Дюггви
| Дюггви |
Дюггви (Dyggvi) — легендарный конунг Уппсалы из рода Инглингов, по некоторым сведениям — первый конунг из этого рода.
Дюггви был сыном Домара и Дротт, дочери Данпа[1], впервые названного конунгом на датском языке. "Сага об Инглингах" сообщает, что Дюггви был назван конунгом первым из всех Инглингов, возможно, имея в виду это родство как причину. "О том, что Дюггви был первым назван «конунгом», Снорри ошибочно заключил из того, что это слово впервые встречается в строфе о Дюггви, тогда как Домальди в строфе о его смерти назван в оригинале dróttinn, т. е. словом, употреблявшимся в том же значении, что и konungr"[2].
Дюггви умер своей смертью. Его преемником стал его сын Даг Мудрый.
Автор текста "Как заселялась Норвегия", упоминая Дюггви в родословной Харальда Прекрасноволосого, говорит: "Мы его зовём Трюггви"[3]
Напишите отзыв о статье "Дюггви"
Примечания
- ↑ Der Europäischen käyser- und königlichen Häuser historische und genealogische Erläuterung (1730-1731), Lohmeier, Georg von, und Johann Ludwig Levin Gebhardi, (3 volumes in 1. Luneburg: Sternischen Buchdruckerei, 1730-1731), FHL microfilm 1,051,694, items 4-6., pt. 1 p. 137.
- ↑ Круг земной. М., 1980. С.636.
- ↑ Как заселялась Норвегия, IV
Отрывок, характеризующий Дюггви
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
