Дюкер, Карл Густав

Карл Густав Дюкер

Карл Густав Дюкер (швед. Carl Gustaf Dücker; 1663, Лифляндия — 3 июля 1732, Стокгольм) — шведский фельдмаршал, участник Великой Северной войны.

Биография

Происходил из древнего германского дворянского рода, среди его предков были рыцари Тевтонского и Ливонского орденов.

Свою военную карьеру начал в 1688 году в качестве волонтера на французской королевской службе в германском полку графа Фюрстенберга в звании кадета. В составе этого полка принимал участие в кампаниях в Пьемонте и Фладрии в 1690—1697 годах. Всего принял участие в 8 военных кампаниях. Участник семи сражений на территории Италии и Фландрии.

В 1700 году вернулся в Лифляндию. С началом Великой Северной войны, во время осады Риги саксонцами служил волонтером. Его храбрость и широкие познания в военном искусстве были замечены королём Карлом XII, который назначил его своим генерал-адъютантом 14 декабря 1700 года.

Принимал участие в сражениях при Нарве (30 ноября 1700 года), где был ранен. В последующем участвовал в сражениях на Двине (19 июля 1701 года), Клишове (19 июля 1702 года), Пултуске (2 мая 1703 года), осаде и капитуляции Торна.

22 декабря 1703 года произведен в чин полковника и назначен шефом вербованного драгунского полка, который набирался в Данциге. Во главе полка участвовал в штурме Львова 6 сентября 1704 года.

Одержал победу над саксонским отрядом полковника фон Брауна 6 ноября 1704 года при штурме Калиша, отличился в сражении у Пунитца 8 ноября 1704 года. 6 марта 1706 года под местечком Олковице разбил русско-польский отряд (7000 человек), имея в распоряжении, только свой драгунский полк.

Во время кампании Карла XII в России, принял участие в боях у Гнойного, Городни и сражении при Полтаве.

После гибели шведской армии вместе с королём отбыл в составе его свиты в Турцию, позже вернувшись в Швецию.

11 февраля 1710 года произведен в чин генерал-майора кавалерии.

В битве при Хельсингборге 10 марта 1710 года командовал резервом.

С 4 июня 1710 года шеф Вестгётландского кавалерийского полка.

1 мая 1711 года повышен в чине до генерал-лейтенанта и, спустя три месяца пожалован титулом барона.

Принял командование над корпусом Крассова в Померании в январе 1712 года, организовав оборону Штральзунда.

Заместитель командующего в битве при Гадебуше 20 декабря 1712 года, где был ранен.

После этого возглавлял гарнизон Штральзунда в ранге военного коменданта и губернатора. С 6 апреля 1713 года генерал от кавалерии. С декабря 1714 по декабрь 1715 года в крепости Штральзунда находился сам король Карл XII. По его приказу 22 декабря 1715 года, гарнизон Штральзунда, исчерпав все средства к сопротивлению, капитулировал. Дюкер был отправлен с остатками гарнизона в Гамбург.

Вернулся в Швецию в январе 1718 года. Участник норвежского похода 1718 года.

После смерти короля Карла XII, он в 1719 году был пожалован графом, а в 1720 году произведен в фельдмаршалы.

Литература

• А.В. Беспалов [www.academygps.ru/img/napoln/istoriya/publicy/podgotovka.pdf Офицеры Карла XII. Формы, методы подготовки и комплектования] (рус.).

Отрывок, характеризующий Дюкер, Карл Густав

Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.