсанта из Сент-Луиса Джона Тилдена Дэвиса. Он учился в академии Смита в Сент-Луисе, а затем поступил в Гарвардский университет.

В университете Дэвис активно занимался теннисом. В 1898 году он вышел в финал национального чемпионата США, как в одиночном разряде, так и в мужских парах, а в 1899 году стал чемпионом США среди студентов в одиночном разряде и (с Холкомбом Уордом) чемпионом США в мужском парном разряде. Дэвис и Уорд выигрывали этот титул ещё два раза подряд.

В 1899 году у Дэвиса родилась идея проведения Международного кубка вызова по лаун-теннису. Он сам заказал серебряный кубок стоимостью 750 долларов и передал его Ассоциации лаун-тенниса США (USLTA), от имени которой было направлен вызов на матч теннисистам Великобритании, считавшейся в то время лаун-теннисной сверхдержавой. Формат соревнования, три дня игр, в первый и третий из которых проводятся по два матча в одиночном разряде, а во второй один в парном, тоже был предложен Дэвисом и остаётся неизменным на всём протяжении существования турнира.

Британской сборной противостояли Дэвис, Уорд и третий студент Гарварда, Малькольм Уитмен. Американцы неожиданно выиграли встречу досрочно, победив в первых трёх матчах. Дэвис выиграл и свою одиночную встречу, и игру в паре с Уордом. Через два года, во втором розыгрыше Кубка, Дэвис и Уорд проиграли парную встречу Реджинальду и Лоуренсу Дохерти, но за счёт побед в одиночном разряде американцы сумели удержать трофей и на этот раз. В промежутке между этими двумя матчами Дэвис и Уорд также приняли участие в Уимблдонском турнире, где дошли до финала в мужском парном разряде, также уступив братьям Дохерти. Позже, в 1904 году, Дуайт Дэвис принял участие в Олимпийских играх, проходивших в его родном Сент-Луисе, но не добился существенных успехов ни в одиночном разряде, где проиграл уже во втором круге, ни в парах, где они с Ральфом Маккиттриком уступили в четвертьфинале будущим финалистам.

Начало политической карьеры

По окончании университета Дэвис вернулся в Сент-Луис, где в 1903 году завершил юридическое образование в Университете Вашингтона, в 1905 году женился на Хелен Брукс и занялся общественной деятельностью. Он входил в правление городских публичных библиотек, совет директоров художественного музея, а с 1907 по 1909 год был депутатом палаты представителей городского совета. С 1911 по 1915 год он возглавлял городскую комиссию по планированию и одновременно выполнял обязанности комиссара городских парков.

На рубеже десятилетий Дэвис также начал делать карьеру на федеральном уровне. Он участвовал в развитии спортивных сооружений (площадок для гольфа, бейсбольных полей и первых с США муниципальных теннисных кортов) и входил в исполком Национальной муниципальной лиги с 1908 по 1912 год. В 1916—1917 годах он был членом Рокфеллеровского комитета помощи жертвам войны (англ. Rockefeller War Relief Committee).

Первая мировая война

Получив военную подготовку в Платтсбургском военном лагере для бизнесменов, Дуайт Дэвис позже вступил в ряды действующей армии в Европе. Он служил в 69-м полку 35-й дивизии армии США и в конце сентября, будучи в звании майора и заместителя начальника штаба полка, был представлен к кресту «За выдающиеся заслуги» за героизм, проявленный под вражеским огнём, в том числе добровольное непосредственное участие в боевых действиях против превосходящих сил противника.

Дальнейшая карьера и личная жизнь

После окончания войны, в 1920 году, Дэвис баллотировался в Сенат, но проиграл выборы. Тем не менее он всё-таки нашёл свой путь в высший вашингтонский истеблишмент, став председателем государственной Военно-финансовой корпорации. В 1923 году он стал помощником военного министра (одновременно выполняя обязанности председателя USLTA), а в 1925 году был назначен военным министром в администрации Кельвина Кулиджа и занимал этот пост до марта 1929 года. В качестве помощника министра, а затем министра он занимался подготовкой промышленности США к максимально быстрому переходу на военные рельсы в случае конфликта. Его министерство в эти годы подвергалось критике за недостаточное внимание к развитию военно-воздушных сил.

После окончания работы в военном министерстве Дэвис был назначен генерал-губернатором Филиппин и оставался на этом посту до января 1932 года. В этом же году умерла его жена Хелен.

В 1936 году Дэвис женился вторично, на Полине Мортон-Сэбин. В эти годы он делил своё время между домом во Флориде и Вашингтоном, где возглавлял Брукингский институт. В 1942 году он занял должность генерального директора Корпуса медицинских специалистов армии США.

Дуайт Дэвис скончался в Вашингтоне на 67-м году жизни 11 ноября 1945 года и похоронен на Арлингтонском национальном кладбище.

Память

Память Дуайта Дэвиса увековечена на Аллее Славы в Сент-Луисе. В 1956 году его имя было также внесено в списки Зала теннисной славы в Ньюпорте, а придуманный им теннисный Кубок вызова после его смерти был официально переименован в Кубок Дэвиса.

Ссылки

• [www.history.army.mil/books/Sw-SA/DavisDF.htm Дуайт Филли Дэвис] на сайте Центра военной истории армии США  (англ.)
• [www.arlingtoncemetery.net/dfdavis.htm Дуайт Филли Дэвис, подполковник армии США, военный министр] на сайте Арлингтонского кладбища  (англ.)
• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/dwight-davis Дуайт Дэвис] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)

Отрывок, характеризующий Дэвис, Дуайт Филли

– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.