Дюваль, Марк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марк Дюваль
фр. Marc Duval (Du Val)
Имя при рождении:

Марк Дюваль

Дата рождения:

1530(1530)

Место рождения:

Сен-Венсан,
вблизи Ле-Мана, Франция

Дата смерти:

13 сентября 1581(1581-09-13)

Место смерти:

Париж, Франция

Гражданство:

Франция Франция

Жанр:

рисунок, гравюра, станковая живопись

Стиль:

Северное Возрождение, маньеризм, раннее барокко

Покровители:

Карл IX (король Франции), короли Наварры

Влияние:

Франсуа Клуэ

Влияние на:

Бартоломеус Спрангер (?)

Работы на Викискладе

Марк Дюваль (фр. Marc Duval (Du Val), род. около 1530, Сен-Венсан, вблизи Ле-Мана — ум. 13 сентября, 1581, Париж) — французский придворный художник и гравёр. Ему атрибутируются работы Мастера виконта Люксембурга-Мортига (фр. Master of Luxembourg-Martigues[1]). Известен портретами вождей гугенотской партии.





Биография

Биография Марка Дюваля известна главным образом благодаря обширным сообщениям его современника и соотечественника Франсуа Грюде, сеньора Ла Круа дю Мен. По его сведениям[2] Марк Дюваль — придворный художник последних королей из династии Валуа, носил прозвища «Бертан» (фр. Bertin, по имени своего отца, который носил это имя и также был художником и скульптором) и «Глухой» (фр. Sourd, которое дал ему король Карл IX)[3]. Он родился вблизи Сен-Венсана, недалеко от Ле-Мана. В своё время считался одним из лучших рисовальщиков и гравёров. Высоко ценились его портреты последних королей из династии Валуа, при дворе которых он работал, и парижских аристократов. Он умер в Париже вечером 13 сентября 1581 года во время, которое сам предсказал. Известны имена его супруги (Катрин) и дочери (Элизабет Дюваль, жившая также в Париже, имела способности к изобразительному искусству). Художник имел свой дом в Париже, на улице Grenelle.

Франсуа Грюде сделал свои записи через три года после смерти художника, но часть его сведений признаётся ошибочной[2]. Художник Марк Дюваль не фигурирует в парижских документах раньше 1572 году и вряд ли мог он быть до этого времени придворным художником. В документах отсутствуют упоминания и о его доме на улице Гренель. Предполагают, что Бертан, упоминаемый в документах в 1562 году, — не Марк Дюваль, а его отец (1519—1562[4]), которого Грюде принял за его сына, а сам художник никогда не носил такого прозвища. Тем не менее, семейное древо Дювалей, созданное в 1760 году, называет Бертана «художником и скульптором Франциска I», а Марка «художником Генриха II»[2].

Франсуа Грюде не сообщает ничего о религии художника. Это и большое количество изображений лидеров гугенотов дало основание искусствоведу Луи Димье видеть в нём протестанта. Он также предполагал, что Дюваль ездил в Италию и долгое время там жил. «Мастер Марко из Франции» в мае 1553 года работал по заказу кардинала Риччи в Палаццо Саккетти в Риме, а Карел Ван Мандер упоминает художника королевы-матери из Парижа, тоже по имени «Марко», обучавшего Бартоломеуса Спрангера в 1565 году искусству рисунка[2].

Наиболее достоверные документы, касающиеся Марка Дюваля, относятся к концу 1570-х годов, на основе чего делают вывод, что он именно тогда переехал в Париж и до этого служил правителям Наварры[2]. В 1575 году анонимный автор, вероятно, принадлежащий к свите королевы Маргариты Наваррской, посвятил ему стихотворение под названием «Le pourtraict de mon âme». 19 июня 1577 года художник в Париже был свидетелем на браке гравёра Жана Рабеля. В 1579 году он выиграл судебный иск против Луи де Кампаня, графа де Ла Сюза, заставив его выплатить себе крупную денежную сумму. В исковых документах Дюваль именуется «marchand peintre demeurant à Paris»[2].

Атрибуция произведений

Его подпись («Господин Дю Валь») стоит на гравюре 1579 года, изображающей трех братьев Колиньи, выполненной по рисунку 1569 года, вероятно, созданного им же[5]. Также ему принадлежат портреты Жанны III Д’Альбре и Екатерины Медичи, созданные в этом же 1579 году, и, вероятно, относящиеся к одной и той же серии, о которой говорит Франсуа Грюде. Некоторые исследователи приписывают художнику и другие гравюры, в частности изображение слепого флейтиста (1566, Лувр, inv. R.F. 1948-26), выполненное в итальянской традиции, и отдельные портреты мастерской Франсуа Клуэ («Жан Бабу де Ла Бурдезьер» из Лувра, портреты адмирала Колиньи и герцога Немура в собрании музея Шантийи[6], Себастьяна Люксембурга-Мартига, Тулуза, Фонд Bemberg[7]). Искусствовед Луи Димье также приписывал этому художнику эскиз головы Колиньи. Жан Адемар, который провёл крупнейшую выставку французского рисунка XVI века из собрания Кабинета эстампов Национальной библиотеки Франции в 1970 году в Париже, приписал Мастеру виконта Люксембурга-Мортига тринадцать работ[2]. Большинство из них до этого приписывались Франсуа Клуэ или его мастерской.

Особенности творчества

Хотя в работах Марка Дюваля заметно влияние Франсуа Клуэ, присутствуют и значительные отличия. Он подчиняет детали строгой форме, использует растушевку[5]. Художник стремится передавать складки крупными линиями, объемно, избегает декоративных эффектов. Часто он увеличивает формат листа и изображение. Страсти в лицах героев выступают более открыто, чем на портретах Франсуа Клуэ. Это герои сражений, люди прямолинейные и грубые[5]. Среди моделей мастера — представители древних аристократических родов, вожди гугенотов. Художника привлекает патриархальный уклад провинциальной знати. Оппозиционная королю знать идеализировала старые времена.

Герои художника живут в атмосфере сурового закона и сохраняют свою цельность.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Дюваль, Марк"

Примечания

  1. [rkd.nl/en/explore/artists/54692 Мастер виконта Люксембурга-Мортига в каталоге Netherlands Institute for Art History.]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 [www.portrait-renaissance.fr/Artistes/marc_du_val.html Zvereva, Alexandra. Marc Du Val (Duval) dit Bertin. Le Portrait de la Renaissance française.]
  3. [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&cqlMode=true&query=idn%3D1013811402 Марк Дюваль в каталоге Deutschen Nationalbibliothek.]
  4. [oxfordindex.oup.com/view/10.1093/oi/authority.20 Marc Duval. Oxford Index. В соответствии с The Grove Encyclopedia of Northern Renaissance Art.]
  5. 1 2 3 Мальцева И. Л. Французский карандашный портрет XVI века. М. 1978. С. 141—142.
  6. [www.photo.rmn.fr/C.aspx?VP3=SearchResult&VBID=2CO5PC09LNGZJ&SMLS=1&RW=1920&RH=859 Jacques de Savoie, duc de Nemours (1531—1585). Duval Marc (16e siècle), Maître de Luxembourg-Martigues (dit). Agence photographique de la Réunion des Musées Nationaux-Grand Palais.]
  7. [www.photo.rmn.fr/C.aspx?VP3=SearchResult&VBID=2CO5PC09LNGZJ&SMLS=1&RW=1920&RH=859 Portrait de Sébastien de Luxembourg Martigues. Duval Marc (16e siècle), Maître de Luxembourg-Martigues (dit). Agence photographique de la Réunion des Musées Nationaux-Grand Palais.]

Литература

  • [archivesdunord.com/101-primitifs-dimier.html Dimier, Louis. Le portrait du XVIe siècle aux Primitifs Français, notes et corrections au catalogue officiel sur cette partie de l’exposition d’avril-juillet 1904. Jean Schemit, libraire de la société de l’histoire de l’art français. Paris. 1904. Обзор.]
  • [archive.org/stream/leportraitduxvie00dimi#page/30/mode/2up Dimier, Louis. Le portrait du XVIe siècle aux Primitifs Français, notes et corrections au catalogue officiel sur cette partie de l’exposition d’avril-juillet 1904. Jean Schemit, libraire de la société de l’histoire de l’art français. Paris. 1904. Р. 31. Полное издание.]

Ссылки

  • [app.digify.com/a/vha2Xg Мальцева И. Л. Французский карандашный портрет XVI века. М. 1978. С. 141—142. Фрагмент, посвящённый Мастеру виконта Люксембурга-Мортига.]
  • [www.culture.gouv.fr/public/mistral/joconde_fr?ACTION=CHERCHER&FIELD_98=AUTR&VALUE_98=DUVAL%20Marc%20&DOM=All&REL_SPECIFIC=3 Марк Дюваль на Joconde. Portail des collections des musées de France.]

Отрывок, характеризующий Дюваль, Марк

Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.