Дюбюк, Александр Иванович

Александр Дюбюк
Дюбюк, Александр Иванович
Основная информация
Дата рождения	3 марта 1812(1812-03-03)
Место рождения	Москва
Дата смерти	8 января 1898(1898-01-08) (85 лет)
Место смерти	Москва
Страна	Россия
Профессии	пианист, композитор, музыкальный педагог

Александр Иванович Дюбюк (фр. Alexandre Dubuque; 20 февраля (3 марта) 1812, Москва — 27 декабря 1897 (8 января 1898), там же) — российский пианист, композитор, музыкальный педагог.

Биография

Сын маркиза-эмигранта Жана-Луи Бернь-Дюбюка де Бримо (Jean-Louis Berng-Dubuc de Brimeau), бежавшего из революционной Франции и осевшего в начале XIX века в России. По сообщению современного исследователя, Наполеон I был женат на двоюродной тётке Дюбюка.

Общее образование получил в московском пансионе своего отца. Музыке обучался у Джона Филда (Филд занимался с ним бесплатно по собственной инициативе), став одним из лучших его учеников. Потеряв отца во время московской эпидемии холеры в 1830 году, был вынужден искать самостоятельный заработок и в скором времени сам стал известным музыкальным педагогом. При основании Московской консерватории был приглашён Николаем Рубинштейном в число преподавателей и вёл один из фортепианных классов с 1866 до 1872 гг. В дальнейшем давал частные уроки. Среди учеников Дюбюка были, в частности, Милий Балакирев, Николай Зверев, Герман Ларош, Николай Кашкин, Леонид Малашкин; в 1886 г. у него занимался Матвей Пресман, вспоминавший:

Ходил он в стоптанных мягких домашних туфлях, в старом полинявшем и потёртом халате, из кармана которого выглядывал громадный с красными разводами носовой платок. Папирос Дюбюк не курил, но зато нюхал табак, следы которого были у него особенно ясно видны под носом, а также на халате, о который он всегда после понюшки табака вытирал свои пальцы. <...> По его внешнему виду никак нельзя было сказать, что он имеет какое-либо отношение к пианизму. Трудно было себе вообще представить его играющим на фортепиано. <...> То, что я услыхал, так поразило меня, что я, затаив дыхание, с раскрытым ртом и удивлённым лицом весь превратился в слух. Меня глубоко поразило то, что у этого тучного старика его толстые, как огурцы, пальцы бегали с такой лёгкостью и чёткостью, а старый, вдребезги разбитый инструмент поразительно красиво пел. <...> Особый интерес представляла для меня его трактовка Концерта Фильда, который сам Дюбюк проходил ещё с Фильдом. Он внёс в его исполнение много интересных, даже не напечатанных в нотах деталей, а исполнением своего этюда «Les mouches» просто поразил меня: я никак не мог себе представить, что в таком возрасте и при такой внешности можно было нарисовать такую картину полёта и жужжания мух.

Как исполнитель Дюбюк, по оценке «Музыкальной энциклопедии»,

внёс в русский пианизм характерные особенности филдовского исполнительского стиля: классическую уравновешенность, идеальную выровненность звучания и связанные с ней приёмы «жемчужной игры», a также салонную элегантность, нежную мечтательность, близкую сентиментализму.

Написал теоретическое пособие «Техника фортепианной игры» (1866, три прижизненных переиздания), принятое в качестве руководства в Московской консерватории. Оставил воспоминания о своём учителе Филде («Книжки Недели», 1848, декабрь).

Дюбюк был трижды женат. Из его 16 детей до взрослого возраста дожили лишь шестеро. В старости проживал с младшей дочерью Марией Александровной, тоже ставшей музыкальным педагогом. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве, ему поставили белый мраморный крест и мраморную лиру. В 30-х годах прошлого века его могила с надгробием исчезла. Историк московских некрополей М.Артамонов нашел место захоронения музыканта. Российский фонд культуры принял решение обозначить это место памятным знаком

Творческое наследие

Дюбюку принадлежит значительное количество фортепианных пьес и этюдов. Особенно многочисленны его фортепианные переложения: в частности, 40 песен Франца Шуберта, произведения Александра Алябьева, Никколо Паганини, отрывки из оперы Алексея Верстовского «Аскольдова могила» и др. Особое внимание Дюбюк уделял русским народным песням и цыганским романсам, аранжируя их для фортепиано и для голоса с фортепиано. Он, в частности, выпустил два сборника «Собрание русских песен с вариациями для фортепиано» (1855).

Собственные песни и романсы Дюбюка, как пишут современные исследователи его творчества,

составляли добрую половину репертуара знаменитых цыганских хоров и их солистов. Они звучали в увеселительных садах и ресторанах, в императорских театрах и концертных залах, их заигрывали шарманки и пели нищие уличные певцы.

Творческое содружество связывало Дюбюка с наиболее значительными русскими поэтами середины XIX века, чьи стихи он положил на музыку; Евдокия Ростопчина, как сообщается, написала несколько стихотворений специально для романсов Дюбюка.

Список романсов

• Ах вы годы, мои годы. Слова Л. А. Мея
• Ах, Настасья, ты Настасья. Слова народные
• Ах, не спится, мне не спится. Слова С. Сельского
• Ах, мороз, морозец. Слова Ваненко (псевдоним И. Башмакова)
• Ах, люби меня без размышлений. Слова А.Майкова
• Без неё скучно в свете житье. Слова С. Сельского
• Век буду любить. Слова Е. Ростопчиной
• Весёлый час. Слова А. Кольцова
• Во лесочек я ходила. Слова Т. Шевченко
• Вот в воинственном азарте. Слова В. Алферьева
• Вызов. Слова Я. Полонского
• Гадание. Слова Я. Полонского
• Голубка Маша. Слова Н. Цыганова
• Голубые весенние глазки
• Горькая доля. Слова А. Кольцова
• Дай мне ручки
• Два прощания. Слова А. Кольцова
• Девица-красавица
• Дума. Слова А. Кольцова
• Если встречусь с тобой. Слова А. Кольцова
• Ехали ребята из Нова-города. Слова народные
• Женитьба Павла. Слова А. Кольцова
• «Заздравный кубок» Слова А. Пушкина
• Замолчи, не пой напрасно. Слова Е. Ростопчиной
• Как мила моя Манола. Слова Н. Бергальского
• Крамбамбули. Слова Н. Языкова
• Кубок янтарный. Слова А. Пушкина и И. Башмакова
• Люблю я игривые ласки. Слова В.Чуевского
• Любушка-голубушка. Слова Ф. Благонравова
• Моя душечка. Слова С. Писарева
• Милочка. Слова неизвестного автора
• Много добрых молодцов. Слова В. А. С.
• На дворе метель и вьюга. Слова А. Жаркова
• Не за россыпь кудрей. Сл. В. Чуевского
• Не брани меня, родная. Слова А. Разорёнова
• Не обмани. Сл. Г. Гейне, пер. В. Костомарова
• Не тверди. Слова П. Муратова
• Не ты ль, незримая, казалась. Сл. Ф. Благонравова
• Не ходи ты за мной. Сл. Н. Толстого
• Нет… нет… нет! Он меня не любит. Сл. А. Тригорьева
• О, не кажи улыбки страстной. Сл. А. Кольцова
• Он меня полюбил. Сл. И. Явленского
• Оставь меня
• Печаль. Слова М. Своехотова
• Поднялась погодка. Слова И. Лажечникова
• Полечу в объятья к ней. Слова А.Кольцова
• Помнишь, как, бывало. Слова А. Жаркова
• По-над Доном сад цветет. Слова А. Кольцова
• Посиди, побудь со мной. Слова С. Сельского
• Приголубь меня, моя душечка.
• Птичка. Слова В. Чуевского
• Размолодчики. Слова народные
• Роза. Перевод с персидского Васильева
• Сарафанчик-расстеганчик. Слова А. Полежаева
• Свеж и душист твой роскошный венок. Слова А. Фета
• Серенада. Сл. А .Фета
• Совсем стал не такой.
• Течет речка по песочку. Слова Н.Цыганова
• Ты и вы. Слова П.Беранже, пер. Д. Ленского
• Ты почувствуй, дорогая. Слова С. Митрофанова
• [www.romance.ru/cgi-bin/index.cgi?page=44&item=965 Улица, улица, ты, брат, пьяна.] Слова Василия Сиротина.
• Хочется мне вырваться из железной клетки. Слова С. Сельского
• Хуторок. Слова А. Кольцова
• Цветок. Слова А. Кольцова
• Черные глаза. Слова А. Кольцова
• Что ты, соловьюшко. Слова Н. Цыганова
• Я любила его. Слова А. Кольцова
• Я цыганка, быть княгиней. Слова С. Сельского

Судьба творчества

Песни и романсы Дюбюка в дальнейшем входили в репертуар таких известных исполнителей, как Фёдор Шаляпин, Софья Преображенская, Александр Бантышев (с которым он выступал и в качестве концертмейстера), Павел Бабаков, Юрий Морфесси, Андрей Лабинский, Нина Дулькевич, Александр Бобровский, Надежда Обухова, Елена Образцова, Юрий Гуляев, Людмила Зыкина, Олег Погудин, Надежда Бабкина, Евгения Смольянинова, Дмитрий Шумейко.

Наследию Александра Ивановича Дюбюка посвящена книга «Романсы московского гуляки» из серии «Собрание старинных русских романсов», в которой авторы-составители Елена и Валерий Уколовы опубликовали множество романсов Дюбюка впервые после более чем столетнего перерыва и, помимо общего очерка жизни и творчества Дюбюка, подробно исследовали судьбу наиболее знаменитого его романса «Не брани меня, родная».

Ссылки

• Соловьёв Н. Ф. Дюбюк, Александр Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Дюбюк, Александр Иванович: ноты произведений на International Music Score Library Project

Персоналии   Классическая музыка   Опера

Отрывок, характеризующий Дюбюк, Александр Иванович

– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.