Дэн Фа

Дэн Фа
Дата рождения:	7 марта 1906(1906-03-07)
Дата смерти:	8 апреля 1946(1946-04-08) (40 лет)

Дэн Фа (кит. трад. 鄧發, упр. 邓发, пиньинь: Dèng Fā) (7 марта 1906, Гуандун – 4 августа 1946, Шэньси) – деятель Коммунистической партии Китая (КПК), член ЦК КПК, один из организаторов и руководителей профсоюзного движения.

Родился в 1906 в провинции Гуандун в бедной семье. В 1921 уехал в Гонконг работать мастеровым. Вступил в профсоюз Су Чжаочжэня. Был одним из руководителей Гонконгской стачки моряков 1922 г. В 1925 г. вступил в Коммунистическую партию. Принимал активное участие в руководстве масштабной забастовкой 1925–1926 гг. в Гуандуне и Гонконге. Участвовал в Северном походе. С весны 1927 г. возглавил отраслевой профсоюз работников нефтяной промышленности в Гуандуне. В декабре этого же года принимает участие в Гуанчжоуском восстании, командует боевыми действиями рабочих-нефтяников. После провала восстания живёт в Гонконге, Шанхае, занимает посты в городских комитетах КПК в Гонконге, Гуанчжоу. В 1928–1929 гг. возглавлял профсоюзные организации Гонконга.

В 1930 г. вёл руководящую работу в революционной базе Фуцзянь-Гуандун-Цзянси, активно участвовал в массовых расправах с недовольными политикой Мао в этих краях. В 1931–1934 гг. был руководителем Управления политической безопасности в Центральной революционной базе в Цзянси. Избирается кандидатом в члены Политбюро ЦК КПК. С октября 1934 г. – ответственный политработник в различных армейских соединениях. Участвовал в Великом походе. С июня 1936 г. по сентябрь 1937 г. в составе делегации КПК в Коминтерн посетил Советский Союз. Во время антияпонской войны 1937–1945 возглавлял представительство 8-й Народно-революционной армии в Синьцзяне. С осени 1939 г. был руководителем Центральной партийной школы в Яньани (1939–1942). В 1945 г. возглавлял профделегацию освобождённых районов Китая на Международном конгрессе профсоюзов в Париже. Погиб в апреле 1946 г. при авиационной катастрофе в провинции Шэньси вместе с бывшим Генеральным секретарем КПК Бо Гу и генералом Е Тином.

Воспоминания о Дэн Фа

Через несколько часов в сопровождении группы телохранителей появился худой человек средних лет. Лицо его озаряла широкая улыбка. Это был Дэн Фа, член ЦК и уполномоченный партии и правительства по вопросам безопасности. В течение года я близко сошелся с ним. Это был человек с неиссякаемым чувством юмора и романтическими наклонностями. Он любил устраивать скачки на лошадях или состязания в стрельбе из пистолета. Подчиненные ему части безопасности и охраны он вооружил широкими изогнутыми мечами, к эфесам которых были привязаны куски красной ткани. Свои обязанности он выполнял, насколько я могу судить, строго и беспристрастно, не вмешиваясь ни в какие внутренние конфликты.

Отрывок, характеризующий Дэн Фа

– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.