Дюв, Кристиан де

Кристиан Рене де Дюв
фр. Christian René de Duve
Кристиан де Дюв в 2012 году
Дата рождения:	2 октября 1917(1917-10-02)
Место рождения:	Темз-Диттон, Суррей, Англия
Дата смерти:	4 мая 2013(2013-05-04) (95 лет)
Место смерти:	Nethen, Бельгия
Страна:	Бельгия
Научная сфера:	цитология, биохимия
Место работы:	Рокфеллеровский университет (1962—) Лёвенский католический университет (1947—)
Альма-матер:	Лёвенский католический университет
Награды и премии:	Нобелевская премия по физиологии и медицине (1974)

Кристиан Рене де Дюв (фр. Christian René de Duve; 2 октября 1917, Темз-Диттон — 4 мая 2013, Nethen, Бельгия) — бельгийский цитолог и биохимик, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1974 году (совместно с Альбером Клодом и Джорджем Паладе) «за открытия, касающиеся структурной и функциональной организации клетки».

Биография

Родился в октябре 1917 года в Темз-Диттоне недалеко от Лондона, в семье беженцев из Бельгии. В 1920 году семья переселилась в Антверпен. Кристиан учился в Католическом университете Лувена с 1934 года. Работал в физиологической лаборатории Ж. Буккерта (J. P. Bouckaert), изучал питание клеток глюкозой и действие инсулина. Во время войны четыре года обучался химии, получив диплом «Licencié en Sciences Chimiques».

В 1945 году опубликовал книгу «Глюкоза, инсулин и диабет» (фр. «Glucose, insuline et diabète; biochimie, physiologie, pathogénie, applications thérapeutiques») объемом более 400 страниц и получил степень «Agrégé de l’Enseignement Supérieur».

В 1946—1947 провел 18 месяцев в Стокгольме, работая в Нобелевском медицинском институте в лаборатории Хуго Теодора (лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицине 1955 года). Затем полгода провел в Вашингтонском университете (Сент-Луис), работая под руководством Герти Кори и Карла Кори (лауреаты Нобелевской премии по физиологии и медицине 1947 года).

С коллегами усовершенствовал метод клеточного фракционирования, разработанный Альбером Клодом. Улучшенный метод аналитического клеточного фракционирования позволил анализировать ферментативную активность различных фракций клеток, получаемых в процессе центрифугирования.

В 1949 году открыл органеллы, позже названные лизосомы, пероксисомы и провакуоли.

В 1951 получил должность профессора физиологической химии в Лувене, а 1962 году — профессора биологической цитологии в Рокфеллеровском университете (Нью-Йорк).

Признание

Кристиан де Дюв, Альбер Клод и Джордж Э. Палад получили Нобелевскую премии по физиологии и медицине в 1974 году «за открытия, касающиеся структурной и функциональной организации клетки».

Также удостоен:

• премией Пфицера от Бельгийской королевской медицинской академии (1957)
• премией Франки от Фонда Франки (1960)
• почетной премией от Гарднеровского фонда (1967)
• премией Хейнекена от Нидерландской королевской академии наук (1973)

Являлся членом нескольких академий: Бельгийской королевской медицинской академии, Папской академии наук, Американской академии наук и искусств и Национальной академии наук США.

Ссылки

• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1974/duve-autobio.html Автобиография Кристиана де Дюва на сайте Нобелевского комитета]  (англ.)
• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1974/duve-lecture.pdf Нобелевская лекция Кристиана де Дюва]  (англ.)
• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1974/duve-interview.html Видеоинтервью с Кристианом де Дювом]  (англ.)
• [n-t.ru/nl/mf/deduve.htm ДЕ ДЮВ (De Duve), Кристиан], Лауреаты Нобелевской премии: Энциклопедия: Пер. с англ.- М.: Прогресс, 1992.

Отрывок, характеризующий Дюв, Кристиан де

Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»