Дюкасс, Жан-Батист

Жан-Батист Дюкасс
Jean-Baptiste du Casse
Портрет работы Гиацинта Риго, ок. 1700 г.
Дата рождения	1646(1646)
Место рождения	Собюсс, Королевство Франция
Дата смерти	25 июня 1715(1715-06-25)
Место смерти	Бурбон-л’Аршамбо, Королевство Франция
Принадлежность	Королевство Франция
Награды и премии

Жан-Батист Дюкасс (фр. Jean-Baptiste du Casse; 1646, Собюсс — 25 июня 1715, Бурбон-л’Аршамбо) — французский буканьер и адмирал.

Биография

В молодости ему не удалось поступить во французский флот, так как его родители были гугенотами. Тогда он приобрёл привилегию на асьенто и занялся торговлей рабами, плавая между Африкой и Карибским регионом.

На деньги, заработанные торговлей рабами, он купил корабль в Сан-Доминго и захватил нагруженное ценностями голландское судно. После этого он отправился во Францию и предложил короне половину своей добычи. За это он был назначен Людовиком XIV лейтенантом французского флота.

В 1687 году он попытался захватить город Эльмину в Гане; в июне 1689 года атаковал Бербис и форт Зеландия в Суринаме.

В 1691 году он был назначен губернатором Сан-Доминго, и вскорости завоевал уважение среди буканьеров острова. В последующие месяцы он предпринимал грабительские набеги на близлежащие английские колонии, включая Порт-Ройял, только недавно пострадавший от разрушительного землетрясения.

В 1697 году под начальством барона де Пуантиса он участвовал в успешном набеге на южноамериканский город Картахену, но не получил обещанную 1/5 долю добычи. Тогда он отплыл во Францию, чтобы лично потребовать свою долю от короля Людовика XIV. Он и его люди получили компенсацию размером 1.4 миллиона франков. Позднее он был повышен до чина адмирала и возведён в рыцари ордена святого Людовика.

В ходе войны за испанское наследство, был послан с эскадрой дле ведения боевых действий в Вест-Индию, где участвовал в недельном бою с английской эскадрой.

Отрывок, характеризующий Дюкасс, Жан-Батист

Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.